Чак поланик

На грани

перевод - Завгородний

В ЭТОМ БАРЕ НЕЛЬЗЯ СТАВИТЬ БУТЫЛКУ НА СТОЛ, ПОТОМУ ЧТО тараканы заберутся по этикетке и утопятся. Каждый раз, когда ты ставишь бутылку — получаешь мёртвого таракана со следующим глотком.

Там были филиппинские стриптизёрки, которые между выступлениями играли в бильярд в своих верёвочках-бикини. За пять баксов они поставят пластиковый стул в тень между ящиками пива и станцуют у тебя на коленях.

Мы ходили туда потому, что это было рядом с больницей Доброго самаритянина.

Мы были у Алана, пока он не засыпал после болеутоляющих, а потом Джофф и я шли выпить пива. Джофф давил бутылкой пива таракана за тараканом, которые пробегали по нашему столу.

Мы говорили со стриптизёрками. Мы говорили с людьми

лоды, под

тридцать, и однажды вечером официантка спросила нас: «Если вы уже пялитесь на стриптизёрок в такой дыре, что же вы будете делать, когда состаритесь?»

За соседним столиком сидел врач, постарше нас, который

многое объяснил нам. Он рассказал, что тёмная сцена освещена

красным, чтобы скрыть шрамы и затяжки от уколов на стриптизёрках. Он показал, как их ногти, волосы и глаза говорят об их

детских болезнях. Их зубы и кожа говорят, насколько они хорошо питаются. Их дыхание в твоё лицо, запах их пота говорят, от

чего они умрут.

В этом баре пол, столы, стулья — всё было липким.

Кто-то говорил, что Мадонна часто бывала здесь, когда снимала в Портленде фильм «Body of Evidence», но тогда я туда уже не ходил.

Тогда Алан и его рак были уже мертвы.

*

Я уже рассказывал это, но как-то я пообещал познакомить подругу с Брэдом Питтом, если она даст мне помочь ей анатомировать трупы в медицинской школе.

Она уже три раза провалила экзамены, но её отец был

врачом, так что она просто возвращалась снова. Она была как

я сейчас, средних лет, самая старая в классе, и всю ночь мы резали три трупа, чтобы первокурсники могли их изучить назавтра.

Внутри каждого тела была страна, о которой я слышал,

но не думал в ней побывать. Были селезёнка и сердце и печень.

Внутри головы был гипоталамус, бляшки и узлы Альцгеймера.

Больше всего я был удивлён тем, чего там не было. Эти жёлтые выбритые кожистые телане были похожи на мою подругу, которая работала пилами и ножами. В первый раз я подумал, что может быть люди — это больше, чем их тела.

Что, может быть, есть душа.

В тот вечер, когда она познакомилась с Брэдом, мы шли из

павильона пятнадцать студии «Fox». Было заполночь, и мы шли

через тёмные декорации Нью-Йорка, использованные миллион раз после сооружения для фильма «Hello, Dolly» Барбары

Стрейзанд. Проехало такси с нью-йоркскими номерами. Пар

поднимался из решёток. Улицы были полны людей в пальто,

несущих сумки с покупками из «Gumps and Bloomingdales». Через минуту кто-то остановил нас, чтобы мы, смеющиеся, в шортах

и футболках, не влезли в рождественскую серию «NYPD Blue».

Мы пошли в другую сторону, через открытый павильон, где освещённые прожекторами актёры в синих хирургических халатах наклонились над операционным столом и притворялись, что спасают чью-то жизнь.

*

Как-то я отскребал пол в кухне и потянул что-то в боку. Так мне показалось сначала.

Тогда врач из стрип-бара уже был моим врачом.

Три дня я подходил к унитазу и не мог поссать, и когда я

бросил работу и приехал к врачу в офис, меня скорчило от боли.

Врач посмотрел мою спину и сказал: «Тебе нужно в больницу, или ты потеряешь эту почку».

Через пару дней я позвонил ему из ванны, где я сидел в

луже мочи и крови, пил калифорнийское шампанское и глотал

«Vicodin»[1]. По телефону я сказал ему: «Из меня вышел камень».

В другой руке у меня был девятимиллиметровый шарик маленьких кристаллов щавелевой кислоты, острых как бритва.

На следующий день я улетел в Спокейн и получил награду от Северо-западной тихоокеанской ассоциации книготорговцев за «Бойцовский клуб».

Через неделю, в день моего повторного осмотра, кто-то позвонил, чтобы сказать, что врач мёртв. Сердечный приступ ночью, и он умер один на полу возле кровати.

*

Темнота и красный свет. Декорации. Вскрытые тела. Мой врач, мой друг, мёртвый на полу спальни. Я хочу верить, что это всё уже истории.

Наши тела, я хочу верить, что это — просто сосуды. Что жизнь, физическая жизнь, — это просто иллюзия.

И я верю в это, но только на мгновение.

[1] торговая марка мощного обезболивающего препарата.

*

Смешно — последний раз, когда я видел своего отца живым, были похороны моего сводного брата. Он был молодой, считай молодой, мой сводный брат, под тридцать, когда у него случился удар.

Церковь дала нам меню и сказала выбрать два гимна, псалом и три молитвы. Похоже на заказ китайской еды.

Моя сестра вышла из комнаты, где была с телом своего мужа, и поманила мою мать внутрь, сказав: «Это какая-то ошибка».

Эта штука в гробу, высохшая, одетая и накрашенная, вообще не была похожа на Джерарда. Моя сестра сказала: «Это

не он».

Последний раз, когда я видел своего отца живым, он дал

мне галстук в синюю полоску и спросил, как его завязать. Я сказал ему стоять спокойно. С его поднятым воротником, я обвязал

галстук вокруг его шеи и начал затягивать его. Я сказал ему:

«Смотри вверх».

Это было как когда он показывал мне кролика вокруг норы[1] и завязывал мои ботинки, только наоборот.

Это был первый раз за много лет, когда моя семья пошла на мессу вместе.

*

Когда я пишу это, звонит моя мать, чтобы сказать, что у деда было несколько ударов. Он не может глотать, и его лёгкие наполняются жидкостью.

Друг, может быть мой лучший друг, звонит, чтобы сказать, что у него рак лёгких.

[1] Американцы учат детей завязывать шнурки, показывая «кролика», который оббегает нору и прячется в ней. Датчане рассказывают про пальму и озеро.

Мой дед — в пяти часах езды. Мой друг — в другом конце города.

А мне надо работать.

Официантка спрашивала: «Что вы будете делать, когда состаритесь?»

А я отвечал ей: «Я буду беспокоиться об этом, когда доживу». Если доживу.

Я пишу это в последний момент.

Мой сводный брат называл это «поведением на грани», привычкой откладывать всё на последний момент, чтобы придать больше драматизма и напряжения, чтобы выглядеть героем, сражающимся со временем.

«Когда я родилась», — говорила Джорджия оКиф, — «и где и как я жила, это не важно».

Она говорила: «Интересно должно быть, кем я стала». Вот, почему я написал «Удушье».

Извините, если всё это выглядит торопливым и отчаянным. Так и есть.

© Chuck Palahniuk

© перевод, Владимир Завгородний, 2005

© оформление, ID DESIGN STUDIO, 2005

www.palahniuk.com.ua