– Я купила тебе немного пахлавы. – Передаю ему пакет от Тони.

– Ты моя любимая Липовая Девушка, – заявляет он, выхватывая пакет у меня из рук и плюхаясь на диван.

Ставлю свою сумку возле двери и присоединяюсь к нему.

– Надеюсь, я твоя единственная Липовая Девушка.

Джетт вытаскивает кусочек пахлавы. Я быстро наклоняюсь вперед и откусываю уголок, прежде чем он успевает отправить его себе в рот.

– Эй, эй! Ты же сказала, что принесла это для меня.

Улыбаюсь с полным ртом, и он отвечает мне сердитым взглядом, а потом отворачивается и кусает. Похоже, он не против того, чтобы разделить со мной микробов.

Пережевываю, глотаю и откашливаюсь. Джетт закатывает глаза и подставляет пахлаву так, чтобы я могла откусить еще.

– Шпашибо, – говорю я с набитым ртом.

Джетт качает головой и доедает последний кусочек.

– Если я скажу, что мне надо делать домашку, ты меня возненавидишь? – интересуется он, кладя рюкзак на кофейный столик.

– Да. Я тебя ненавижу. Ты ужасный Липовый Парень. Худший. Пошел ты, козел.

Складываю руки на груди и отворачиваюсь, но долго так сидеть не могу.

– Да нет же, у меня тоже есть домашка, тупица. И я надеялась, что ты не возненавидишь меня за то, что мне придется ею заняться.

Иду за сумкой, возвращаюсь к дивану и с глухим стуком опускаю ее на стол.

Джетту везет, большинство его заданий можно выполнять на ноутбуке. Не то чтобы это как-то облегчало дело. Не представляю, как можно часами пялиться в графическую программу и раз за разом что-то там по чуть-чуть подрисовывать, чтобы сделать все как надо. Я бы с ума сошла.

Вытаскиваю учебники, кладу в стопку тетради и раскладываю в одну линию ручки. Для каждого предмета у меня отдельные тетрадка и ручка, а еще маленькие цветные наклейки для пометок. Помимо этого, у меня с собой распечатанные задания, и я готова вычеркивать их из списка.

– Мне нравится делать домашку под музыку. Если ты любишь тишину, я надену наушники, но обычно я просто врубаю звук на полную, – говорит Джетт.

– Да нет, я тоже слушаю музыку. – Вот только, вероятно, другую. – Обычно я включаю что-нибудь из классики. Или что-нибудь спокойное.

– М-да, это вроде как прямо противоположно тому, что слушаю во время работы я. Если техно прямо противоположно классике.

Понятия не имею, так это или нет, но сомневаюсь, что смогу заниматься под техно.

– Может, поищем компромисс? Что у нас между техно и классикой?

Мы на минуту замолкаем, ломая голову над проблемой, а потом Джетт достает свой телефон.

– Придумал.

Он подключает телефон к колонкам возле телевизора, и квартиру заливают звуки «Богемской рапсодии» группы «Queen». Не могу удержаться от смеха.

– Сойдет, – соглашаюсь я.

Он немного уменьшает звук и возвращается на диван.

В комнате горланит «Queen», Джетт сидит рядом, и я приступаю к работе. Будем надеяться, сейчас получится получше, чем в прошлый раз.

Устанавливаю для себя систему вознаграждений. Это единственный способ сделать хоть что-нибудь. Прочитала две страницы – быстрый взгляд на Джетта. Еще две страницы. Снова смотрю на Джетта. Закончив главу, позволяю себя на него попялиться. Он так сосредоточен на работе, что меня даже не замечает.

Или, может, все-таки замечает? Джетт, не переставая, ерзает и почти ничего не печатает, а только постоянно что-то прокручивает и слегка косит, глядя на экран. Что-то подсказывает мне, что это не входит в его задание. Вычеркиваю из списка первый пункт и мысленно выполняю небольшой победный танец. Может ли ЧТО-ТО быть лучше, чем вычеркивание пункта из списка? Не думаю.

А потом Джетт подпирает голову рукой, склонив ее набок, и я решаю, что, в конце концов, списки не настолько хороши. И все же кладу перед собой второй учебник и вторую тетрадь. Джетт вздыхает. У меня почти получается его проигнорировать, но я чувствую, что ему охота поболтать, только он не хочет меня отвлекать. «Queen» тем временем поют о толстозадых девчонках, которые заставляют мир вращаться. Мы действительно это делаем, на случай, если кому-то интересно.

– Ну что?

Открываю учебник на отмеченной странице и притворяюсь, что мне не интересны изгибы его спины и шеи, когда он наклоняется вперед. А еще меня не интересуют его уши, которые… очень красивы. Могут ли уши быть красивыми? Я раньше никогда особо не обращала внимания на уши. Если только они не торчали в стороны. Но его не торчат. Они изящные и просто идеальные. Ха! Кто знал, что уши могут быть настолько соблазнительными?

– Ничего, просто застрял на одном проекте. – Джетт захлопывает крышку ноутбука и потирает лицо ладонями. – Лучше всего отложить его и заняться чем-то другим.

Он вытаскивает из-под дивана альбом для рисования и хватает одну из моих ручек. Я чуть не ору на него за самоуправство, но мне слишком интересно узнать, что он собирается с ней делать.

Джетт открывает чистую страницу и опирается на подлокотник дивана, чтобы я не видела, что он рисует.

Наклоняюсь к нему, но он хохочет и еще сильнее откидывается назад.

– Просто возвращайся к своей домашке, Шен. Не обращай на меня внимания.

– Но я хочу знать, над чем ты работаешь.

Отодвинув тетрадь в сторону, наклоняюсь еще сильнее, пока почти не ложусь на него сверху. Джетт держит альбом на вытянутой руке, чтобы не дать мне дотянуться, и я сражаюсь с ним, но руки у Джетта длиннее моих, так что я сдаюсь.

– Ну ты и гад. – Бросаю в него еще одну ручку, но он уворачивается.

– В Липовых Отношениях, как на войне, все средства хороши, – пожимает Джетт плечами и возвращается к рисованию.

Пытаюсь вернуться к учебе или, по крайней мере, создать видимость этого. Не хочу, чтобы он осознал, как сильно меня отвлекает. Это так унизительно, когда ты единственная, кто не может сосредоточиться.

На фоне музыки «Queen» шорох его ручки, водимой по бумаге, звучит успокаивающе. Текст на странице, которую я рассматриваю, – просто набор линий, точек и закорючек. Там же нарисованы рисунки и графики, но ни те, ни другие ни о чем мне не говорят. Снова начинаю делать записи, надеясь, что хоть что-нибудь из всего этого осядет у меня в голове. Однако на этот раз замечаю, как Джетт постоянно украдкой смотрит на меня поверх альбома. Только поймаю быстрый взгляд великолепных глаз на мне – как он тут же возвращается к бумаге.

– Прекрати на меня пялиться, – говорю я, не отводя глаз от учебника.

– Ты бы не узнала, что я пялюсь на тебя, если бы сама на меня не пялилась, – возражает Джетт.

Он проводит особенно длинный штрих и начинает исправлять ошибку. Качаю головой и переворачиваю страницу, хотя так и не закончила с предыдущей.

– Ты по-прежнему это делаешь.

– Это что, очередное правило, которое ты хочешь добавить к списку? Не пялиться?

Еще несколько штрихов ложится на бумагу.

– Да мне без разницы!

Решив прекратить все это, разворачиваюсь и опираюсь на подлокотник дивана со своей стороны, повернувшись к нему почти на три четверти спиной. Джетт опять вздыхает, закрывает альбом и бросает его на пол. Потом достает из-под дивана что-то еще.

– Господи, сколько барахла у тебя там валяется?

– Мне приходится прятать вещи в очень странных местах. У Хави есть привычка брать их, когда меня нет, а потом не класть обратно. Забавно, но под диваном он никогда не ищет.

Вытащив деревянную коробку, Джетт достает оттуда несколько квадратных листов цветной бумаги. Он начинает колдовать над одним из листков, и я не могу удержаться, чтобы не наблюдать за ним.

– Кто тебя этому научил?

– Отец. – Вот и все, что я слышу в ответ. Совсем недавно я сообразила, что его семья – больная тема, так что вообще-то удивлена, что услышала даже это. – Оригами меня успокаивает. Помогает переключиться.

Джетт загибает угол и проводит ногтем по сгибу, чтобы тот стал более четким. Потом сворачивает листок еще несколько раз. Действия Джетта оказывают на меня почти гипнотическое воздействие. Понимаю теперь, как это может успокаивать. Он продолжает крутить бумажку в руках, сворачивая ее снова и снова. Понятия не имею, что он делает. Еще дюжина-другая движений – и в руках у Джетта оказывается еще один журавлик. Но он отличается от предыдущих. Джетт тянет его за хвост, и журавлик начинает махать крыльями. Еле сдерживаюсь, чтобы не захлопать в ладоши от радости, как маленький ребенок.