—◦Ого! Хороши-то так влипнуть!.. Поднажмем.

—◦Тридцать два человека.

—◦Черт! Откуда они столько набрали?.. Устроим в машинном человек пятнадцать. А домашних животных у них там нет? Скажи, крупнорогатый скот не берем. Пусть забивают сразу, чтобы добро не пропало. Да! И пусть жарят котлеты. А то тебя съем по пути.

—◦Если им все это передать, они вызовут для тебя скорую помощь.

—◦Ничего. В больнице По крайней мере регулярно кормят…

Он вышел на палубу.

Они только что вернулись домой. Сегодня их никто не заставлял выходить. Заманчиво было — проверить турбину в экстремальных условиях, и он выпросил «добро» на этот рейс.

Катер покачивался на зыби. В своей крошечной бухте они сидели словно в окопе. Шторм оставался за порогом ущелья-пролива, изломанного углом. Ветер прокатывался слишком высоко. От всей пьяной стихии оставался дождь, оседал мелкими каплями безвредно и спокойно. За причалом полого поднимался широкий уступ, на нем среди деревьев стоял их дом, наполненный светом и теплом, а за десятки километров и шалаша не встретишь.

На причале сидел «водолаз», ньюфаундленд.

—◦Ник!◦— крикнул он собаке.◦— Скоро вернемся! Командуй тут! Бди!

Старшим пес оставался над котом и двумя белками, птицы не в счет — сами себе хозяева.

—◦Ник! Сними! Вон! Да! Это! Да!.. Хорошо! Молодец!

Он отпустил носовой конец, и собака сбросила петлю с кнехта. Кормовой металлический тросик отдавался автоматически, из рубки. Мари уже включила автоматику, ворчливо загудел электромотор барабанчика. Его заглушила турбина. И тотчас за открытым люком машинного резко щелкнул реверс. Под кормой вспенилось. Ах, дьявол! Мари поторопилась дать ход. Пришлось прижаться к рубке — тросик в одно мгновение натянулся и звонко лопнул.

—◦Не дрейфь, Ник! Это бывает!..

Он подобрал и заправил оборванный конец. Ну вот, делать сплесень. Занятие малорадостное — поисколешь руки. А признак вполне дурной.

Прежде чем захлопнуть люк, он заглянул в машинное, свесился вниз. Человек двадцать вполне войдут. И комфорта хватит: сухо, тепло, чисто. Все закрыто пластиком. Мари оказалась-таки права: даже в ахтерпике должно быть по-человечески, коль и там бывают люди. Пожалуй, женщины вообще прирожденные дизайнеры. Они умеют понимать и приспосабливать вещи, изящно закрывать безобразные углы.

Возвращаясь в рубку, он подумал, сразу ли повиниться перед Большой землей или потом? По испытательной программе турбине полагалось сейчас отработать два часа без нагрузки, на холостых оборотах. Соединительный шланг от наземного контрольного стенда так и остался на причале. Институтский компьютер поди уже подмигивает оператору, что информации ноль. Бог с ним! Вечером. Пароходство же не откажется подтвердить их участие, а значит, и случайность самовольной отлучки.

А катер уже влетел в нависшее над ним ущелье. Невольно хотелось пригнуться. Да и зажмуриться: Мари вошла в пролив с опасной скоростью. Чуть зазевайся!..

Выходить из пролива в шторм умел он, она — безупречно заскакивать обратно. То и другое было близко к цирковому трюку, но без лонжи. Оба к риску относились с большим уважением. Риск нужен в жизни. Проверяет. Всегда требует самого высокого умения, самой отменной точности, самых свежих чувств, самой великой собранности. Что ни говорили бы и ни будут говорить, риск следует почитать. Глупо все время рисковать, дешевое безрассудство. Глупее никогда не рисковать.

На выходе их тряхнуло сильнее, чем ожидали. Мари ткнулась коленом в приборную доску. Пытаясь подхватить молодую женщину, он ударился о клавиатуру управления. Турбина отозвалась ералашем звуков. Они оглянулись. Корма пронеслась, видимо, в нескольких сантиметрах от скалы. Им показалось, будет удар. Его не было.

—◦Бандитка,◦— притянул он Мари.◦— В следующий раз не успею поймать — улетишь за облака.

—◦Стану первой французской космонавткой,◦— стряхнула она с ноги осколки стекла.◦— Бог, как жаль!

—◦Испортился б все равно когда-нибудь,◦— махнул он на прибор.◦— Разве убытки? Хуже — оторви ты мне шею… К ним идет еще кто-нибудь?

—◦Лесовоз и спасатель. Спасатель далеко. Лесовозу два часа.

—◦Два часа! Поседеешь. Бери управление. Осмотрю турбину. Полную нагрузку дай минуты через три. Делай так: лезем в гору — посильнее, на гребне и с горы — полегче. Уловишь, запиши режим и переключи на автомат. Нечего ему дурака валять!.. За меня не беспокойся — уберегусь.

Но пролезая через переходные люки, он крепко ударился головой несколько раз. Что взять с судостроителей — ни одно судно в мире не рассчитано на безусловно удобные прогулки по нему во время шторма. Спасибо и за непотопляемость!

Нечаянно, а все же слишком нехорошо он поступил с турбиной: сразу пять режимов, на всю ширину локтя, скомандовал — не разладить бы.

Он оседлал было турбину верхом и тут же чуть не слетел, как ковбой с дикой лошади. Пришлось ползать на четвереньках. Снял несколько щитков кожуха, включил внутреннюю подсветку и кое-что тронул инструментами. В общем-то для успокоения. Как хороший шофер вечно что-нибудь подправляет у своей машины для профилактики!

Он был ее ведущим конструктором, знал лучше, чем водопроводчик радиатор отопления. Все же передоверяться не стоило. Он решил еще раз прикинуть. Уставился в одну точку. Если ему было нечем и не на чем писать, он мог набросать на воздушных листах воображения немало цифр и вычислений, сохраняя их в памяти настолько отчетливо, что брался при необходимости пройтись с начала и разыскать ошибку. С килевой качкой свист и вой турбины переходили друг в друга. И были ему сейчас важнее выручки калькулятора.

Минут через десять вызвала Мари.

—◦Что? Торопят?

—◦Да. Поднимайся.

—◦Трудно держать курс?

—◦Не оставайся там долго, слышишь?

Он понимал тревогу Мари. Испытания турбины — как испытательные полеты нового самолета. Случиться может всякое. На прошлой неделе они едва не сгорели со своей подопечной. Автоматическая противопожарная система блестяще не сработала. Он за нее успел перекрыть топливо, Мари — запустить огнетушители. Судьба отвела им только одну секунду. Они из нее сделали две.

Потом он долго спрашивал себя: каким святым образом они с Мари так верно разделились? Сделай общее движение в одну сторону — взрыва не миновать. Вечером того дня, когда он сел почитать перед камином, Мари обняла его и долго молча смотрела в огонь. Сжигала в пламени ненавистные мысли о неизбежно разлучной смерти. Только крепко любящие умеют так ненавидеть ее.

—◦Ты не представляешь, до чего я додумался,◦— вдруг сказал он.◦— Хочешь кофе?

—◦Каким образом?◦— удивилась она.

—◦То-то! Подожди, пожалуйста, еще немного. Сейчас!

Он и в самом деле занялся напитком, пристроив кофеварку возле камеры сгорания.

На то ли еще способна их турбина!

«Возлюбленная моя! Ограждающая от зла и смерти! Творящая добро и жизнь! Возлюбленная моя! Люди видят тебя как женщину, а ты — великая и светлая тайна, священный престол, у которого надо молиться. Если бы я умирал, ты сказала бы: твоя могила темна и сыра, боюсь, что там будет плохо тебе,◦— пошла бы за мною. Если б умирала ты, и я бы сказал: не умирай, ты не знаешь, как будет плохо без тебя,◦— ты преодолела бы смерть и жить осталась бы ты…

Кто ты, светлая тайна?»

Это строки Леонида Андреева об Александре Михайловне Виельгорской, «Даме Шуре», как ее звал Горький и которую мельком обрисовал: «Очень милая молодая девушка, курсистка, тоненькая, черненькая». Она умерла в Берлине. Сохранилась ли ее могила? Я бы всю жизнь носил на нее цветы. В благодарность за великий подвиг — за доброту ее любви!

Поливода не отказался от горячего чая. Пока готовил шлюпки, вымок с ног до головы. И продрог на ветру. К тому же еще нежданная беда: одну шлюпку сорвало совсем, другую ударило о борт. Дрова! И чай вместе с живительным теплом возвращал ему размеренность размышлений.

Его занимала та великая странность стечения обстоятельств, которую еще называют судьбой, задумайся над которой, нельзя не подивиться: отчего бы и в самом деле двигателям не выйти из строя, ну скажем, вчера, позавчера, месяц назад или через неделю, когда еще не было или уже кончился бы шторм и были бы они не здесь, в шаге от гибели, а в открытом море. Подрейфовали бы, а уж там как-нибудь! Сколько же было у этой случайности безопасных возможностей! Случилось же и свалилось разом все — хуже некуда.