6) И в нем будет устроено несколько представлений (Москва и Петръградъ9). Будут поставлены Дейма: Крученых «Победа над Солнцем» (опера), Маяковского «Железная дорога», Хлебникова «Рождественская сказка» и др.10
Постановкой руководят сами речетворцы, художники: К. Малевич, Д. Бурлюк и музыкант М. Матюшин.
Скорее вымести старые развалины и возвести небоскреб, цепкий как пуля!
С подлинным верно. Председатель:
Секретарь: А. Крученых, К. Малевич.
Усикирко. 20 июля 1913 г.
Отмежевавшиеся от Ларионова. Письмо в редакцию*
Прочитав в № 10 Вашей уважаемой газеты фельетон, в котором г. Петров разделяет русских футуристов на две группы: последователей Ларионова и Бурлюка1, вспоминаю рыболова, который поймал рыбку, посмотрел на нее и сказал:
– Да, это она и есть глава всех рыб! Видите, как плюется?
С другой стороны, присоединяюсь к письму Вадима Шершеневича и заявляю, что забрасывание тухлыми яйцами, обливание кислым молоком, а также пощечины, на чем строит свой футуризм и популярность лучист Ларионов, принадлежат дикой толпе, к которой приобщается и он, что видно из газеты «Вечерние Известия» № 3812.
Прошу вас довести до сведения читателей, что группа русских футуристов-художников с лучистом Ларионовым ничего общего не имеет и ограждает себя от такого главы.
Художник К. Малевич.
Новь, 1914, № 12
Пасха у футуристов. пасхальные пожелания*
1. Разум – каторжная цепь для художника, а потому желаю всем художникам лишиться разума.
Художник К. Малевич
2. Присоединяюсь.
Александра Экстер
3. Освобождения от варварского ига.
Артур Лурье
4. Воскресения
Н. Кульбин
5. Ужасно боюсь Пасхи: похристосуешься, – а вдруг – Измайлов?!1
Поэт В. Маяковский
6. Отчаянно люблю Пасху. – Она весной и куличевая (а кулич – вкус мудрецов) и, главное, можно целоваться даже с незнакомыми. И еще – я родился на Пасхе.
Василий Каменский
Синий журнал, 1915, № 12
От кубизма к супрематизму*
Пространство есть вместилище без измерения, в котором разум ставит свое творчество.
Пусть же и я поставлю свою творческую форму.
Вся бывшая и современная живопись до супрематизма, скульптура, слово, музыка были закрепощены формой натуры и ждут своего освобождения, чтобы говорить на своем собственном языке и не зависеть от разума, смысла, логики, философии, психологии, разных законов причинности и технических изменений жизни.
То было время вавилонского столпотворения в искусстве.
Искусство живописи, скульптуры, слова – было до сей поры верблюдом, навьюченным разным хламом одалиск, Египетскими и Персидскими царями Соломонами, Саломеями, принцами, принцессами с их любимыми собачками, охотами и блудом Венер.
До сей поры не было попыток живописных как таковых, без всяких атрибутов реальной жизни.
Живопись была галстухом на крахмальной рубашке джентльмена и розовым корсетом, стягивавшим разбухший живот ожиревшей дамы.
Живопись была эстетической стороной вещи, но она никогда не была самобытна и самодельна. Художники были судебными следователями, чинами полиции, составлявшими разные протоколы о порченых продуктах, кражах, убийствах и бездомных бродягах.
Художники были также адвокатами, веселыми рассказчиками анекдотов, психологами, ботаниками, зоологами, археологами, инженерами, но художников творцов не было.
Наше передвижничество раскрашивало горшки на заборах Малороссии и старалось передать философию тряпок.
Ближе к нам молодежь занялась порнографией и превратила живопись в чувственный, похотливый хлам.
Не было реализма самодельной живописи, не было творчества. Нельзя же считать композицию развратных баб в картинах – творчеством.
Нельзя также считать и идеализацию греческих изваяний, ведь там было лишь желание улучшить субъективное «Я».
Также нельзя считать и те картины, где есть утрировка реальных форм: иконопись Джотто, Гоген и т. п., а также и копии натуры.
Творчество лишь там, где в картинах является форма, не берущая ничего созданного уже в натуре, но которая вытекает из живописных масс, не повторяя и не изменяя первоначальных форм предметов натуры.
Футуризм, запретив писать женские окорока, копировать портреты, – удалил и перспективу.
Но и он внес запрет не во имя раскрепощения живописи от упомянутых принципов: возрождения, антиков и т. п., а в силу изменения технической стороны существования.
Новая железная машинная жизнь, рев автомобилей, блеск прожекторов, ворчание пропеллеров разбудили душу, которая храпела, задыхаясь в погребе перечисленных ошибок.
Динамика движения навела на мысль выдвинуть и динамику живописной пластики.
Но усилие футуризма дать чистую живописную пластику как таковую не увенчалась успехом: он не мог разделаться с предметностью вообще и только разрушил предметы ради достижения динамики.
И последнее было достигнуто тогда, когда наполовину изгнан был разум, как старая мозоль привычки видеть предметы целыми и неустанно сравнивать их с натурой.
Но еще больше удаляет цель достижения чистой живописной пластики в футуризме то, что в картине конструкция пробегающих вещей – имеет в виду передачу впечатления состояния движения натуры.
Раз выставлена такая задача, необходимо оперировать с реальными формами, чтобы получить впечатление.
Но как бы ни было, в кубофутуризме налицо нарушение целости предметов, разлом и усечение их, что приближает к уничтожению предметности в искусстве творчества.
Кубофутуристы собрали все вещи на площадь, разбили их, но не сожгли. Очень жаль!
Живопись была ими выведена из модно-галантерейных, мануфактурных и парфюмерных магазинов, и ее одел наш машинно-железо-бетонный век.
Футуристов поразила необыкновенная сила несущихся предметов, быстрая их смена, и они стали искать средство, каким образом передать современное состояние жизни.
Конструкция же картины возникала от нахождения на плоскости точек, где бы положение реальных вещей при их разрыве или при встрече их дали бы время наибольшей скорости.
Нахождение этих точек может быть сделано произвольно, независимо от физического закона естественности и перспективы.
Поэтому мы видим в футуристических картинах появление дыма, туч, неба, лошадей, автомобилей и разных других предметов в положениях и местах, не соответствующих натуре.
И состояние предметов стало важнее их сути и смысла.
Мы увидели картину необычайную, новый порядок предметов заставлял содрогаться разум, критики бросались, как собаки из подворотни, на художника.
Позор им!
И нужно было <иметь> громадную силу воли, чтобы нарушить все правила и содрать огрубевшую кожу души академизма и плюнуть в лицо здравому смыслу.