Я кладу ключи в карман и переступаю через трещины в асфальте на пути к его двери. Уже ненавижу это место. Оно вытаскивает нитки из ткани моего комфорта, разрывая швы до тех пор, пока я не вижу осколки жизни, которую считала невозможной в моём милом маленьком городке.

Я выравниваю плечи и, поднимая кулак, стучу три раза. Внутри кто-то кричит имя Адама. Затем я слышу кашель, ужасный, влажный хрип. Через две двери молодая мать садится в свою машину с плачущим ребенком на буксире.

Опускаю взгляд на сигаретные окурки на краю тротуара, потому что не хочу смотреть на это. Я чувствую себя как избалованный, неблагодарный мальчишка, который вырос не здесь.

Дверь распахивается, и вот он, этот мрачный, красивый и трагический парень. Он не выглядит счастливым от того, что видит меня.

— Чего ты хочешь, Хлоя?

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Поговори с Блейком.

Святое дерьмо, он ревнует. И я этого не понимаю. Просто не понимаю. Но мне нравится. Какая-то вывернутая часть меня хочет, чтобы он ревновал.

Я хочу, чтобы он хотел меня. Потому что какая-то часть меня определенно хочет его.

— Я могу войти? — спрашиваю я высоким, тонким голосом.

— Сюда? — переспрашивает он, как будто я сошла с ума.

— Ну, мы можем прогуляться, — говорю я, но замолкаю, глядя вокруг, на разбитые бутылки и абсолютное отсутствие красоты.

— Сейчас холодно, Хлоя.

— Знаю. Я знаю, но мне действительно нужно поговорить с тобой.

И я поговорю. Незаданные вопросы жгут горло. Я чувствую, как они хотят вырваться из меня. Вопросы о списке. Об учебной группе. О нём и обо мне, и о том, что между нами определенно что-то происходит.

Он проскальзывает наружу из дверного проёма, достаточно близко, что мне нужно сосредоточиться, чтобы удержать глаза на его лице. У него настороженное выражение лица, голова наклонена в мою сторону.

— Ты думаешь, Блейк хотел бы, чтобы ты была здесь, Хлоя?

Моё дыхание замирает. Как будто что-то сжалось вокруг моих рёбер. Он выглядит таким злым. И в какой-то мере виноватым.

Не могу видеть его таким. Мне надо что-то сделать.

Адам усмехается над моим молчанием и идёт назад. Я хватаю его за рукав, тяну за него.

— Адам...

— Пусти, Хлоя.

Он стряхивает мою руку и двигается прочь, и я чувствую себя немного безумной, когда его рукав выскальзывает из моих рук. Мне нужно, чтобы он остался со мной, потому что я чувствую себя правильно рядом с ним. И я вспоминаю события рядом с ним. И мне нужно знать почему. Но я ничего из этого не говорю, а он уходит назад к дому.

Как будто мой язык парализован.

— Иди домой, — говорит он, и дверь захлопывается у меня перед носом.

— Я не могу ничего вспомнить! — с отчаянием кричу я.

Моё дыхание парит в темноте, пока сердце пропускает удар. Потом ещё один. А затем Адам открывает дверь.

Я чувствую, что мои плечи обвисают с облегчением. Он как будто снял тысяча-пудовый груз с меня. Тот, кто находится внутри его квартиры, снова кашляет, разрывая магию, напоминая мне, что я всё ещё на улице. Неприглашённая.

Адам закрывает за собой дверь, когда выходит снова, его тёмно-серая толстовка расстёгнута поверх старой футболки. Он не брился. Это придаёт холодность его чертам, но он всё равно выглядит как кусочек неба для меня — безопасный, тёплый и настоящий.

— О чём ты говоришь? — спрашивает он.

Я сомневаюсь, потому что понимаю — я не смогу повернуть назад. Я не могу взять слова обратно после того, как они высказаны.

— Хлоя, — говорит он, заставляя меня продолжать.

— Я не могу вспомнить, — отвечаю я. — Я не могу ничего вспомнить с мая. И я понимаю, это звучит безумно, и это безумие, но я не сумасшедшая. Что-то происходит со мной. Я заснула в кабинете. Прилегла всего на секунду, а когда проснулась, была зима, и вся моя вселенная была иной.

Мои слова скатываются так быстро, что я едва перевожу дыхание.

— Теперь я этот человек, с великолепными оценками, Блейком и… и тобой и мной, и я не знаю, что всё это значит, или как это произошло, или как я потеряла Мэгги…

— Притормози, — говорит он, прерывая меня на полуслове.

— Я не могу притормозить, Адам! Я не помню шесть чёртовых месяцев, понимаешь? Я не могу вспомнить ничего, что произошло со мной. Помнишь ту ночь в школе? Когда ты сказал, что я звонила тебе? Я не помню, что звонила тебе. Я вообще не помню, что разговаривала с тобой прежде.

— Ты не помнишь, как звонила мне, — говорит он, нахмурившись. — Та ночь в школе… ты не помнишь этого?

— Я пытаюсь сказать тебе, что вообще ничего не помню! У меня есть фотографии, которые я не понимаю, и прежде чем ты спросишь меня, да, я была у доктора, и мой мозг в полном порядке. Что означает, что доктора и мои родители думают, что я абсолютно слетела с катушек, но они даже понятия не имеют…

— Чёрт, Хлоя! — Его голос звучит грубо.

Его руки смыкаются вокруг меня, и он привлекает меня к себе, пряча моё лицо в своей футболке. Я сразу заливаюсь слезами, мои руки оборачиваются вокруг него, как будто они были выращены на моём теле именно для этой цели. Я чувствую давление его сильных рук на моих лопатках, его мягкий шёпот заглушается в моих волосах. Делаю судорожный вдох, забирая его теплоту и чувствуя правильность, в первый раз за последнее время.

И от этого я понимаю.

Вот как всё должно быть с Блейком. Покалывание и тепло, и больше, чем можно сказать словами.

— Ты не сумасшедшая, — говорит он. Ясно как день. Словно нет ни единой причины так думать.

Я киваю и закрываю глаза. Его руки теперь в моих волосах, и каждая частица моего тела осознает всего его. Неправильно так сильно его хотеть.

Он, похоже, тоже осознает это, и мы отстраняемся. Я не хочу, чтобы он уходил. Правда тяжелее, холоднее вне пространства его рук.

Я смотрю вверх на него, и он поднимает мой подбородок, фокусируя глаза на мне.

— Ты сказала, что не помнишь ничего до той ночи. Но ты помнишь всё, что было раньше мая?

— Да.

Он верит мне. Я думала, будет тяжелее довериться ему, но он даже не выглядит шокировано. Как будто люди каждый день говорят ему, что потеряли громадный кусок своей жизни.

Он касается ладонью моей щеки, и я закрываю глаза, делая вид, что думаю. Но я не думаю. Я впитываю ощущение его кожи на моей. Чувство знакомости его объятий. Его запаха. Я медленно выдыхаю, и приходит воспоминание.

Пицца.

Сырный, жирный кусок.

И заметки по химии разбросаны по всей моей тарелке.

Я читаю что-то о хлориде натрия, Адам кивает и переходит к следующей карточке из его кучки.

Я отстраняюсь, встряхиваясь от прошлого. Сейчас мне нужно быть в настоящем.

— Ладно, расскажи всё по порядку, потому что я немного запутался.

— Я не помню ничего из того, что происходило между маем и той ночью. Всё лето и осень просто... прошли мимо.

Я делаю паузу и тяжело сглатываю перед тем, как признаюсь в остальном.

— Кроме некоторых вещей о тебе. Когда ты... прикасаешься ко мне, иногда у меня бывают проблески того, что произошло между нами.

Я открываю глаза, зная, что мои щеки покраснели. Адам, кажется, этого не замечает. На его губах улыбка, как будто ему нравится слышать такое. Но есть ещё что-то. Печальная тень в его глазах.

— Когда я прикасаюсь к тебе? — мягко спрашивает он, подходя немного ближе.

А затем я делаю небольшой полушаг к нему. Мы собираемся пересечь личное пространство каждого из нас, если продолжим в том же духе, но мне плевать. Независимо от того, что я должна, я просто делаю так.

— Ты прикасаешься к моим рукам, — говорю я, и затем беру его за руку, проскальзывая ладонью в его.

Я вижу проблески из прошлого.

Он отрывается от книги. И затем я слышу его смех. И затем эта пиццерия. В моих воспоминаниях он с усмешкой толкает ко мне красный газированный напиток, и я быстро убираю записки по химии с его пути.

— Мы ели в пиццерии и занимались химией. Ты дал мне попить что-то красное.