Я полагаю, не менее шести месяцев.

Паника поднимается снова, сжав горячие пальцы вокруг моего горла. Я заставляю себя сосчитать до десяти. А затем до двадцати. Наконец я бросаю попытки обрести внутреннее спокойствие и открываю замёрзшую дверцу машины. Завожу двигатель и нахожу свой скребок на заднем сидении, затем приступаю к очистке лобового стекла от наледи. Я дрожу так сильно, что мои зубы выбивают чечётку.

Я прерываюсь, чтобы набрать Мэгги, но опять попадаю на голосовую почту. То, что она не ответила снова, ошеломляет меня так же, так и всё остальное. Она не может принять душ, не положив телефон на раковину, а теперь три звонка без ответа?

Я слышу рычание двигателя и вскидываю голову, как испуганный олень, под светом двух фар, заворачивающих на стоянку. Мое сердце начинает тяжело биться в горле, в то время как красный Мустанг по широкой дуге приближается ко мне.

Блейк?

О боже, пожалуйста, только не сейчас. Не когда я окончательно закоченела и совершенно нестабильна из-за острого приступа долбанной амнезии.

По некоторым причинам я не могу даже понять, почему машина направляется прямо ко мне. Как он мог увидеть меня с главной дороги? Похоже, он знал, что я буду здесь.

Автомобиль подъезжает и останавливается, открываются двери. Возможно, это его сестра или мама. Или, боже, может, кто-то угнал его машину и теперь собирается убить меня. Любой из этих вариантов был бы для меня предпочтительным.

Но нет. Это он. Блондин с ямочками на щеках, игрок в лакросс и тот, в кого влюблена как минимум половина всех девчонок в старшей школе, что ни для кого не секрет.

— Боже, Хлоя. Я ужасно волновался, — говорит он, хлопнув дверцей и направляясь ко мне.

Прежде чем я могу что-то сказать или хотя бы моргнуть, он заключает меня в крепкие объятия. Он пахнет, как всегда, дорогим одеколоном, о котором большинство парней могут только мечтать. И да, до этого момента я бы отдала все, чтобы получить хотя бы легкое похлопывание по спине мимоходом с его стороны. Но сейчас… это слишком.

Его одеколон, его супермягкая куртка. Я чувствую удушение. Поднимаю руки, чтобы оттолкнуть его, но он отступает первым. На его лице написана странная смесь беспокойства и раздражения. Я делаю шаг назад, мой скребок все ещё зажат в левой руке.

Он протягивает руку, заправляя прядь моих темных волос за ухо. Волосы скользят по шее, оставляя после себя миллион мурашек. Они не должны касаться моей шеи. Я отрезала волосы до подбородка на прошлой неделе, но они уже не короткие.

Блейк улыбается, и я отчаянно пытаюсь сказать ему что-то в ответ, но не могу.

Сзади я слышу тяжёлые шаги, направляющиеся от школы. Рука Блейка ложится на моё плечо. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это, но я не могу удержаться.

Я хотела бы, но не могу. Выражение лица Адама превращает мой живот в камень. Я знаю это чувство, поднимающееся изнутри, но я уже не принадлежу себе. За что я должна чувствовать себя виноватой?

Адам отбрасывает свои тёмные волосы с глаз и отвешивает нам наполовину искреннее приветствие. Он перекидывает свой рюкзак на другое плечо и поворачивается, чтобы пересечь школьное поле в своих не до конца завязанных ботинках.

Он замёрзнет на этом снегу. Где его машина?

И почему мне не наплевать? Он незнакомец, и мне всё равно, где его машина. Только вот он не незнакомец, а я определенно сильно волнуюсь.

Прикосновение к руке заставляет меня обратить внимание на Блейка. Он такой же незнакомец, но мне не нужно его бояться. Он как парень с рекламного плаката. Хороший горожанин, президент класса. Он, возможно, делает рекламу Бойскаутам, когда не помогает маленьким старушкам переходить дорогу.

Он единственный, с кем я должна чувствовать себя в безопасности.

— Хлоя, ты в порядке? — спрашивает он, положив руку чуть выше моего локтя.

— Нет, не совсем… — признаюсь я.

— С твоей головой все в порядке? Почему ты в грязи?

Как только он говорит это, мои пальцы нащупывают набухшую шишку прямо под затылком, и я вздрагиваю от боли. Что за чёрт? Когда это случилось?

— Полегче, — говорит Блейк, и я опасливо отступаю от него. Он игнорирует меня, подходит ближе, чтобы взять меня за руку. — Ты очень сильно ударилась. Не могу поверить, что ты не поехала сразу домой. Возможно, мне следует отвезти тебя в больницу.

— Я не ударялась головой, — говорю я, несмотря на то, что, очевидно, так и было.

И совершенно ясно, что он видел, как я ударилась.

Теперь он выглядит очень обеспокоенным, его брови нахмурены и в глазах печаль. Он не знает меня настолько хорошо, чтобы так беспокоиться обо мне. Или обнимать меня.

Мир начинает клониться, и мне приходится облокотиться на крышу моей машины, чтобы не свалиться в обморок.

— Хлоя, думаю, надо отвезти тебя в больницу, — медленно произносит Блейк. — Ты хотя бы знаешь, почему ты здесь? И почему ты такая грязная?

Я осторожно прикасаюсь к шишке, в надежде, что это даст мне ответы.

— Я не знаю. Я помню… — Я тяну, потому что не знаю, что собираюсь сказать. Я помню, как засыпала в аудитории. В последний вторник мая.

— Ты помнишь прогулку до моего дома прошлым вечером? — спрашивает он.

Прогулка с Блейком Таннером? Невозможно. Если бы Блейк передал мне салфетку в кафетерии, я бы обсуждала это с Мэгги еще дня три. Я бы не смогла забыть прогулку.

— Помнишь? — мягко повторяет он, и я чувствую, как его пальцы переплетаются с моими.

Его рука теплая и широкая, такой, какой и должна быть рука парня.

— Ты помнишь, как поскользнулась на крыльце? Тогда ты и ударилась головой. Хотя я и не понимаю, где ты так испачкалась.

Я снова дотрагиваюсь до головы, на этот раз сознательно отмечая холодные тёмные пятна на коленках моих джинсов. Это то, что случилось? Глупая травма головы или что?

Я хотела бы, чтобы это было правдой. Мне нужно, чтобы это было правдой.

— Поскользнулась на тротуаре, — автоматически лгу я, смотря на свои грязные коленки. — Я действительно устала. Мозг тормозит.

— Давай отвезу тебя домой, — предлагает он. — По крайней мере, твоя мама посмотрит.

Я оборачиваюсь на свою запорошенную снегом машину, затем на его сияющий, только что из гаража, Мустанг. В тёмном салоне, скорее всего, жарко. Возможно, если я присяду ненадолго, я все пойму.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — если ты уверен, что тебя это не сильно затруднит.

Он смеется над моей фразой, как будто смешно, что я вообще могу так подумать.

— Нет, Хлоя. Меня не сильно затруднит отвезти свою девушку домой.

Девушку?

Девушку??? Он сказал девушку?

Это же шутка. Зачем так шутить надо мной. Потому что я влюблена в него? Но кто нет?

Нет, это не может быть правдой. Блейк не стал бы ввязываться в шутки с малолетками. Ради Бога, он же состоит в школьном патруле.

Но это не может быть ничем другим.

Блейк не замечает, что я стою и моргаю, как рыба. Он берет скребок у меня из руки и выключает зажигание в моей машине, а затем блокирует дверцы. И по тому, как он уверенно возится с замками или с зажиганием, я понимаю, что он делал это раньше. С хмурым взглядом он протягивает мне сумку.

— Это было на полу.

— Спасибо.

Он улыбается и ведёт меня к Мустангу. Я верчусь, смотря, как он открывает пассажирскую дверь, а затем помогает мне сесть, как будто это самая обыкновенная вещь. Как будто я обычно не впадаю в экстаз от возможности посидеть в его машине.

Но когда я откидываюсь на кожаное сиденье, я не чувствую экстаз. Во всяком случае, я чувствую себя неловко. Даже слегка подташнивает. Я поджимаю ноги, не желая, чтоб грязь с моих ботинок попала на его чистый коврик.

Здесь восхитительно тепло, как будто сидишь у камина. Я втягиваю запахи новой машины и Блейка, и не знаю почему, но мне не нравится эта смесь. Блейк садится за руль, и мы быстро пристегиваем ремни безопасности в тишине. Затем он тянется за чем-то с заднего сиденья.