Увидев боль в ее глазах, его сердце сжалось.

- Они бывали здесь? Поэтому тебе так больно? Палмер сказал, что это земля Джорджи ...

- Нет, - она покачала головой. – она моя, но Джорджи двоюродная сестра, вот почему она может здесь жить. - Маркус почувствовал, что это не все, но прикусил язык, дожидаясь, чтобы она рассказала все сама.

– Дом не хранит никаких ценных воспоминаний для меня, как только я смогла, я ушла отсюда. С тех пор как они умерли, я плачу кому-нибудь, чтобы они следили за домом, я не переступала порог этого дома восемь лет.

- Тогда мы пойдем куда-нибудь еще, - он убрал прядь волос, прилипшей к щеке ей за ухо. – В любое место, в какое ты захочешь.

- Мы можем ... - Она облизала губы, и он проглотил стон, который угрожал вырваться из его груди. Ее рот был так чертовски привлекателен.

- Пенелопа?

- Они ненавидели меня. Если бы мои родители поддерживали меня, городские не относились бы ко мне плохо. Но они не поддерживали…

Маркус проглотил рычание, которое угрожало сорваться с его губ

- Ты идеальна. Идеальна. – Он притянул ее к себе, нежно целуя. - Мы найдем что-нибудь еще. Мы пойдем в отель. Здесь ведь должен быть хоть один, да? - Она открыла рот, чтобы заговорить, и он покачал головой. - Нет, ты не будешь чувствовать себя не комфортно или находится в окружении плохих воспоминаний.

Она прикусила свою нижнюю губу, дразня его этим.

- Нет, мы останемся здесь. Ведь мы можем прогнать плохие воспоминания, не так ли?

- Солнышко, у нас будут только хорошие воспоминания. Мы сделаем этот дом нашим.

Благодаря ее ослепительной улыбке, Маркус был более чем счастлив, сделать это.

Быстро, он вскочил на ноги, подхватывая Пенелопу на руки, входя в переднюю дверь. Он прижал ее к груди, и широко улыбнулся ее визгу, когда он помчался вверх по лестнице. Она была права, дом был чистым и опрятным, не пылинки не коснулось его носа, когда он шагал по коридору.

- Какая была твоей?

- Последняя дверь слева. - Она указала на дверь, что была приоткрыта.

Когда они вошли, он зашагал прямо к кровати и положил ее на мягкую поверхность, накрывая ее своим телом.

- Здесь ты мечтала о встрече со своей парой? – Она кивнула, и он продолжил:

- Тогда это идеальное место, чтобы сделать тебя своей.

И это было прекрасно. Ее идеальная бледная кожа предстала его взору, заставляя его задохнутся от восторга. Она была его. Каждый сочный, пышный дюйм принадлежал ему.

Он очертил гладкую кожу ладонью, запоминая каждый изгиб ее тела. Когда он стал гладить ее, она задрожала, а когда он обхватил грудь, она всхлипнула. Белые пухлые насыпи с твердыми, яркими сосками, умоляющими взять их в рот.

- Маркус ... - она произнесла его имя с придыханием.

Она почти украла его контроль одним единственным шепотом, и он держал животное, в безвыходном положении используя каждую унцию силы, которой обладал. Он мог пройти через это без смущения, не торопясь, если она не будет говорить. Или двигаться. Или дышать, потому что, когда она выдыхала, до него доносился ее восхитительный аромат. Женщина вновь заговорила, угрожая его контролю.

- Маркус ...

Черт возьми, если она не замолчит, все закончится не начавшись. Он уже готов взорваться. Уже? Это началось еще, когда он выслеживал ее в библиотеке. Теперь это увеличилось в миллион раз. Потому что она была в его руках, и никто не остановить его. Возможно, он был под заклинанием, когда последовал за ее запахом по всему континенту, но не было ни капли сомнения, что она его пара.

Когда она снова открыла рот, он понял, что необходимо занять эти губы. Не то, чтобы это было трудно.

Он прижал рот к ее, упиваясь ее ароматами, когда он просунул язык между ее губ. Она придвинулась ближе к нему, потираясь об него и дрожа. И поскольку их языки боролись за господство, он позволил себе прикоснуться к ней. Он ласкал и поглаживал каждый дюйм ее тела, до которого мог дотянуться и заворчал, когда Пенелопа сделала то же самое. Она впилась в его плечи, царапая их и предплечья, в попытке заставить его, прикоснуться к ней в том месте в котором она хотела.

Маркус усмехнулся, на мгновение, оторвавшись от ее губ, для того, чтобы сказать несколько слов.

- Солнышко, ты в паре с альфой. Я буду трогать тебя там, где захочу и когда захочу.

- Может быть, ты готов прикоснуться ко мне здесь? – «Здесь» было ее левой грудью. - Или поцеловать меня тут?

Его рот наполнился слюной от желания, и его зверь заревел соглашаясь. Ее львица не смогла бы победить его в схватке, но ее тихие просьбы и слова, доказывали, что она была достойна его в спальне.

- Вообще-то, я как раз этого и хотел.

Он, не колеблясь, обхватил губами ее сосок, щекоча его языком. Он улыбнулся против ее плоти, когда она схватила его голову, царапая ее своими маленькими коготками. Когда он сосредоточился на маленьком кусочке ее плоти, он продолжил гладить её тело. Все это время, она извивалась под ним, умоляла, ныла, прося больше.

Она была опасна. Те маленькие звуки и крошечные слоги, угрожали ему кончить, прежде чем он скользнет в ее тело. Но он отказался вести себя как глупый подросток. Это было их спаривание, и он собирался сделать это правильно. У них был только один шанс.

В конце концов, он отстранился от ее левой груди, и продолжил свое путешествие по ее телу. Черт, он не был уверен, что он сделал, чтобы заслужить ее, но он собирается взять и сохранить ее. Она была сделана для него. На сто процентов. Он целовал и покусывал дорожку между ее грудей, продолжил свою путь по нежному округлению живота, и не остановил свое путешествие, пока он не был на животе между ее пухлых распространенных бедер.

Небеса. Ее мускус взывал к нему, как и представшая взору влажная розоватая плоть. Она была великолепна, влажная и готовая к его распоряжению. Его рот наполнился слюной, и он взял то, что хотел. Он нежно поцеловал внутреннюю поверхность бедра, сопровождая его нежным царапаньем клыков по чувствительной коже, и был удовлетворен при ее отчаянном крике.

- Маркус!

Он улыбнулся против ее кожи и потер щеку вдоль ее внутренней части бедра.

- Я тут.

- Маркус, - умоляла она.

- Скажи мне, что тебе нужно. - Он попал в плен ее взгляда. - Расскажи мне.

- Ты. Только ты.

Она хотела его? Она получит его. Как только он попробует ее.

Что он и сделал; он прошелся языком между ее половых губ, облизывая и дегустируя, глотая доказательство ее возбуждения, и посасывая ее клитор.

Он запомнил каждое подергивание, запечатлел каждую дрожь, торжествовал в каждом нуждающемся хныканье, и он решил повторять их, пока она не закричит его имя. В тот момент, когда она будет балансировать на краю пропасти, он возьмет ее. Возьмет и сделает своей.

Пенелопа хотела быть его. Она хотела, чтобы он взял ее и сделал своей. Затем, когда он стал сосать ее клитор, посылая вкусные импульсы вниз по ее позвоночнику, она решила, что это своего рода тоже хорошо.

Она снова стала тереться об его рот, пытаясь достичь развязки. Она была на грани и в тоже время вне ее. Но иногда прелюдия гораздо лучше самой развязки. Потому что сейчас, прелюдия была действительно, действительно чертовски хорошей.

Затем стало еще лучше, когда его грубые пальцы приблизились к ее лону, и два из них, скользнули глубоко в нее. Он растягивал ее и наполнял, поглаживая своими талантливыми пальцами. Это ощущение приблизило ее к краю, толкая ее к самому обрыву, и она знала, что это не займет много времени прежде чем она полетит в пропасть.

Она извивалась, потираясь об его язык и насаживаясь на его пальцы, пытаясь достичь освобождения. Но ни его прикосновения, и даже не его рот или язык, послали ее в полет.

Это были его глаза. Способом, которым его пристальный взгляд впился в нее, способом, которым он умолял ее, способом, которым он клеймил ее своей, не просто спрашивая — требуя — ее капитуляции. Она была бессильна против его доминирования, неспособна остановить ее львицу от немедленного исполнения приказа ее пары. Он хотел, чтобы она достигла оргазма, и она не смогла остановить его.