— Ты что, человека запомнить не можешь? — удивился между тем Кузнецов. — И это все твои приметы?! «Молодой, в форме ходит!» Да все легавые в одинаковой форме ходят, только морды у них разные!

— А вот и не одинаковая форма, у него — особенная! — вспылил Ленька и пояснил: — Гимнастерку он носит с ремнем вот так!.. Галифе. А другие в кителях или при галстуках. Теперь никто в городе, наверное, гимнастерку не носит — это поди дяди Вани, нашего старого участкового форма, он на пенсию ушел…

— Нашел мне тоже дядю Ваню — мусора! — зло сплюнул Кузнецов. — Перешмалять бы всех их на свете! Скоты!.. — закашлявшись, с задышкой, ненавистно прошипел он и тут же тронул рукой что-то у себя на поясе.

«Пистолет, не иначе», — подумал Ленька, и вот тут ему пришла мысль, что когда-нибудь этот псих и самого Леньку может прирезать или пристрелить — что ему стоит?!

«Надо раздобыть себе нож! — решил он и от этого решения немножко спокойнее себя почувствовал. — Пацаны помогут достать хороший нож… не сами, так у них есть в городе хват-ребята…»

Да, в тот раз, когда они собрались выследить Кузнецова, с ними, троими, было еще трое каких-то незнакомых Леньке парней вполне бесшабашного вида. Какие-то дела с ними были у его приятелей — они все шушукались о чем-то, спорили, смеялись, говорили намеками… Ленька давно замечал, что ребята с его улицы относятся к нему не совсем доверчиво, хотя в остальном вполне дружелюбны и держатся на равных, вот и беду его они восприняли участливо, пошли даже на преступление, а несколько раз давали ему неизвестно откуда бравшиеся у них деньги, и немалые — он отказывался как мог. А сейчас Ленька вдруг задумался: а что, если желание собрать ему «выкуп» за мать стало для ребят просто прикрытием их других преступных дел?

Вот и на кражу в парке они добрую неделю обламывали его, почище Кузнецова приводя разные доводы в пользу легкости этого дела. Дал уговорить себя, посчитав, что ради такого можно и…

«Что пацаны? — думает Ленька. — Пацаны — ладно… Это взрослые больно много о себе воображают! Один считает, что меня надо сразу цепью охаживать, другой — хвалить в глаза, защищать!..»

На место происшествия приехали старший оперуполномоченный Желтухин, Аношин, старшина, проводник с овчаркой и участковый Орешин.

С первого взгляда всем стало ясно, что розыскной собаке здесь делать нечего: вокруг киоска рассыпана махорка из порванных тут же пачек, до десятка бутылок коньяка пролито на землю.

— За пять лет существования этого киоска его семь раз обворовывали, — сказал Желтухин. — Окраина, глухое местечко…

Проводника со служебной собакой отправили назад в отдел, приступили к осмотру места происшествия. Достав из следственной сумки графитовый порошок и тальк, Аношин мягкой кисточкой обмахнул пустые коньячные бутылки, сообщил, что преступник, вероятно, работал в резиновых перчатках — нет никаких следов.

— Что-то новенькое! — усмехнулся Желтухин. — Либо это был прожженный злодей, либо наоборот — новичок, но тщательно проинструктированный.

— И очень злой на нас или на все на свете вообще, — заметил Аношин. — Прямо какой-то псих ненормальный — вы только посмотрите, сколько всего перепоганил!

Действительно, внутри киоск представлял печальное зрелище: вспороты и рассыпаны мешки с сахаром, крупой, все это перемешано с растоптанными конфетами, рассыпанными сигаретами, яблоки из ящиков вывалены на пол, колбасы раскиданы где попало, вино и водка лужами стояли под ящиками — бутылки, похоже, чем-то методично били прямо в ящиках…

— Неужели это приятели Дятлова выместили злость за быструю поимку? — предположил Аношин.

— Да что они вам — совсем уж злодеи? — не согласился Николай Орешин. — Один раз оступились, так будем все на них валить!

— Все не будем, а вот с выручкой в парковом киоске не ясно: украли они деньги или нет? — сказал Желтухин. — Я все же верю продавщице. Надо тебе, Аношин, хорошенько помозговать, чтоб до конца выяснить. Останется лазейка — сами понимаете, добра не жди. Ну, а кто здесь насвинячил — найдем! Пойдем, Николай, опрашивать ближайших жителей, ведь кто-то же должен хоть что-нибудь заметить, опять же собаки тут в каждом дворе…

Дом, где жила Галя Остапенко, остался без внимания Желтухина — стоял подальше. Но Николай Орешин чувствовал себя как-то неудобно, ведь он до сих пор так и не выполнил свое обещание навестить девушку…

После обеда были очередные служебные занятия. Майор Бородаев вынес благодарность участковому Орешину за толковую помощь уголовному розыску. Тут же он призвал всех быть ближе к подросткам, держать постоянную связь с детской комнатой и общественностью.

— Помните, — говорил Бородаев, — прошло время, когда мы всячески засекречивали свою работу. Только опираясь на широкие народные массы, мы сможем создать преступникам самую нетерпимую обстановку! Заметьте парадокс: наш узкий профессионализм розыска способствовал повышению профессионализма преступников, когда вся борьба с ними превращалась подчас в дуэль, в единоборство. И злодей, как мы говорим, запоминал, что его «посадил» лейтенант Орешин, например, — вот и держал зло на этого лейтенанта, старался при случае досадить ему, перехитрить и так далее. И так всюду: постовой оштрафовал за переход улицы в неположенном месте — это злой, нехороший милиционер, придира. Правила и закон в таком случае, сами понимаете, остаются в стороне, сами по себе. С этим нельзя мириться. Правонарушитель должен постоянно чувствовать противодействие общества, сопротивление, осуждение всякого правонарушения, непримиримость нашей морали и закона, должен знать о неотвратимости наказания…

После занятий оставалось три часа свободного времени до вечерней работы на участке, и Николай решил поехать к Гале, очистить свою совесть…

Валька Гнилой и сам сразу не сообразил, почему он стал «пасти» этого молоденького младшего лейтенанта милиции в хлопчатобумажной гимнастерке и в таких же галифе. Одно — приворожила его весомо оттопыренная кобура — там, верно, две полнехонькие обоймы так нужных ему патронов!.. Другое — похоже, что ему встретился как раз тот участковый шкета Леньки, который поймал его за кражу в парке и ему сам Гнилой пророчил скорое продвижение в «тихари».

В автобусе Гнилому пришла шальная мысль: залепить карманную кражонку прямо в присутствии «пол-лейтенанта»! Пусть потом разбирается — это ему не с огольцами!

Потом настроение как-то переменилось. Он стал наблюдать: смазливый, лет восемнадцать-девятнадцать всего, здоровый, еще не знает никаких болячек, ни одной тревожной мысли в башке — в самый раз подкинуть такому что-нибудь, чтоб от слез опух, вызверился, сломался!..

Из автобуса милиционер потопал к железнодорожному переезду, повернул… Уж не к тому ли киоску он направился? А, пусть, даже интересно: если навели уже порядочек, подмарафетили все — он купит себе бутылку лимонада…

Участковый протопал мимо киоска, который, когда и Гнилой поравнялся с ним, оказался закрытым. «Подсчитывают убытки», — ухмыльнулся он, перешел на другую сторону под тополя — отсюда лучше видно, и если что, то просто зашел за ствол дерева — и нет тебя…

Участковый толкнулся в калитку дома под номером 13, зашел. Живет, что ли, здесь?! Вот дела…

Он уже хотел податься восвояси, но милиционер вдруг вышел не один — с девчонкой, оба смеялись. Что-то знакомое в ее голосе почудилось Гнилому, присмотрелся и неожиданно почувствовал почти то же дикое желание, что испытал не так давно при нечаянной, встрече с припоздавшей прохожей. Точно, это была она! И если мысленно представить себя на скамейке (кажется, сидел он вон на той, зеленой), то вошла девчонка как раз в тринадцатый дом. Ясно. Так вот где ты живешь, пампушечка!

Остается выяснить, что за дела у тебя с этим мильтошкой? Невеста, жена, просто знакомая?.. Посмотрим, куда это вы навострились, голубки, я на вашем месте в доме нашел бы местечко — все такое пышное, живое, молодое — оно же чего-то требует, черт побери!.. Да, это не тот товар, как любая из двух его потасканных марух — хоть Милка, хоть Инесса, сестрички-истерички. Так и не приехали, да теперь едва ли и приедут. Если не замела уголовка, то присосались к каким-нибудь удачливым фрайерам — это у них не заржавеет. А он как дурак для них ксивы новые добывает по чужим карманам, рискует погореть с этими паспортами синим пламенем! Да, в этом городе нельзя задерживаться: Слоненок злобу затаил, да и Ленькой Гнилой не доволен — с таким долго дурочку не поваляешь, окрысится и укусит как-нибудь, звереныш. Ну еще на одно дело пойдет без писка, а там… Тухлый номер. Это сначала ему казалось, что пацан сомлеет от страха за мать, будет в рот глядеть, подхватывать и исполнять все приказания. Нет, человек — такая штучка, что ему каждый день надо по горю подкидывать, чтоб не забывал, чтоб не думал ни о чем больше, не копал!