— Да, но видишь ли, в разгар моего изучения экономики, биологии, кодов шкафчика, истории Америки, они как-то глупо проигнорировали мое основное обучение, так что у меня серьёзная нехватка знаний. Пожалуйста, просвети меня, пока еще больше гадких созданий не вцепилось в мой подоконник, напевая эти милые серенады смерти.

Ксев проигнорировал его сарказм.

— Знаешь историю ящика Пандоры?

— Ага, и?

— Это была коробка или банка, из которой люди выпустили в мир враждебных духов. Пандора разорвала живую мембрану, которую не залатать и которая не восстановится. Именно поэтому Смерть, Страдания и Война всегда в одной реальности с людьми. Никто не может победить их или изгнать навсегда, даже я.

Тяжело вздохнув, Ксев задернул шторы, чтобы вороны не могли заглядывать в квартиру и шпионить.

— Из-за того, что женщина ослушалась божественного приказа, человечество проклято вечно страдать от них и их жестокости, не имея возможности избавиться от них. Думай об этом, как о прогулке по острию ножа Человечества. Вечно идти рука об руку с собственным разрушением и смертью. Слабую надежду человечества на спасение мы называем свободой воли. Когда первая женщина слепо и необдуманно дала жизнь этим трем, она неосознанно прокляла этот мир на болезни, смерти и войну. Бесконечную битву на этих землях, проклятие всему человечеству. Но… благодаря богам, которые заботятся о ее виде и жалеют их, четыре другие змея сарра или, как их называют, главари, все еще заперты. У каждого из них свои злобные группы, которые они контролируют, как пешки в этой вечной войне, ради единственного сюзерена, который поведет их.

Коди кивнула Нику.

— Малачая — вместе со своими семью лидерами он был усмугаллу.

Ксев кивнул.

— И Ник своими силами может открыть сверхъестественные реальности и выпустить демонов в этот мир, чтобы завладеть им. Малачай единственный, кто может призвать нас троих из наших темниц. Меня, Ливию и Ирре — вечный баланс. Трое усмугаллу, Война, Страдания и Смерть были в этом мире, трое оставались в стазисе. Никто, кроме Малачая не может открыть наши врата, но это не так просто.

Ник нахмурился.

— Я тут гадаю, почему Малачаи до меня не выпустили вас, ребята?

— По многим причинам. Первая — это слишком иссушает Малачая. Всегда существует риск, что как только он освободит нас, один из нас сможет убить его до того, как он оправится, чтобы защитить себя. Не забывай, он всего лишь дитя, когда наследует силу, и не может полностью контролировать нас. Если он объединит нас, нам будет легко убить или поработить его. Так что лучше всего Малачаю сдерживать нас… как бешеного пса, как только заберет жизнь отца. Никогда не подпускай нас к яремной вене, мы воспользуемся шансом.

Ник посмотрел на Коди, по его спине побежали мурашки. Он знал, как мало с ним считались и любили его Грим и Лагерре. Он мог лишь представить, как ужасно будет попасть под их «доброжелательный» контроль.

— Зачем ты предупреждаешь меня о своих друзьях?

Ксев потер бровь, как будто у него неожиданно начался приступ мигрени или появилась опухоль мозга.

— Начнем с того, что они не мои друзья. Пусть я и родственник первого Малачая, мы родились в разные века. Кроме тебя, я встречал лишь одного Малачая, который выдернул меня из дыры, высосал мои силы и вернул меня в ад, восстанавливаться до следующего призыва. С остальными сарра мы были врагами, и я с удовольствием пинал их коллективные задницы, так что я едва их выношу, — он выпрямился, чтобы высокомерно посмотреть на Ника. — Я рожден сыном Верлайна и Азуры, воспитывался Инари. Ты хоть представляешь, какие у меня когда-то были силы?

Ага, должно быть огромные.

Ксев горько посмотрел на Коди.

— Чтобы объяснить тебе более наглядно, Готье, я был единственным древним богом, способным убить Хтонианцев.

У Ника отпала челюсть. Хтонианцы были вымершей расой, убийцы богов, которые когда-то развязали собственную войну против родственников Ксева.

— Серьезно?

— Серьезно. И все эти силы сделали меня целью номер один для всех вокруг, по той или иной причине. Они никогда не приносили мне счастья, — его искренний взгляд прожигал Ника. — Я не хочу быть тобой, Малачай. На тебя охотятся, ненавидят, у тебя нет друзей и тебе не попасть в рай. Я не хочу быть частью этого мира… С меня хватит.

Ксев задержал взгляд на фото на стене с крещения Ника, на котором он стоял рядом с матерью у Собора Св. Луи. Его глаза были красными.

— Я помогу тебе вернуть мать по той же причине, что спас Никоду. Ты был добр ко мне, и я не верю, что надо платить злом за добро. Но если честно? Я лишь хочу, чтобы меня оставили в покое и забыли обо мне. Я бесполезен для этого мира, и еще более бесполезен для тебя.

Ник нахмурился.

— Ты правда хочешь, чтобы я отослал тебя назад?

Ксев потер руку с древними словами проклятия.

— Когда живешь без доброты столько, сколько я, она становится своего рода жестокостью. Жалит по-своему.

Нику было неприятно то, что он прекрасно знал, что имел в виду Ксев. Когда кто-то делал ему комплимент, у него возникали такие же подозрения. Он настолько привык к оскорблениям, что, если каким-то чудом его хвалили, он анализировал, пытаясь понять, не стояло ли за этим скрытое оскорбление.

Разве не печально?

Но сдержаться он не мог. Мир научил его ожидать подлости от незнакомцев. Так не должно быть, но так было. Именно поэтому Ник изо всех сил пытался помочь людям чувствовать себя уважаемыми и важными. Особенно тех, к которым относятся с пренебрежением: водителей трамваев, швейцаров, продавцов, вахтёров, уборщиков туалетов, горничных, бездомных.

Важны все.

Коди тяжело сглотнула.

— Можно задать личный вопрос?

Ксев пожал плечами.

— Конечно.

— Учитывая силу с которой ты родился… как они пленили тебя?

В глубинах светло-карих глаз Ксева вспыхнула боль. Лицо окаменело, по щеке скатилась одинокая слеза.

— Какая горькая ирония. Не зная того, они отправили за мной единственного воина, которому я бы никогда не причинил вреда.

— Кого? — спросил Ник.

— Того, чью жизнь я бы не забрал.

— И кто это?

— Тот, чья жизнь значила больше, чем моя.

Ник вздохнул и скорчил раздраженную рожицу Коди, устав бегать, как белка в колесе. Ксев не собирался раскрывать имя человека. Не важно, кто это, Ксев больше не хотел, чтобы ему снова причинили боль.

Ник понимал это.

Потому и сменил тему разговора.

— Итак, какие врата этого шведского стола с кошмарным холокостом ты контролируешь?

— Тюрьму проклятых богов, как хороших, так и плохих. Я могу вернуть их в игру и натравить друг на друга.

Коди указала на окно.

— А мемитимы? У кого ключ от них?

— Души мертвых контролирует Ирре. Она единственная, кто выпустил бы их на Калеба.

Коди побледнела.

— Сегодня Ник видел ее.

— Что?

Ник кивнул.

— В холле школы. Как раз перед тем, как заболел Калеб.

— И вы забыли упомянуть об этом? — в его тоне слышался гнев.

— Я думал, у меня галлюцинации.

Ксев приподнял свою голубую бровь.

— А такое часто случается?

— Сейчас? Чаще, чем я могу вынести. Давай не будем забывать, что я только что вернулся из альтернативной реальности. Пусть я и думаю, что неплохо оправляюсь после этого, но некоторые проблемы все еще присутствуют.

Ксев тихо выругался.

— Но ворота запечатали после смерти его отца, — настаивала Коди. — Калеб не мог ошибиться. Он знал о последствиях.

Ксев проигнорировал ее вспышку гнева.

— Мне следует знать о еще каких-либо галлюцинациях?

— Кроме тебя — кота, который пьет мое молоко ночью, пока я сплю, это коровы-самоубийцы, призрачные всадники в холле школы, комары-убийцы, лекари чумы, вроде все. Если ты конечно не захочешь включить сюда буйных подростков оборотней, — он посмотрел на Коди. — Ах, да, и девушку-привидение.