Вот такая ракета, только живая, существует в природе. Конечно, никакого взрыва внутри не происходит, и все-таки кальмар — настоящая живая ракета…

У кальмара имеется специальное приспособление — большой мускульный мешок. В мешок кальмар набирает воду и с силой выталкивает ее. Струя воды «ударяется» о воду, окружающую кальмара, и он делает быстрый «скачок», как настоящая ракета.

Вот об этих кальмарах я и подумал, когда услышал от стрекозы, что сейчас она покажет мне живую ракету.

«Но откуда в лесу кальмары?!» Мне и в голову не пришло, что «живой ракетой» может быть не только кальмар. Почему-то всегда, если речь идет о «живой ракете», обязательно думают о кальмарах. Кальмар живет за тридевять земель, и все его знают. А у нас под боком живет «ракета» не хуже кальмара, а многие даже не подозревают об этом!

Пока я думал о кальмарах, стрекоза вспорхнула с ветки. Я двинулся за ней. Но легко сказать — двинулся. Стрекоза, по-видимому, не понимала, что мы, люди, не можем продираться сквозь густой кустарник, что нам надо обходить колючие заросли. Стрекоза летела, поблескивая на солнышке крыльями, и, казалось, совершенно не замечала меня. Но я ошибся — стрекоза, хоть и летела впереди меня, прекрасно видела, что творится сзади. Вот тут-то я и убедился, какие необыкновенные у нее глаза! Не поворачивая головы, она вдруг круто свернула и полетела над тропинкой. И скоро мы очутились у лесного прудика, похожего, скорее, на большую непросыхающую лужу. Стрекоза села на травинку, торчавшую из воды, и я понял, что вот тут и надо искать «живую ракету».

Лужа была мелкая, и солнечные лучи пронизывали ее до дна. И чего-чего только не увидел я в луже! Больших жуков-плавунцов, маленьких черных, быстро-быстро кружащихся вертячек, личинок комаров-дергунчиков — мотылей, водяных клопов, головастиков. И среди всего этого плавающего и ползающего мира — еще крупные, сантиметров пяти, насекомые, медленно ползавшие по дну. Что-то знакомое показалось мне в них. Но что? Пожалуй, глаза. Глаза! Точно такие же, как у моей знакомой стрекозы.

Стрекоза по-прежнему сидела на травинке, и я никак не мог понять, куда она смотрит — на меня или в воду.

Я опять посмотрел в воду. Да, конечно, ошибки быть не может — это личинки стрекозы. Ведь у стрекоз, как и у многих насекомых, две жизни. И первая проходит в воде. Из отложенных родительницей яичек появляются личинки. Сначала они маленькие, но за два года — а личинки стрекозы проводят в воде два года, они раз десять линяют — вырастают до 4–5 сантиметров. Потом личинка поднимается по какому-нибудь водному растению — камышу, тростнику, осоке — на поверхность и здесь, на этом растении, торчащем из воды, происходит чудо: шкурка личинки лопается и «рождается» взрослая стрекоза. Правда, крылья у нее еще слабые, но это уже настоящая стрекоза. Пройдет несколько часов, крылья окрепнут, стрекоза поднимется в воздух, и начнется ее вторая жизнь.

Я думал об этом, наблюдая за личинками. Наблюдать за ними было не легко: если личинки не двигались, то на фоне дна они были почти незаметными. Видимо, головастики и мотыли их тоже не замечали — они спокойно к ним приближались. Вот один мотыль оказался совсем рядом с личинкой стрекозы. И тут… Что это? Я не поверил своим глазам! Мне показалось, что личинка стрекозы схватила мотыля рукой. Да, самой настоящей рукой! Я стал внимательно следить за личинками. Вот головастик подплыл к другой личинке стрекозы. Раз!.. Длинная узкая пластинка быстро выдвинулась вперед, два больших подвижных крючка схватили головастика, пластинка снова сложилась пополам, и добыча оказалась у самого рта личинки. Но ведь у стрекоз нет рук. Нет рук и у их личинок. Тогда, может быть, головастик был схвачен ногой? Но все шесть ног у стрекозы оставались неподвижными, я это заметил. А седьмой ноги быть не может. Тогда что же это? Оказалось, она хватает добычу… нижней губой, которая у нее очень сильно вытянута. В спокойном состоянии, когда губа эта сложена, она покрывает переднюю часть головы личинки (отсюда и ее название — «маска»). А когда надо схватить добычу, личинка, не двигаясь с места, выбрасывает вперед свою губу, потом убирает ее, и добыча оказывается у самого рта хищницы. Да, пожалуй, имея такую губу, можно и не двигаться. Теперь я, как мне показалось, понял, почему личинки такие медлительные. Но оказывается, личинки стрекозы вовсе не медлительные. В этом я убедился, увидев, как большой черный жук-плавунец ринулся на одну из личинок. Казалось, личинка неминуемо погибнет — ведь губа может помочь охотиться, но она не спасает от врага.

Жук был уже у самой личинки. Еще секунда, и он ее схватит своими грозными челюстями. Но где же личинка? Там, где она только что была, клубилось лишь маленькое облачко поднятого со дна мелкого песка. Какое-то мгновение личинка висела в воде неподвижно и вдруг снова сделала резкий рывок, будто прыгнула сантиметров на десять. Потом еще и еще несколько раз. Но вот прыжки личинки стали короче, и постепенно она стала опускаться на дно.

Я видел, что у личинки крыльев нет, плавников — тоже, ноги во время этих «прыжков» оставались все время неподвижными. Как же она двигалась? И тут я все понял. Так вот она, «живая ракета»! Значит, не только у кальмаров есть «реактивный двигатель», но и у личинок наших стрекоз тоже. Я посмотрел туда, где только что сидела моя знакомая стрекоза, но ее уже не было на травинке. Она улетела, очевидно, на охоту — ведь стрекозы целые дни проводят в поисках пищи, а моя стрекоза долго разговаривала со мной и все это время ничего не ела. Я, конечно, понимал, что она должна была улететь. И все-таки мне было жалко, что она улетела. Когда-то я еще встречу ее? А у меня оставалось еще немало вопросов. И у вас, ребята, наверное, тоже. Поэтому я сейчас прерву рассказ о том, что произошло со мной в лесу, и расскажу, что я узнал уже в другом месте.

Задумывались ли вы когда-нибудь, как животные получают имена, кто им дает их?

Первое имя животных — так сказать, неофициальное. Вот, например, большая синица. Ты хорошо знаешь эту птичку. У нее множество неофициальных имен. Только в России ее называли, да и сейчас еще иногда называют, и слепух; и зинька, и зинзивер, и большая синька, и кузнечик, и слепушок, и джинжурка. А ее близкую родственницу — синичку белую лазоревку — называют и белый слепух, и голубая синичка, и князек, и сибирская синица. А в других странах у нее другие имена. Пока люди не стали серьезно изучать животный мир, такое разнообразие имен у одного животного не очень мешало. Но вот возникла наука зоология, и появилась нужда в строгой классификации. Ведь если у животного несколько имен, то даже ученые одной страны не всегда поймут, о ком идет речь. Нужны были официальные имена, известные и понятные всем.

Первый человек, который дал животным официальные имена, был шведский ученый Карл Линней. В середине XVIII века он описал 4208 животных и дал им названия. Линней ввел обязательные имена, состоящие из двух слов — как бы из имени и из отчества. Вот та же синица. Ты уже знаешь, что синиц много, и просто сказать «синица» — непонятно, о какой птице идет речь. Ясно только, что о группе птиц, объединенных в один род. Этому роду Линней дал имя «парус». А чтоб знать, о какой птице конкретно идет речь, ей дается второе имя. В частности, у большой синицы есть имя «майор». Значит, она называется «парус майор». («Отчество» пишется впереди имени.) Но все синицы и похожие на них внешне или по образу жизни птички объединяются еще и в семейства. (По-латыни семейство и значит фамилия.) Вот и получается, что наша большая синица будет именоваться так: синица большая из семейства синицевых. А лазоревка — лазоревка белая из семейства синицевых.