― Рад, что ты наконец-то поняла, кем я являюсь на самом деле.

― О, я прекрасно знаю, кем ты являешься. Ты такой же, как и те мужчины, которые насиловали меня и других девушек из коллекции прошлой ночью.

Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, когда понимаю, что мне не хватает воздуха.

Всё тело Джейка замирает, и он спрашивает обманчиво мягким голосом:

― Что ты сказала?

Я должна быть напугана его тоном, но во мне слишком много злости, чтобы заботиться об этом.

― Ты прекрасно слышал меня, кретин.

В комнате становится зловеще тихо, а потом я чувствую в воздухе гнев и дикое напряжение. Джейк выглядит остолбеневшим, его глаза черные, а руки так сильно сжаты в кулаки, что костяшки пальцев побелели. Единственная часть его тела, которая двигается, ― дергающаяся челюсть.

Немного успокоившись и поняв, насколько Джейк зол, я сглатываю и делаю шаг назад.

― Коллекция была там? ― спрашивает Джейк низким и напряженным голосом, по-прежнему не сдвигаясь с места.

Я киваю, слишком боясь говорить что-нибудь в этот момент.

― Кто? ― требует ответа он, придвигаясь на шаг ко мне. ― Кто, черт возьми, там был, Лили? Ты видела их? Разговаривала с ними?

Паникуя, я выдавливаю из себя:

― Д-да, я видела их и узнала их имена. Там были Наталия, Чо, ― я зажмуриваюсь, пытаясь замедлить сердцебиение и вспомнить всех женщин. ― Эмили, Эдания и Меган, ― быстро заканчиваю я.

― Сколько там было охранников?

«Охранники? Зачем ему это?»

― Вроде бы, четыре. На сцену нас вели четыре охранника, может, пять. Еще один сопровождал меня в виллу и на выход из нее.

Джейк садится на край кровати, соединяя руки перед собой, и бормочет что-то себе под нос.

Я подхожу к нему и встаю рядом; я должна больше думать о своей безопасности, но любопытство побеждает здравый смысл.

― Джейк, ― говорю я ему. Он смотрит на меня так, как будто только сейчас заметил, что я нахожусь в комнате. ― Что я упускаю? Почему тебя волнует, кто там был и сколько там охранников?

Джейк сужает глаза и встает с кровати. Я думаю, что сейчас он просто выйдет из комнаты, однако он этого не делает.

― Мне нужно знать, сколько женщин в коллекции, чтобы посчитать, сколько для них требуется охранников. Я должен убедиться, что, когда мы прибудем в дом Марко, для меня там будет место.

От его слов мой рот широко распахивается. Он думает только о себе. Неужели я настолько отчаянно хочу найти в мужчине, который заботился обо мне прошлой ночью, какие-то светлые стороны, что начинаю придумывать их сама?

Он ухмыляется:

― О, Лили, не делай из меня хорошего парня. Ты в итоге разочаруешься.

Джейк отходит от меня и покидает комнату.

Ну, если Джейк отказывается видеть во мне человека, достойного спасения, тогда я собираюсь изменить его мнение.

Игра начинается.

Лили находится в особняке уже шестой день, и сегодня утром я выхожу из своей комнаты с огромной чертовски раздражающей улыбкой на лице. За последние четыре дня Лили пробовала самые различные способы, чтобы добраться до меня. Однако я вижу ее насквозь и понимаю, каков ее план. Она хочет, чтобы я привязался к ней, увидел в ней человека, и моя совесть грызла меня до тех пор, пока я не отпущу их с Сашей. Интересно, что она предпримет сегодня? Эта проклятая улыбка, я просто не могу избавиться от нее, вспоминая, как Лили рассказывала мне шутки, над которыми я смеялся только потому, что они были ужасно глупыми.

― Эй, Джейк, где ты найдешь собаку, у которой нет ног?

Я сохраняю молчание, смотря на нее со своим обычным бесстрастным выражением лица, потому что знаю, что скоро она сама скажет ответ.

― Там, где ты ее оставил, ― ее глаза блестят от смеха, и по выражению ее лица я понимаю, что она очень хочет, чтобы я отреагировал на шутку.

Я взрываюсь от смеха, потрясенный тем, что такая глупая шутка заставляет меня смеяться, и милой решимостью Лили вытянуть из меня реакцию. Черт, это женщина погубит меня.

Потом Лили стала рассказывать мне истории из их с Сашей детства, и я внимательно слушал, потому что хочу узнать о ней как можно больше. Лили сказала, что они с Сашей обычно часами говорили на своем любимом дереве детства.

― Когда Саше было семь, она хотела захватить мир, создав шоколад, вызывающий привыкание, чтобы всех контролировать. Однако, когда мы поговорили об этом с мамой, она сообщила нам, что, во-первых, люди и так уже зависимы от шоколада, а во-вторых, этот план сработает только с женщинами. Поэтому мы с Сашей вернулись к чертежной доске, чтобы разработать более совершенный план.

Я попытался прикрыть свой смех кашлем, но Лили всё равно заметила, что мне смешно, и сразу же начала рассказывать следующую историю.

Однажды она даже заговорила о своих бывших бойфрендах, что заставило меня заворчать и выйти из ее комнаты. Я ушел вовсе не из-за этой темы, нет, я ушел, потому что именно в этот момент мне надоели ее игры.

«Ложь».

Я вернулся в ее комнату несколько часов спустя, чтобы повесить новое зеркало, так как старое я разбил. К счастью, это место настолько огромное, что я смог спокойно взять зеркало из другой комнаты, которой никогда не пользовались. Лили пошла за мной, и сидела на ванной, изменив тактику и начав рассказывать мне о ферме, которая принадлежала ее семье в течение четырех поколений. С каждым воспоминанием в ее глазах вспыхивал огонь, а комната озарялась светом от ее прекрасной улыбки. Видно, что у нее было замечательное детство, которое она провела в окружении семьи, очень сильно ее любившей. Ее детство напоминает мне о моем, наполненном смехом, любовью и большими семейными сборищами.

На четвертый день, когда я вернулся после того, как отнес ланч Лили на кухню, ручка на ее двери грохотала, и я разразился смехом, понимая, что она пыталась вскрыть замок. Как только я засмеялся, ручка замерла. Я открыл дверь, заглянул в комнату, а Лили спокойно сидела на кровати, читая книгу… вверх ногами.

Я осмотрел Лили, но ничего не нашел. Когда я спросил ее, что она использовала, она просто пожала плечами и сказала, что понятия не имеет, о чем я говорю. От этих слов мне захотелось бросить ее на кровать и сорвать с нее одежду. Эта хитрая девчонка была чертовски горячей, когда открыто неповиновалась. Я обыскал ее комнату и нашел спрятанную под кроватью металлическую ложку с погнутой ручкой.

После этого случая я сказал рабыням, что теперь все столовые приборы Лили должны быть пластмассовыми, что не очень впечатлило Лили за ужином этим вечером. Увидев приборы, она начала бормотать что-то и ругаться себе под нос. Бл*дь, мои щеки уже начинают болеть от того, что я так много улыбаюсь. Мне не должно быть так весело с ней, но я ничего не могу с этим поделать.

Как только я вошел в комнату Лили на пятый день, я сразу же увидел, что она была взбудоражена, сужая глаза на меня. Она прекратила говорить о себе и начала вместо этого задавать вопросы, касающиеся меня:

― Почему ты притворяешься тем, кем не являешься на самом деле? Я вижу, что ты пытаешься изображать из себя плохого парня, которым себя считаешь, но ты постоянно прокалываешься, и я замечаю нежного, заботливого мужчину.

Черт, эта женщина постоянно шокирует меня своим вызывающим поведением. У нее нет ничего, с чем она могла бы победить, но она продолжает бороться. Почему она не боится меня? Я не собираюсь ее спасать. Ее истории о доме и семье не помогут ее отвлечь меня от того, что я хочу.

― Это сложно, и я не собираюсь ни с кем это обсуждать. Просто знай, что тебе лучше не лезть в это. Если ты попытаешься копнуть слишком глубоко, я выйду из этой комнаты и не вернусь, пока мы не переедем в дом Марко. До тех пор могут пройти недели, месяцы. Ты хочешь быть в одиночестве всё это время?