Колхозники косили сено. Алёша и Лиза отправились по воду на речку. Алёша нёс пустое ведро, Лиза — чайник.
Тропинка пырнула под лапы пихт, сразу повеяло прохладой и запахло грибами. Из зеленоватого сумрака тропинка опять выбежала на поляну, и ребята прищурились, словно вышли из тёмной комнаты. Впереди за деревьями шумела река, будто сердито выговаривала кому-то.
— Опять куда-то провалился Курбат, — сказала Лиза. — Как чай пить, так первый, а воду носить, так нету его.
Среди камней, заросших осокой, Алёша увидел крохотную полянку, усыпанную алыми ягодами земляники.
Ребята бросились собирать ягоды, ели пригоршнями, причмокивая от удовольствия.
Лиза засмеялась и сказала:
— Курбат умрёт, когда узнает, что мы тут нашли. И куда это он девался?
— Ничего с ним не сделается. А вот Санька, наверное, помрет. Трёхпалый его здорово трахнул.
— Тебе Саньку жалко? — спросила Лиза.
— Жалко… немного…
— Мне тоже жалко. Мы ведь его спасли. Где же всё-таки Курбат? Ему вот никого не жалко. Пропал, и горюшка ему мало! А тут за него думай, беспокойся… Смотри, кедровка! Может, моя Буська?
— Да, может, и твоя…
— Ты, Алёшка, какой-то сговорчивый. Вот Курбат не такой. Он всё шиворот-навыворот делает.
— Правда, что всё у него шиворот-навыворот.
— Ты, пожалуйста, не ругай Курбата. Он мне жизнь спас.
— Когда это?
— Забыл? Когда нас медведи чуть не заели?
— А-а-а…
— Ты не акай и не смейся и так не разговаривай со мной. Вот что!
— Ладно.
— Вот и хорошо.
Она пошла за Алёшей, позвякивая ручкой чайника и напевая песенку без слов.
Солнце висело лохматым пылающим кругом между высоких сопок и палило им затылок и спину, а в лицо веяло прохладой от реки. Тропинку перегородил ствол мёртвой берёзы, покрытой сизым мхом с отставшей корой. По берёзе, как по мосту, двигалась муравьиная рать, Большие рыжие муравьи возвращались с разбойничьего набега, каждый нёс яйцо или небольшого муравьишку; пленники тщетно напрягали последние силёнки, стараясь вырваться.
— Смотри-ка, Алёшка! Они своих детей куда-то несут. Может, в детский сад?
Алёша поставил на землю ведро, Лиза — чайник, и они наклонились над муравьиным войском.
Ребята захлопали в ладоши.
Муравьиная армия двигалась в том же порядке. Воины пропустили мимо ушей «чудовищный» грохот над их головой
Лиза подняла кору посреди муравьиной колонны. Муравьи столпились у преграды, несколько смельчаков стали карабкаться через стену, остальные, будто по команде, разделились на два потока и стали обходить заграждение. Алёша поднял сучок и стал им отгребать муравьев назад. Муравьи не испугались. Армия двигалась тем же порядком. Сотни три храбрецов облепили сучок, грызли его челюстями и поливали ядовитой кислотой.
Ну их, пошли отсюда, — сказал Алёша. — Чайник не забудь.
Черемуха свесила над тропинкой ветку с чёрными гроздьями. На ходу они сорвали по нескольку ягод, сунули и рот и тут же выплюнули вяжущую мякоть.
Зашуршала трава. На тропу выскочил Урез, взглянул на Алёшу, вильнул хвостом и снова скрылся.
Между ветвями черёмух засветилась речка. Они вышли на берег, устланный серой галькой. На гальке лежали валуны, тоже серые в чёрную крапинку и розовые, их так и хотелось погладить. Урез принялся лакать воду длинным розовым языком.
Лиза, не снимая сандалий, вошла в речку, зачерпнула полный чайник воды. Сгибаясь под тяжестью и борясь с течением, она вышла на берег. Алёша стоял на розовом валуне и смотрел из-под ладони.
— Кто там? — спросила Лиза.
— Не знаю ещё.
— Где?
— За перекатом,
Лиза забралась на другой валун и стала тоже смотреть из-под ладони навстречу бегущей воде.
Над перекатом, где вода кипела, пробиваясь среди камней, дрожала радуга. Берега здесь придвинулись к воде, склоны сопок круто поднимались к небу, и радуга хрупким мостом связывала два берега. Лиза стала смотреть через арку радуги. За порогом вода казалась глыбой синего стекла, а дальше берега дрожали, затянутые золотистой сеткой солнечных лучей.
— Смотри левей, выше, па сухую лесину.
На зелёном откосе сопки, похожем на застывшую волну, Лиза разглядела сизый ствол пихты, сухое дерево наклонилось, как мачта гибнущего корабля, который вот-вот скроется в морской пучине. Недалеко от сухого дерева поднималась едва заметная струйка синеватого дыма.
— Надо идти! Кто-то костёр оставил. Видишь, какая сушь стоит? — сказал Алёша.
— Недолго пожару начаться, — ответила Лиза и пошла на другой берег.
Возле её ног бурунами вскипела вода. Подошвы сандалий заскользили по камням. Лиза испугалась, но упорно двигалась вперёд, делая маленькие шажки по неровному, убегающему из-под ног дну. Алёша подоспел ей на помощь. Взявшись за руки, смеясь и вскрикивая, они преодолели стремительную речку. Урез переплыл за ними, стряхнул с шерсти капельки воды.
Они поднялись на тропинку над перекатом. Тропинка привела их на поляну. Посреди поляны дымились головешки. Па мху белела бумага, валялись консервные банки.
— Вот народ! Это вчерашние туристы, — сказал Алёша и побросал головешки в речку.
Урез стал принюхиваться к чему-то и повизгивать. Алёша повернул голову навстречу лёгкому ветерку и внизу на речке увидел лося. Лось медленно брёл по синей воде, гордо вскинув рогатую голову. За ним вошли в воду три коровы, позвякивая боталами. Наконец из прибрежной зелени показался Кавалер, напился и, лениво помахивая хвостом, тоже стал переходить воду. Лось повёл своё стадо в тенистую падь, где в жаркую пору дня нет страшных слепней.
Лиза захлопала в ладоши. Лось остановился, повёл головой. Подождал коров и зашагал дальше.
Лиза повернулась к Алёше:
— И наша Мирка, и ваша Пеструха, и Белянка тёти Малаши!
— Они-то что! Кавалер с ними! А мы с Курбатом его второй день ищем. Не хочет, лодырь, сено возить.
Лиза и Алёша пошли назад и ещё издали на противоположном берегу заметили Курбата, он стоял на валуне и кричал. Услужливое эхо разносило по речной долине его призыв. Но эхо здесь было какое-то шепелявое, оно проглатывало буквы, и два имен н соединило в одно.
Лиза передразнила:
— Курбанза! Сам ты Курбанза! — но обрадовалась, замахала рукой и закричала в ответ.
Когда они подошли к броду, Курбат стоял на песке, заложив руки за спину и выставив одну ногу вперёд. Он силился придать своему лицу самое наисерьёзнейшее выражение, но щёки его пылали, а глаза смеялись.
Всё утро он ловил обрывком старой сети кедровок. Долго птицы не заходили под сеть. Наконец ему повезло, и он накрыл сразу трёх. Двух он выпустил, а с третьей не мало повозился, пока намотал ей на ногу красную шелковинку. Эту ниточку он давно уже выпросил у бабушки Даримы и носил под подкладкой кепки.
— Мы что видели, Курбат! — крикнула Лиза.
Курбат усмехнулся и высоко поднял руку над головой.
— А вот это не видели! — В руке испуганно вертела остроклювой головкой кедровка.
— Мамочки! Моя Буська!
— Чья же! И меня сразу узнала.
Алёша с Лизой, взявшись за руки, перешли речку.
— Вот твоя ниточка! — Курбат перевернул кедровку вверх ногами. — Не содрала даже. Я всё лето её ловил. Только вот сейчас сцапал. Возьми, Лизавета!
Лиза схватила птичку. Прижала к груди. Кедровка клюнула её в подбородок. Лиза вскрикнула и выпустила её из рук. Птичка села на серый валун. Приподняла крылья и вдруг закричала победоносно, радостно, вспорхнула, села па ветку рябины и начала охорашиваться. Своим острым клювом она стала расправлять помятые перья. Увидела красное колечко на ноге и принялась срывать его. Эта кедровка, видно, была непоседливой, нетерпеливой птицей, не докончив начатое дело, она осуждающе покосилась на мальчиков и девочку, крикнула и полетела, то взлетая, то опускаясь к земле, похожая на очень большую бабочку.
Она летела над речкой, а за ней тянулась яркая красная ниточка. Кедровка нырнула под арку радуги над синей водой и растаяла в золотом солнечном свете.