Луиш ухмыляется.
— Хорошо…
— Как сказать «пошло все нахрен?
— Fode-se. А «иди в задницу» будет «va se foder».
— А как насчет «мне насрать»?
— Estou me cagando.
Я повторяю:
— Estou me cagando на Уильяма Траста и его долбаную подружку!
Луиш фыркает.
— Прекрасно, — говорю я. — Здорово повышает настроение.
— Готов поспорить, что да.
— Жаль, что здесь нет Уилла.
Луиш, похоже, слегка расстраивается, пока до него не доходит, что я имею в виду:
— Чтобы ты могла обложить его матом?
— Именно. Хрен моржовый!
— Testa di cazzo!
— Почти угадал!
Он поднимает свою бутылку пива и громко чокается ею о почти пустой стакан с виски в моей руке.
— Еще один?
Я бросаю взгляд на Сару и ее подругу. Они не будут против, если я к ним не вернусь.
— Конечно.
Подходит бармен и принимает у нас заказ, звонко опуская на стойку мой стакан и бутылку пива для Луиша.
— За счет заведения, — говорит он.
— Спасибо! — радостно благодарим мы оба.
— Эй... — Я облокачиваюсь на стойку и знаком велю бармену сделать то же самое.
— Что такое?
— Как по-французски будет «козел»?
Он даже ухом не ведет.
— Enculé.
— Круто. Спасибо!
— А как насчет «иди в задницу»? — встревает Луиш.
— Va te faire foutre, — отвечает бармен, наклоняясь еще ближе, и заговорщическим тоном интересуется: — Придумываете, как разговаривать со своим товарищем по команде?
Я заливаюсь смехом.
— Нет! — отрицает Луиш, но бармен многозначительно улыбается.
— Я читал газеты. Вы действительно так друг друга не любите, как там пишут?
— Нет, — трясет головой Луиш.
Бармен подмигивает и оставляет нас в покое.
Я смотрю на Луиша, приподняв бровь.
— Так вот что пишут в колонках сплетен?
— Ты, разумеется, слышала о нашей так называемой вражде? — с недоверием спрашивает он.
— Не читаю таблоиды. — Я и обычных газет почти не читаю, но сообщать об этом Луишу не собираюсь.
— Правда?
— Правда. Никогда, вообще никогда. — Неуклюже хлопаю ладонью по барной стойке, чтобы акцентировать свои слова.
— Почему?
— У меня на то свои причины.
— И когда ты перестала их читать?
Морщусь. Не слишком увлекательная тема, правда?
— Спустя несколько месяцев после переезда в Великобританию.
— В них слишком много писали о Джонни Джефферсоне, да?
Я чуть не падаю со стула.
— Не волнуйся, я никому не скажу.
— Как ты узнал? — Чувствую, что задыхаюсь, и поднимаю ладонь к горлу.
— Погуглил тебя, — отвечает он. — Дейзи, все нормально. — Он касается моей руки. — Ты можешь мне доверять.
Я это уже слышала. Я никому не могу доверять.
— Зачем? — нахожу я в себе силы выдавить вопрос. Да что это такое и с ним, и с Уиллом? Вот только Уилл не нашел ничего о Джонни, только о моем отце.
— Прости, — извиняется Луиш. — Наверно, не стоило. Просто Уилл рассказал, что ты работала на какую-то знаменитость...
Едва успеваю огорчиться, что Уилл сплетничал обо мне после того, как я просила держать рот на замке.
— Я вспомнил твое полное имя и забил в поиск «Паола Джузеппе». Тут же выскочило имя Джонни Джефферсона.
По-прежнему потрясенная, не свожу с него глаз.
— Послушай, клянусь, я никому ничего не скажу. Даже Уиллу, чтобы его позлить. Клянусь. — Луиш напряженно смотрит на меня, пока я смериваю его настороженным взглядом. — Ты поэтому уехала из Америки?
Киваю и делаю глубокий вдох. Глаза Луиша наполнены сочувствием. И тут со мною что-то происходит. Груз, который последние два года лежал на моих плечах, медленно, но верно начинает легчать. Начав говорить, уже не могу остановиться...
Я выросла в Нью-Йорке, но почти три года назад переехала в Лос-Анджелес работать личным помощником одного из самых знаменитых рокеров в мире и тут же безумно в него влюбилась. Джонни Джефферсон был хрестоматийным плохим мальчиком. В таких парней никогда не следует влюбляться, но именно в них неизбежно втрескиваешься по уши. Меня же совершенно застало врасплох то, что он тоже в меня влюбился. По крайней мере я так думала. С Джонни никогда не знаешь наверняка. Он, мягко говоря, парень непростой. Вот тогда-то все и пошло наперекосяк. Его всегда окружали фанатки, поджидали за кулисами, и Джонни раз за разом увеличивал дозы алкоголя, наркотиков и, разумеется, секса с бесчисленными девицами, причем все это на моих глазах. В конце концов моя чаша терпения переполнилась. Невыносимо было видеть, как человек, которого я любила больше всего на свете, занимается самоуничтожением. Но даже когда все было кончено, когда я наконец в последний раз вышла за его порог, он по-прежнему не шел у меня из головы. Я встречала его на вечеринках, в барах и клубах, и даже несмотря на то, что вскоре устроилась секретарем к одному бизнесмену, круг друзей нового шефа был таким, что Джонни не выпадал из моего поля зрения. А потом Джонни завел себе новую помощницу, девушку из Англии, и ходили слухи, что с ней произошло то же самое. Это стало последней соломинкой: осознание того, что я была для него не «той самой единственной», а всего лишь очередной цифрой в списке. Но чувства никуда не девались, поэтому я уволилась и сбежала из страны, переехав в Англию. Могла бы уехать в Италию, и, по-хорошему, так и надо было поступить, но Джонни — британец, и полностью оборвать все связи с ним казалось невыносимым. В Лондоне всегда существовал риск вновь с ним столкнуться — я даже занималась обслуживанием вечеринки для его собственной звукозаписывающей компании — но до сих пор мы неосознанно умудрялись друг друга избегать.
— А что насчет твоего имени? — наконец спрашивает Луиш. — Почему Паола Джузеппе, а не Дейзи Роджерс?
— Так вышло не специально, — говорю я, хотя, если совсем начистоту, в то время я была счастлива оставить свое прежнее «я» в Нью-Йорке. — Джонни узнал мое второе имя и решил, что оно лучше мне подходит. Он не переставая звал меня Паолой Джузеппе, и вскоре оно прилипло.
— А что ты сделала, когда уволилась?
— Вернулась к настоящему имени. Не хотела, чтобы хоть что-нибудь напоминало мне о Джонни. — О жизни в Нью-Йорке тоже хотелось забыть, но даже она была предпочтительнее воспоминаний о Джонни.
Луиш кивает, и я, задумавшись, на минуту замолкаю.
— Я сказала, что не читаю таблоиды.
— Ага.
— Переехав в Англию, я читала их постоянно. Скупала все до единого и прочесывала страницы в поисках новостей о Джонни. Это занятие постепенно полностью меня захватило. Я осознала, что впала в зависимость, поэтому однажды резко ушла в завязку. С тех пор их не читаю. Конечно, до меня до сих пор доходят слухи обо всех его пребываниях в клиниках и так далее, но я как могу стараюсь избегать новостей о нем.
— Ты его до сих пор не забыла?
С минуту размышляю над ответом.
— Знаешь, думаю, что забыла. Но проверять не имеет смысла. Мне все еще больно, и я не хочу ворошить прошлое. Мне кажется, на то, чтобы преодолеть такую боль, уйдут годы.
— Говорят, чтобы забыть кого-то, нужно в два раза больше времени, чем ты провел рядом с этим человеком.
Смотрю на Луиша и улыбаюсь.
— Ты это в каком-то женском журнале вычитал?
— Может, и так, — смущенно признается он.
— Если честно, у меня это уже заняло дольше. Я проработала с Джонни всего восемь месяцев, но он чересчур сильно на меня повлиял.
— Наверно, поэтому он так знаменит.
— Да, ты, возможно, прав. Есть в нем какая-то изюминка… А что с тобой? Почему ты читаешь женские журналы? Или это были журналы твоей подружки?
Луиш едва не давится пивом.
— Подружки? Нет!
— Чего ты так остро реагируешь?
— У меня нет подружки.
— Почему? Ты как будто считаешь их чем-то вроде болезни.
Он пожимает плечами.
— Это не в моем стиле.
— О боже, еще один Джонни. Миру только это и нужно.
Луиш задумчиво смотрит на свою бутылку пива.
— Не так уж я и плох.