Я смотрю на ее ладонь так, словно она ядовитая. Осторожно, я вытягиваю свою руку, которая немого задерживается в её ладони, прежде чем я убираю руку окончательно.

Она не моргает. — Пожалуйста, присаживайся.

Сажусь. Мои колени подпрыгивают вверх-вниз, пока я смотрю куда угодно, лишь бы не на неё. Ощущаю на себе её взгляд. Её полное имя - Женевьева Мари Ратледж - напечатано посреди каждого её сертификата.

Я представляю её самым маленьким членом очень большой семьи. У неё четверо, а может быть и пятеро братьев или сестер. Её родители - трудоголики. Они очень гордились ей, когда она окончила медицинский университет. Они с остекленевшими глазами смотрели, как она получает диплом, и думали: «Она изменит мир!»

Её стул слегка скрипит, когда она присаживается и перекладывает папки в поисках нужной, после чего берет ручку со стола. Документы упорядочены. Все находится на своих местах.

Она переплетает пальцы рук и улыбается своей «улыбкой на миллион». — Как ты, Наоми?

Было бы очень легко осудить её, если бы она сделала что-нибудь подозрительное. Доктор Вудс всегда носил белый халат. Всегда отпаренный и застегнутый на все пуговицы. Он был настолько формален и чопорен, что сразу же выстроил стену между нами. Он был врачом, я же была гребаным пациентом. Но доктор Ратледж не носит белый халат. Она одета в темно-синие брюки и легкий джемпер кремового цвета. Я чувствую запах её духов. Пахнет прекрасно. Я с удовольствием брызгала бы ими на свои запястья, если б не была в психушке.

— Я в порядке.

Она снова улыбается. Это начинает действовать мне на нервы. Доктор Вудс никогда так много не улыбался.

— Как спалось? — спрашивает она.

— Хорошо.

Её веселое настроение не покидает её даже тогда, когда она задает мне вопрос, который никто никогда раньше мне не задавал.

— Как ты думаешь, почему ты здесь?

— Что?

— Как ты думаешь, почему ты здесь? — повторяет она.

Мой взгляд устремляется в пол. Молчание становится неловким. — Я не знаю, — наконец, говорю я.

Она кивает и что-то записывает на лист бумаги, лежащей перед ней.

— Ты разговаривала с кем-нибудь здесь об этом?

— Нет.

— Почему нет?

Когда я только появилась в «Фэирфакс», доктор Вудс пытался заставить меня открыться, но я не доверяла ему. Его подход к ситуации был очень формальным, а голос лишен эмоций.

Я говорю доктору Ратледж правду. — Я не доверяла ему.

Она приподнимает брови. — Почему?

Я пожимаю плечами. — Потому что его не волновало, что происходит со мной.

Это первый раз, когда я произносила подобное вслух. Здорово, что доктор Ратледж не пытается изменить мое мнение.

Она продолжает писать в своем блокноте. — Ты думаешь, он бы не поверил тебе?

Я понимающе улыбаюсь и быстро отвечаю. — Нет, я точно знаю, что он бы мне не поверил.

— Кто-нибудь поддерживает тебя?

Раньше был один человек, который был на моей стороне и поддерживал меня, делая битву за свободу более сносной, но теперь Лаклан перестал верить в меня. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем я сама перестану верить в себя.

— Никто, — отвечаю я, и мой голос грозится выдать меня.

— И как ты себя чувствуешь из-за этого?

— Как может чувствовать себя человек, понимая, что его никто не поддерживает? — переспрашиваю я. — Дерьмово.

Она кивает и улыбается, словно её устраивают мои короткие, но честные ответы. — Понятно. Если б такое происходило со мной, я бы тоже злилась.

Я смотрю на неё из-под своих ресниц, пытаясь понять, не обманывает ли она меня и насколько правдивы её слова. Я не вижу ничего, кроме честности на её лице. Если так дальше пойдет, то слезы ручьем начнут течь из моих глаз. Я пожимаю плечами, устремляя взгляд в пол. Картинка перед глазами начинает становиться размытой, еще секунда, и я расплачусь.

Глупая. Тупая. Ребенок. Становится все труднее сдерживать слезы. Я отвечаю, потому что это помогает заглушить немного чувства. — Я не злюсь. Я просто...подбита.

— Почему?

— Я знаю, что все происходящее - правда, — говорю я. — Но это не имеет значения. Не для меня. И если я сама запуталась, то, как я могу ожидать от других, что они поверят мне? Я просто ... — Черт, я резко закрываю свой рот.

«Остановись прямо сейчас», — говорю я себе.

Я увлеклась.

Доктор Ратледж не давит на меня. — Наоми, я читала твою папку, — она смотрит мне прямо в глаза и тихо продолжает, — я просто хочу помочь тебе.

Я никогда не видела, что находится внутри «папки», но я предполагаю, что это целый кластер гребаной лжи.

— На самом деле, я не такая.

Доктор Ратледж наклоняет свою голову в сторону. — Не такая, как..?

— ... как описана здесь. — Я прикасаюсь к папке, лежащей в центре стола. — Это не я. Кто-то другой рассказал о том, что произошло. Не я.

— Расскажи тогда мне свою историю.

— Вы просто осудите меня, — говорю я.

— Нет, если ты дашь мне шанс.

Я откинулась в кресле и скрестила руки на груди. — Нет.

— Почему нет?

— Называйте меня сумасшедшей, но, возможно, я просто не хочу разговаривать о своей жизни с совершенно незнакомым человеком.

— Я здесь не для того, чтобы осудить тебя, — говорит она. — Я просто хочу, чтобы ты рассказала мне то, что знаешь. Расскажи мне, что привело тебя сюда, чтобы я смогла вернуть тебя обратно миру.

Слишком веселая она или нет, но есть в этой женщине что-то успокаивающее. Что-то привлекательное. Словно я могу поведать ей свой самый ужасный и темный секрет, а она выслушает его, даже не моргнув глазом.

Открывая рот, я понимаю, что доверяю ей. Верю, что она услышит каждое сказанное мною слово и поверит в то, что все, что я расскажу - и есть моя жизнь. Она действует так, словно её просьба - самая простая вещь в мире. Для меня же сделать то, о чем она просит, значит перерезать для неё свои вены и позволить им кровоточить.

«Наоми, которую я знаю, никогда бы не сдалась так быстро. Она боролась бы изо всех сил, чтобы остаться в настоящем».

Черт бы тебя побрал, Лаклан Холстед.

Я просто вижу, как он сидит рядом со мной и смотрит на меня своими честными глазами. Я всегда могла видеть все в его глазах: его разочарование, смех, радость, гнев... Он никогда ничего не скрывал. Это было единственное, что всегда привлекало меня в нем. Хотя, прямо сейчас меня это убивает. Я вижу его лицо, слышу его слова, в то время как я просто хочу их проигнорировать.

Она смотрит вниз на свои бумаги. — Расскажи мне о Максе и Лане.

Я хочу, чтобы их имена не оказывали никакого влияния на меня. В идеальном мире, их имена просто бы скатились с моих плеч, и я бы сказала доктору Ратледж, что никогда не слышала их. Она взглянула бы на меня с сомнением, и я сказала бы ей, что понятия не имею, кто эти люди. У неё, должно быть, просто не та информация.

Но мир слишком далек от идеала.

Реальность же такова, что, когда я слышу их имена, воздух медленно покидает мои легкие. Мое сердце тяжелеет, и я чувствую, что оно хочет вырваться из груди.

— Нет, — говорю я жестко. — Нет, я не могу.

Доктор Ратледж приподнимает брови. — Почему нет?

— Потому что не могу. — Я смотрю вниз на свою испарину на груди и стираю невидимую линию.

Все это время, что я провела в её кабинете, было очень тихо. Но сейчас статический шум достигает моих ушей. Он настолько громкий, что заставляет меня кричать. Напоминает радио, отказывающееся ловить волны. И затем я слышу голос позади меня.

— Наоми. — Волосы на моих руках встают дыбом. — Никто не поверит тебе. — Голос становится громче, сильнее, мрачнее.

Паранойя заставляет меня обернуться, сидя в кресле. Никого нет, по крайней мере, никакой физической оболочки. Но я чувствую чье-то присутствие. Присутствие настолько зловещее, что, кажется, потребуются считанные секунды, чтобы ад разверзся и поглотил меня полностью.

Я вспоминаю девушку, которую встретила в коридоре. Её глаза вспыхивают в моей голове: «Какого черта я все еще здесь?»