«Ну что же, моя любимая зверюшка! Бегай, выхаживай детишек. Ты совьешь себе уютное гайно, а рядом с ним еще несколько и будешь водить бельчат по новым домикам, чтоб не было им скучно.

Прощай, Чернушка! Берегись куниц, но пуще всего берегись охотников.

Прощай, пусть никто не тронет ни тебя, ни твоих детишек!»

Я надел лыжи. Белка спустилась с дерева и запрыгала вслед за мной по глубокому снегу. Настигла, бесцеремонно забилась под пальто. Я пытался вытащить ее оттуда. Она обиженно ворчала и ни за что не хотела уходить. Прогнать Чернушку, озябшую, в голодный опасный лес — мог ли я это сделать? Так и вернулся я в Ленинград с любимицей за пазухой. Оставалось одно — подарить ее в зоопарк.

В зоопарке Чернушку посадили в специальный изолятор на три недели. Врачи не разрешили навещать ее. Вы не представляете, с каким волнением я туда приехал, когда кончился злополучный карантин!

«Узнает ли?» — думал с тревогой.

Вот и громадная высокая вольера с полукруглым верхом.

— Чернушка! Чернушка! — громко, на удивление публики, закричал я.

Из дупла высунулась серая мордочка, прислушалась. Я повторил еще раз. Белка прыгнула на сетку и заметалась, пытаясь прорваться ко мне. Зрители, конечно, не понимали причин ее необычной возбужденной суматохи. А когда я разъяснил, что она узнала хозяина, недоверчиво качали головами. Где это видано, чтобы дикий, пугливый зверек был так привязан к человеку? Но вскоре убедились, что я не обманываю.

К вольере подошла смотрительница белок Ольга Михайловна и открыла мне дверь. Только я появился, Чернушка бросилась ко мне, уселась на плечо и с нежным воркованием, по которому я так соскучился, начала тереть лапами щеки. Видимо, решила, что без нее некому было меня умывать.

— Что она шепчет? — спросил один зритель.

— Просит, чтоб я не верил тем ученым, которые все ее действия приписывают только слепому инстинкту, — шутливо ответил я.

Почти каждое воскресенье навещал я Чернушку. И она послушно появлялась на мой голос.

Как-то из-за болезни я не приходил больше месяца. «Наверное, забыла», — решил я. Но нет, не забыла!

С веселым воркованьем юркнула она ко мне за пазуху и уснула. Ольга Михайловна даже прослезилась от умиления:

— Вот ведь невелика зверюшка, а тоже понимает… Это она за доброту, за ласку вашу благодарит. Какая умница!

Я пытался объяснить, что белка льнет ко мне не от избытка благодарности, а просто по привычке, потому что выросла за пазухой. Однако Ольга Михайловна и слушать не хотела.

— У них, у зверюшек, чутье имеется, — говорила она. — Они чувствуют больше, чем иной человек. Где плохое, где хорошее — все понимают…

Чернушка чувствовала себя в зоопарке великолепно. В отличие от диких белок, которые редко подходили к людям, она резвилась на глазах у зрителей. Протянет ли кто конфету — Чернушка тут как тут. Развернет, похрустит — и айда закапывать в сугроб, запасы делает на случай голодовки.

Очень интересно было смотреть, как она строила тайники.

Сначала вырывала лунку, откидывая передними лапками снег, затем опускала туда конфету и засыпала ее. При этом пришлепывала снег лапками. Похоже, будто месила лепешки.

Закопает, глядишь — опять мчится к публике. Так в попрошайничестве проходил ее трудовой день. И зрителям весело, и Чернушке приятно.

Среди своих рыжеватых сверстниц она казалась великаншей.

Из-за частых визитов к Чернушке меня стали считать постоянным обитателем вольеры.

Однажды я прогостил у белок за железной решеткой все воскресенье, потому что Ольга Михайловна случайно закрыла меня на замок. Говорят, это был самый доходный день для Ленинградского зоопарка. Люди толпились передо мной. И все восторженно аплодировали, глядя, как Чернушка винтом носится по моей сникшей фигуре.

А может, кто пустил слух, что в клетке сидит снежный человек. Не отрицаю, все стремились посмотреть на меня.

Когда осенью вернулся я из новой экспедиции, то сразу же отправился в зоопарк. Чернушка моя сидела среди бельчат и по очереди раздавала им куски морковки. Это были ее дети: четыре красненьких и два чернявых малыша.

Увидев меня, она заквохтала, заворковала и прыгнула на плечо. А глупенькие бельчата испуганно забились в дупло, удивленно выглядывали оттуда, не понимая, почему их мама так ласкается ко мне.