Политрук роты Г. И. Козлов сказал бойцам:

— Товарищи! Нас осталось 13 человек. Мало это или много? Много! Потому что мы гвардейцы. Если мы отдадим высоту, фашисты выбьют наш полк из Карташова. Неужели мы это допустим?

— Будем драться до последней капли крови! — решили гвардейцы.

В это время на высоту вновь двинулось свыше сотни фашистов при поддержке двух танков. На позицию гвардейцев обрушился шквал артиллерийского и минометного огня. Но, когда гитлеровцы приблизились к высоте, их встретил губительный огонь. Фашисты залегли, а потом вновь короткими перебежками, прячась за стволами деревьев, полезли вперед. Уже около двух часов длился бой 13 гвардейцев против сотни гитлеровцев. Погибли старшина Исайкин, бойцы Евтушенко, Ливанов, Ерофеев, старший сержант Мишкин. В рукопашной схватке погиб политрук Козлов. Но шесть винтовок и один автомат по-прежнему вели огонь по врагу.

Вот уже фашисты в каких-то 15 метрах.

— За Родину! Вперед! — поднялся младший лейтенант Журавлев и тут же упал, сраженный вражеской пулей.

— За мной! — крикнул сержант Лубенев, и шестеро гвардейцев бросились в последнюю штыковую атаку.

Посланное командиром батальона подразделение выбило гитлеровцев с высотки. На ней они нашли тела погибших гвардейцев. Вокруг валялись десятки фашистских трупов.

30 января мы получили приказ прекратить дальнейшие наступательные действия. Собрались в штабе, подвели некоторые итоги. За 11 дней боев в районе Щигры 1-я гвардейская ордена Ленина стрелковая дивизия освободила 21 населенный пункт. Было захвачено трофеев: 8 орудий, 7 минометов, 24 автомашины, 3 крупнокалиберных и 4 зенитных пулемета, 12 легких пулеметов, 79 винтовок, много боеприпасов.

Командование фронта предоставило соединению небольшую передышку.

5 февраля дивизия была передана в оперативное подчинение командующему 21-й армией генерал-майору В. Н. Гордову. По его приказу 1-я гвардейская передислоцировалась в район Лески, 35 километров севернее Белгорода. Здесь готовилось новое наступление.

Дивизии была поставлена задача: во взаимодействии с 1-й танковой бригадой взять Лески и станцию Беленихино и перерезать железнодорожную магистраль Белгород — Курск.

Получив задачу, я с группой командиров тотчас же отправился на рекогносцировку к месту предстоящих боев. С НП обороняющегося здесь стрелкового полка, расположенного на высоком холме, Лески были видны хорошо. Сразу от подножия холма до самой деревни почти на километр тянулось гладкое, как скатерть, заснеженное ноле. С юго-востока и с северо-востока к деревне примыкали высоты.

«Наверняка немцы оборудовали на этих высотах пулеметные точки, — подумал я. — И будут поливать нас фланговым огнем с двух сторон, когда мы выйдем на это чертово поле».

— Разведданные получены? — обратился я к начальнику разведки.

— Так точно, товарищ генерал!

— Доложите.

— Лески обороняет 222-й полк 75-й пехотной дивизии, а также сводный батальон альпийских стрелков. У противника большое количество минометов и тяжелой артиллерии. Деревня сильно укреплена. Почти каждый дом превращен в дзот. На окраинах деревни врыты в землю танки. Кроме того, есть танки на ходу. В направлении Беленихино противник укрепил крутую железнодорожную насыпь и нарастил на ней лед.

Вернувшись с рекогносцировки, мы засели за разработку операции. Наступать было решено одновременно в двух направлениях. 4-й и 355-й стрелковый полки должны были наступать на Лески, 85-й и 331-й — на Беленихино.

Поздним вечером 20 февраля 1942 года после артиллерийской подготовки 1-я гвардейская и соседние соединения пошли в наступление.

Стремительным броском батальоны 4-го и 355-го стрелковых полков преодолели половину заснеженного поля. И здесь сбылись мои самые худшие опасения. Сильный фланговый пулеметный, а также плотный артиллерийско-минометный огонь прижал бойцов к земле. Плохо разведанные вражеские огневые точки не были подавлены.

— Повторить артиллерийский налет! — приказал я, внутренне сомневаясь, что нам удастся подавить огневые точки противника.

Несколько раз еще поднимались в атаку гвардейцы, но так и не смогли ворваться в село.

В это же время 85-й и 331-й стрелковые полки с боем продвинулись километров на пять и вышли к железнодорожной насыпи. Начался трудный штурм обледенелой крутизны. Бойцы, действуя штыками и саперными лопатками, карабкались вверх и снова скатывались вниз. И все это под непрерывным огнем. Нескольким подразделениям удалось преодолеть насыпь и закрепиться на ее противоположной стороне. Хуже дело обстояло с артиллерией. Как ни старались бойцы втащить пушки на насыпь, ничего не получалось. Орудия скатывались вниз, переворачивались, сметали все на своем пути. Артиллерия осталась по нашу сторону насыпи.

Наступила морозная лунная ночь. Донесения в штаб дивизии поступали неутешительные. Полки лежат в снегу, в открытом поле. Потери большие, много обмороженных.

Признаться, меня на какое-то время охватило сомнение: «Не вернуть ли части назад?» И тут же мысль: «Но ведь завтра все придется начинать сначала».

— Что делать, комиссар? — спросил я К. И. Филяшкина.

— Продержаться до утра, а там атаковать, — ответил он.

Утром 22 февраля 4-й и 355-й стрелковые полки стремительной атакой овладели траншеями немцев на окраине села.

Перебравшиеся через насыпь подразделения 85-го и 381-го стрелковых полков были атакованы вражескими танками. А наша артиллерия была по другую сторону насыпи и помочь отразить танковую атаку не могла. С горечью пришлось дать приказ об отходе на исходные рубежи.

Теперь гитлеровцы все свои силы бросили на полки, ворвавшиеся в Лески. В контратаку пошли танки. Но здесь-то наша артиллерия была в боевых порядках пехоты. От метких выстрелов орудийного расчета старшего сержанта Шерстникова и бронебойщика сержанта Кузьменко сразу загорелись два вражеских танка. Остальные, не приняв боя, скрылись за домами. Но сделано было, что называется, полдела. Большая часть села была в руках гитлеровцев.

Еще вечером 21 февраля я получил приказ командующего фронтом о назначении полковника М. Е. Вайцеховского командиром 81-й стрелковой дивизии вместо выбывшего по ранению генерала В. С. Смирнова. Жаль мне было расставаться с ним. Немного мы вместе воевали, но успели по-боевому крепко сдружиться.

22 февраля с этим приказом я пришел на КП М. Е. Вайцеховского. Он сидел, сосредоточенно уткнувшись в карту. Увидев меня, поднялся навстречу.

— Ну как воюешь, Михаил Емельянович? — с улыбкой спросил я, протягивая руку.

— Да помаленьку, товарищ генерал, — по-воронежски певуче ответил он.

— А я тебя поздравить пришел. С повышением. — И ознакомил его с приказом. — Так что сдавай полк Худякову — и с богом!

Целая гамма чувств отразилась на лице полковника Вайцеховского. Видно было, что ему и приятно оказанное высокое доверие и в то же время мучительно жаль расставаться с полком, своим родным детищем.

— Разрешите обратиться с просьбой, товарищ генерал? Хочу отложить отъезд на сутки. Возьмем Лески — тогда и сдам полк.

— Ну что ж, может, ты и прав, Михаил Емельянович.

Как я потом об этом горько пожалел!

Все было готово для решительного штурма, и полковник Вайцеховский со своего КП пошел на НП, оборудованный перед самым селом. Дорога туда шла по этому проклятому ровному полю, и, когда начался минометный обстрел, Михаил Емельянович был тяжело ранен осколком мины в живот. На волокуше его вывезли из-под обстрела и быстро доставили в медсанбат. Но, несмотря на все старания врачей, спасти жизнь этого замечательного командира не удалось.

Похоронили М. Е. Вайцеховского с воинскими почестями в городе Воронеже на площади имени III Интернационала. Пять дней спустя здесь же был похоронен также скончавшийся от ран командир 81-й стрелковой дивизии генерал-майор В. С. Смирнов, которого должен был сменить М. Е. Вайцеховский.

Еще несколько суток наше соединение вело бои в районе Лески, Беленихино. За это время гитлеровцы потеряли свыше 700 солдат и офицеров, много танков и другой боевой техники.

26 февраля мы получили приказ командующего 21-й армией генерала Гордова сдать занимаемый 1-й гвардейской участок частям 297-й стрелковой дивизии и сосредоточиться в районе Верин, Кузьминка, Гнездиловка. Здесь создавалась группировка войск для наступления на Харьков.

Через два дня, когда дивизия уже была в указанном районе, был получен новый приказ: сосредоточиться в районе Марыш, Покаляное, Бочково. Был определен очень жесткий срок передислокации — пять ночей. Именно ночей, а не дней, поскольку передвигаться нужно было скрытно.

Начался изнурительный ночной марш по маршруту Авдеевка, Пушкарное, Зимовное, Ефремовка. Зимние дороги были сплошь занесены снегом. Буксовали машины, выбивались из сил лошади. И все-таки дивизия точно в назначенный срок вышла в район сосредоточения.

«Несмотря на тяжелые условия марша, — доносил представитель штаба армии, — дивизия точно и в срок выполнила боевое распоряжение. Дисциплина марша и маскировка соблюдались полностью…»[9]

5 марта 1-я гвардейская стрелковая дивизия поступила в распоряжение командующего 38-й армией генерал-майора К. С. Москаленко. В этот же день был получен приказ Верховного Главнокомандования о переименовании всех частей дивизии в гвардейские с присвоением им новых номеров.

85-й стрелковый полк стал 2-м гвардейским стрелковым полком, 331-й стрелковый полк — 7-м гвардейским полком, 355-й стрелковый полк — 16-м гвардейским полком, а 4-й Воронежский стрелковый полк получил наименование «4-й гвардейский стрелковый полк».

Трудно описать ту радость, которая охватила весь личный состав дивизии, когда был оглашен этот приказ. Во всех частях и подразделениях прошли митинги, на которых гвардейцы поклялись еще сильнее громить врага, биться с ним до последней капли крови, до полного уничтожения ненавистных фашистов. В эти дни многие воины подали заявления о вступлении в партию.