Пулеметчица, участница гражданской войны, партизанка, дочь донецкого шахтера старая ленинградка Анна Джуль сражалась на подступах к Ленинграду, а в армии находились ее муж и восемь братьев.

Депутат Верховного Совета РСФСР, заслуженная учительница Мария Вячеславовна Кропачева стала политруком. Будучи ранена в голову и руку, она перевязывала раненых своим бинтом, забыв о собственных ранах. Старый партизан слесарь-инструментальщик Мазакин за две недели до ухода на фронт привел на завод сына-восьмиклассника Женю и обучил его. Уходя, он сказал: «Смотри, сынок, не подведи отца, работай как следует».

…Живет наш могучий красавец город. День и ночь работает он на оборону. По улицам проходят части на фронт — люди с винтовками, в касках. Они как бы говорят людям без винтовок: «Мы хорошо понимаем, что такое наш Ленинград! Не бойтесь, мы грудью защитим его».

На улицах висят листы с напечатанным крупным шрифтом стихотворением Джамбула. «Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя!» — говорит седой певец вольного Казахстана, и любовно смотрят с портрета его глаза на пушки и грузовики, идущие по проспекту»[5].

В тяжелое блокадное время особенно ярко проявилось единство народа и армии. Войска Ленинградского фронта, в том числе и авиация, были отрезаны от баз снабжения, остро нуждались в боеприпасах, горючем и запасных частях. Мы обратились за помощью к рабочим нескольких заводов: «Красный выборжец», «Красный Октябрь», «Красногвардеец». Правда, все они были в основном эвакуированы, но часть оборудования осталась. Не покинули Ленинград многие инженеры, техники и рабочие. С большой охотой и чувством высокой ответственности патриоты взялись за выполнение заказов для фронта.

Когда нам потребовалось организовать ремонт воздушных винтов, мы обратились на завод имени К. Е. Ворошилова. Специалисты этого предприятия в очень короткий срок разработали технологию восстановления поврежденных при вынужденной посадке лопастей. Они выпрямлялись с помощью пресса, матриц и пуансонов. Потом шлифовались и покрывались лаком или специальным антикоррозийным составом.

Технология была разработана хорошая, а матриц и пуансонов в нужном количестве не оказалось. Выручил нас Путиловский завод, имевший уникальное оборудование, в том числе и копировальные станки. Он и изготовил необходимые детали.

Развернулась напряженная работа. Несмотря на холод, недоедание и другие лишения, люди трудились по полторы-две смены. Небольшие перебои случались лишь из-за нехватки электроэнергии.

В среднем рабочие успевали отремонтировать за сутки 25–28 лопастей.

Вспоминаются многие имена самоотверженных тружеников. Среди них главный инженер Анатолий Александрович Штукин, технолог Павел Антонович Коваленко, заместитель начальника цеха Иван Федорович Щитов, слесарь Марк Никитович Довбаненко, правильщицы Екатерина Матвеевна Михайлова и Мария Ивановна Никифорова, подручная правильщицы Лидия Алексеевна Карпова, шлифовщицы Антонина Тимофеевна Титова и Ася Таканаева, обжигальщик Александр Павлович Петров. Прекрасно работали и прикомандированные к заводу красноармейцы Николай Георгиевич Тимофеев, Серафим Карпович Рубис, Александр Михайлович Чертов.

В тяжелое блокадное время хорошо помог авиаторам и конструкторский коллектив, возглавляемый Ж. Я. Котиным. Несмотря на огромную занятость своей основной работой — созданием танков, его сотрудники сконструировали новый водяной радиатор для самолета. Он был на 50 килограммов легче обычного, поскольку изготовлялся не из меди, а из сплава алюминия и магния. Его серийным выпуском после испытаний на земле и в воздухе занялся завод «Красногвардеец», производивший медицинские инструменты.

Некоторые руководящие работники Наркомата попытались выселить из заводских помещений созданные нами ремонтные базы. Пришлось обратиться в Военный совет Ленинградского фронта. И он помог нам. В частности, нас авторитетно поддержал Андрей Александрович Жданов. По этому вопросу было принято специальное постановление.

Базы работали с предельной нагрузкой, возвращая в строй поврежденную технику. Но с каждым днем им все труднее становилось выполнять возросшие заказы авиационных частей. Требовалось организовать ремонтные работы непосредственно на аэродромах, создать в полках подвижные авиационно-ремонтные мастерские (ПАРМы). Производство необходимого оборудования для них можно было наладить на все тех же авиационных заводах.

Составив проект постановления Военного совета фронта по этому вопросу, я обсудил его с главным инженером А. В. Агеевым, а затем представил командующему. Генерал-майор авиации А. А. Новиков написал на документе, что он ходатайствует перед Военным советом о принятии такого решения. Затем Александр Александрович вернул мне бумагу и сказал:

— Доложите суть дела первому члену Военного совета Андрею Александровичу Жданову. Поскольку вы инженер, вам, как говорится, и карты в руки!

Признаюсь, я немного растерялся. Ведь Андрей Александрович Жданов был не только членом Военного совета фронта, но прежде всего членом Политбюро ЦК ВКП(б), секретарем Центрального Комитета партии, первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б).

— Боюсь, что товарищ Жданов не станет со мной разговаривать, — высказал я опасение. — Ведь совсем недавно Военный совет решал вопрос о нештатных ремонтных базах. И вдруг — новое дело — ПАРМы.

— Не робейте и не теряйте времени, — ободрил меня командующий. — Андрей Александрович сейчас в кабинете, и на приеме у него пока мало народу.

Генерал А. А. Новиков помолчал немного и, как бы размышляя вслух, продолжал:

— Товарищ Жданов хорошо относится к авиаторам, заботится об укреплении наших ВВС. Он знает, как дорог нам каждый отремонтированный самолет, и непременно поможет.

И вот я в приемной А. А. Жданова. Его секретарь то отвечает на телефонные звонки, то сам кого-либо вызывает на прием к Андрею Александровичу.

Первый член Военного совета Ленинградского фронта принял меня довольно быстро. Здороваясь, он приветливо улыбнулся, и это как-то сразу помогло мне освободиться от скованности.

Я не раз слушал выступления А. А. Жданова на торжественных собраниях, партактивах и партийных конференциях, но наедине с ним оказался впервые. Андрей Александрович выглядел усталым, чувствовалось, что он постоянно недосыпает и не совсем здоров. Мой доклад он слушал внимательно, вопросы задавал четкие, лаконичные, иногда делал записи в блокноте.

Затем Андрей Александрович переговорил по телефону с секретарем Ленинградского горкома партии по промышленности, чтобы уточнить производственные возможности некоторых предприятий, и с командующим ВВС фронта генералом А. А. Новиковым. У товарища, отвечавшего за работу городского транспорта, он выяснил, сколько можно выделить автобусов для нужд фронта.

Видный деятель партии А. А. Жданов подошел к решению нашего вопроса с таким же глубоким пониманием, с каким относился к мероприятиям государственного масштаба.

По решению Военного совета фронта нам дали 50 автобусов. Получили мы и необходимое станочное оборудование. На заводе, которым в то время руководил Т. В. Молодых, эти автобусы довольно быстро переоборудовали в ПАРМы. Так был решен очень важный для нас вопрос.

Организация подвижных авиаремонтных мастерских (ПАРМ-1) повысила оперативность в работе инженерно-технического состава. А поскольку они комплектовались наиболее подготовленными специалистами, возросло и качество ремонта.

Фронтовая обстановка вынуждала даже многие сложные повреждения устранять непосредственно в частях, минуя ремонтные базы и авиазаводы. Взять, к примеру, восстановление пробитого хромомолибденового лонжерона на самолете СБ.

Заводская технология предусматривала наложение на пробоину бужа. Иными словами, к лонжерону приклепывался стальной манжет. Чтобы выполнить эту сложную и трудоемкую операцию, требовался специальный инструмент. А он имелся далеко не во всех частях. Но когда на счету каждая боевая машина, мы не могли бомбардировщики с поврежденными лонжеронами отправлять на завод и тем самым на длительный срок выключать их из боевой работы. Стали искать иной выход. И нашли.

Во 2-й смешанной авиадивизии старший инженер В. Ф. Таранущенко и его заместитель А. К. Первушин впервые в полевых условиях приварили к лонжерону буж. Быстро отремонтированный бомбардировщик был снова включен в боевой расчет.

Помню, с какой придирчивостью и скрупулезностью специалисты осматривали возвращенный в строй СБ. Но никаких недоделок они не нашли и признали качество ремонта отличным.

Нас это особенно радовало потому, что сварка хромомолибденовых деталей с трудом осваивалась даже на заводах. Там и некоторые опытные рабочие на первых порах делали грубые и не всегда надежные швы. Сваренные детали не выдерживали перегрузок, возникающих в полете, и давали трещины.

А вот во 2-й смешанной авиадивизии, где начальником ПАРМ-1 был В. И. Савинов, освоили не только бужирование лонжерона, но и успешно сваривали детали из легированной стали.

Замечательные ремонтники имелись и в других ПАРМах. Вспоминается мастер-новатор К. Кузнецов, которого сослуживцы прозвали кудесником. Он освоил сварку особо ответственной детали из сплава электрона.

Специалисты, видимо, помнят то время, когда даже сами слова «сварка» и «электрон» считались несовместимыми: сплав при сварке мгновенно воспламенялся. В поисках выхода из этого тупика ремонтник Кузнецов начал экспериментировать. И он добился своего — смастерил специальную горелку, позволяющую без опасений надежно сваривать поврежденные детали, изготовленные из сплава электрона. Его ценный опыт был изучен и распространен во всех авиационных частях фронта.