Бэррауфс просмотрел готовую статью, затем спустился в цокольный этаж отеля и вошел в занавешенную кабинку, стоявшую посреди превращенного в пресс–центр выставочного зала. Здесь он передал материал худощавому парню в рубахе с короткими рукавами, сидевшему за столом, заваленным бумагами.

— Новости есть? — спросил издатель.

— Прошел слух, что сюда, возможно, прилетел Марк Дэвидсон, президент «Юнифордж», — ответил сотрудник. — Проверяем.

В этот миг застрекотал телетайп, и оба журналиста склонились над машиной.

«Подкомиссия по вопросам обороны собралась сегодня в 14.00 на экстренное заседание, — гласил текст. — Этот шаг был вызван заявлением министра финансов Чарлза Манчестера о том, что проект «Дафна» представляет собой пустую трату денег».

Кэлвин Бэррауфс усмехнулся.

— Пожалуй, этот конвент не будет формальностью, — сказал он своему сотруднику. — Поживем — увидим.

— Я не могу выступать с чужого голоса, Оби, — заявил Манчестер. — Речь идет не о политике, а о моей чести.

Помощники министра финансов уже выработали тактику и решили, что Арчи Дю — Пейдж обнародует краткое заявление под своим именем. Теперь они обсуждали чисто формальные действия, и спор шел уже битый час.

— Послушай, Чарли, — устало возразил О’Коннел. — Ты сам видел, как мы в подкомиссии по вопросам обороны из кожи вон лезли, лишь бы изменить негативное впечатление после твоего предложения пересмотреть военный бюджет. Мы проиграли. Если теперь ты обратишься к политической комиссии в ее полном составе, кончится тем же. Начнешь взывать к съезду — вообще пиши пропало.

— Грош мне цена, если отступлю.

— Сейчас необходимо свести потери к минимуму, — сказал Оби. — Будешь стоять на своем — толку не добьешься.

— Я готов вынести этот вопрос на суд съезда.

— Поверьте, господин министр, — подал голос Льюис Коэн, — никому и в голову не придет изменять пункт партийной программы, связанный с обороной. Я согласен с Оби: мы бессильны что–либо предпринять самостоятельно.

За несколько часов до этого разговора подкомиссия в составе пятнадцати членов приняла резолюцию, в которой говорилось о необходимости развивать все виды вооружений. Заявление Манчестера было оставлено без внимания, и резолюция прошла девятью голосами против шести. Льюис Коэн присутствовал на заседании, но убедить никого не смог. Радио и телевидение уже разносили весть о «поражении» Манчестера по одному из пунктов партийной программы.

— Да как вы не поймете, что тут дело принципа, — настаивал Манчестер. — Надо, черт возьми, изменить текст программы.

— Чарли, поверь мне, — повысил голос О’Коннел, — делегатам нужен победитель. Если на съезде возникает стычка, в которой заведомо невозможно одержать верх, ищут новых кандидатов.

— Оби прав, — согласился Коэн. — Такова психология голосующих.

— А ты что думаешь, Арчи?

— Не знаю, босс…

— Да что там! — взорвался О’Коннел. — Вот вам один пример: вчера ты откровенничал с финансовыми воротилами, когда говорил о системах оружия. Сегодня эти твои слова у всех на устах.

— Что? Но мы ведь договаривались с «пятитысячниками», что все останется в стенах их клуба!

— Значит, кто–то проболтался. Богачи любят посплетничать. Как бы там ни было, но тебя уже объявили самоуверенным хлыщом!

— Господи, Оби! Совсем недавно они клялись в своей преданности!

— Знаю, знаю. Однако смотри, что из этого вышло. Теперь держи ухо востро.

Арчи Дю — Пейдж внезапно вскочил.

— Извините, я на минутку! Он бросился в отведенный ему кабинет, схватил телефонную трубку и лихорадочно набрал номер.

— Кей, это ты?

— Ах, Арчи! Я уже в кровати, читаю книжку про любовь.

— Слушай, Кей, — перебил ее Дю — Пейдж. — Ты пересказывала кому–нибудь наш вчерашний разговор?

— Да, — замявшись, ответила она, — матери. Речь Манчестера в твоем изложении была просто восхитительна, и я хотела, чтобы мама тоже разобралась, что к чему.

— Господи, Кей! Здесь идет драка, а не студенческий семинар. Твоя мать на стороне Робертса, я — за Манчестера. Они же дерутся между собой за место в Белом доме!

— Арчи…

— Что Арчи? Что Арчи? Твоя матушка разболтала всем о том, что говорил Манчестер!

— Разве он покривил душой?

— Не в душе дело. Теперь конкуренты стремятся извратить смысл его речи. Я тебя умоляю, Кей: ни слова больше. Если я говорю с тобой доверительно, значит, все должно оставаться между нами.

— Хорошо, Арчи, обещаю. Увидимся сегодня?

— Не могу: дел куча. Вот что, приходи–ка завтра к нам. Один взгляд на тебя, и я готов буду ринуться в битву!

— Я у тебя вроде устройства для подзарядки аккумулятора, да? Ладно, приду. Спокойной ночи.

Арчи вернулся к своим и вкратце рассказал о допущенной промашке. Кандидат ответил ему теплой улыбкой, и Арчи подумал, что отношение к чужим ошибкам служит истинным мерилом масштаба личности. Министр финансов крайне редко направлял свой гнев на сплоховавших сотрудников. Возможно, он слишком верил в свою способность исправить любой чужой промах.

Оби О’Коннел был куда менее великодушен.

— Боже мой! — закудахтал он. — Вот к чему ведет стремление набить себе цену болтовней о политике! Довериться дочери Грейс Оркотт! Ох…

— Мы преувеличиваем ущерб, — успокоил его Манчестер. — Вряд ли случившееся серьезно повредит нам, разве что укрепит неприязнь ко мне тех делегатов, которые и без того настроены враждебно. Покончим с этим раз и навсегда.

Они поспорили еще с четверть часа, подготовили текст заявления, в котором говорилось о согласии Манчестера с резолюцией комиссии и о том, что он оставляет за собой право ее свободной интерпретации. Наконец все разбрелись по номерам гостиницы, а Арчи отправился в типографию.

Запасшись тремя сотнями копий, он вошел в пресс–центр. Один листок он приколол к доске объявлений, после чего обошел все занавешенные кабинки, вручая по экземпляру дежурным операторам или, если дежурных не было, оставляя текст заявления на пишущих машинках.

Кэлвин Бэррауфс болтал со своим помощником, когда на пороге кабинки появился Арчи и вручил ему одну из копий. Бэррауфс внимательно прочел текст и поднял глаза.

— Значит, ваш босс умывает руки? — спросил он.

— С чего вы взяли? Заявление пронизано духом борьбы. Мы не отступаем ни на пядь.

— Но и не рискуете вынести вопрос на всеобщее обсуждение.

— Это не обязательно, — возразил Арчи. — Пункт правильный, если взглянуть на него как надо.

— Сегодня днем вы, ребята, утверждали обратное и пытались внести поправки в программу партии. Правда, ничего не вышло…

— С тех пор много воды утекло, мистер Бэррауфс, — сказал Арчи. — А что говорят о позиции министра?

— Что он смелый человек, — ответил издатель, стряхнув пепел прямо на пол. — И эта смелость может стоить ему победы.

— Вы серьезно?

— Более чем серьезно. За делегатами уже охотятся Дэвидсон из «Юнифордж» и Гэс Мэгуайр. Мы выяснили, что они оба в Чикаго и работают на Робертса. К завтрашнему вечеру в промывание делегатских мозгов включатся все военные промышленники.

— Даже не верится…

— Дай мне бог ошибиться. И все же не стоит недооценивать их силу, когда затронут самый чувствительный нерв — бумажник.

— А что думаете лично вы, мистер Бэррауфс? Вы согласны с моим шефом?

— Я много размышлял об этом, — поколебавшись, ответил издатель. — И пришел к выводу, что да, согласен. Можете передать министру, что, по крайней мере, одного газетчика он заставил пошевелить мозгами. Когда–то мы должны будем провести черту под военным бюджетом. К сожалению, Манчестер, по–моему, слишком спешит с этим.

— Однако вы согласились с ним. Что же мешает другим?

— Деньги. До четверга делегаты никак не успеют все хорошенько взвесить. Сейчас они способны только реагировать на состояние своего кошелька, но не осознавать всего значения проблемы.

Оби О’Коннел сидел на высоком табурете за стойкой бара и кипел от злости. Чего ради мотался он по стране? Чего ради накрутил 75.000 миль? Один–единственный прокол на пресс–конференции, и вот уже все его труды, надежды, планы под угрозой провала. А тут еще это заявление! О’Коннел невольно поежился. Беда Манчестера в его проклятой самоуверенности. С такими людьми всегда трудно разговаривать. Ничего им не втолкуешь! Оби в сердцах брякнул о стойку пустой стакан и заказал вторую порцию виски со льдом.