Старый Спящий смешал табак и травку-швару, мелко изрубил смесь, набил и передал мне трубку, чтобы я раскурил ее: мы стали затягиваться из нее поочередно. Когда я принимал от него трубку, я брал ее одной рукой, когда передавал ему, он схватывал чубук обеими руками, ладонями вниз, растопыривая согнутые пальцы, набрасывался на нее, подражая повадкам медведя. Так поступают все знахари — владельцы магических трубок: это знак их ордена. Мы немного поговорили о погоде, о дичи, о местах, где живет племя. Женщины поставили перед нами еду, и я поел, как полагалось. Я пришел к старику в палатку, чтобы узнать кое-что и начал понемногу подбираться к интересовавшей меня теме. Я сказал ему, что в разное время в различных местах убивал пум. Вижу у тебя тут шкура пумы, закончил я. Это ты убил ее, или это подарок?
«Солнце было ко мне благосклонно, — ответил он. — Я убил эту пуму. Все, что случилось, очень ик-ут-о-вап-и» «очень мало солнца», — переведем это, — в высшей степени сверхъестественно.
Я был уже взрослым и сильным мужчиной. Я имел собственный дом, трех жен, которых ты здесь видишь. Все мне удавалось. Я жил счастливо. И вдруг все это изменилось. Если я отправлялся на войну, меня ранили. Если я захватывал лошадей, то терял их снова: или они издыхали, или их крали, или они калечились. Хотя я усердно охотился, мне почему-то часто не удавалось вернуться домой с мясом. А потом пришло самое худшее — болезнь. Какой-то злой дух вселился в меня и временами схватывал за сердце так, что я испытывал ужасную боль. Он хватал меня, где бы я ни находился, что бы ни делал, и боль бывала так сильна, что у меня кружилась голова, я шатался, а иногда просто падал и на короткое время умирал[48]. Я лечился, просил знахарей молиться за меня, давал лошадей то одному, то другому. Мне не становилось лучше, и я совсем обеднел. Наконец у нас осталось так мало лошадей, что их хватало только для перевозки имущества при кочевках лагеря. Отряды больше не брали меня с собой в военные походы; боялись, что я умру у них на руках или как-нибудь навлеку на них несчастье. Мне рассказали об одном человеке из племени гро-вантров, который страдал тем же недугом. Он купил магическую трубку, обладавшую большой силой, и при ее помощи поправился. Мне говорили, что он согласен продать трубку, но я не мог ее купить. У меня не оставалось пятнадцати или двадцати лошадей, чтобы заплатить за нее, я не мог дать даже одной. Я предпочитал умереть, чем допустить, чтобы мои женщины совершали переходы пешком. У меня не было родственников, которые бы мне помогли, не было таких родственников и у моих женщин. Да, я жил чень бедно. Все-таки я как-то сохранял бодрость, пытаясь всячески поправиться и добывать на жизнь для себя и семьи, наконец мои припадки, когда я на время умирал, стали так часты, что я перестал ездить на охоту и вообще куда-бы то ни было, иначе как в сопровождении одной из жен. Они не позволяли мне уезжать одному.
Вот эта жена, последняя, отправилась однажды со мной на охоту. Мы в то время стояли лагерем на Пи-ис-тум-ис-и-сак-та (Дип-Крик) далеко вверх по реке, у ее истоков. Мы пошли пешком в сосны на горах Белт в поисках любого мяса. Лагерь стоял в этом месте уже более месяца, и все животные ушли к дальним предгорьям и повыше в горы. Мы долго шли, пока обнаружили много свежих следов. Наконец высоко на склоне горы я увидел маленькое стадо вапити, переходившее через полянку; оно скрылось в окружающем лесу. Ветер дул с подходящей стороны, и я пошел за ними; жена моя шла по пятам. Вапити спустились в глубокую лощину, пересекли речку на дне ее и поднялись по противоположной стороне. Но когда мы подошли к речке, то остановились потому что на тропе поверх следов копыт вапити виднелись свежие следы медведя и очень крупного. Он тоже вышел охотиться и опередил меня, идя по следам вапити. Я оставил их медведю и повернул назад. Я не хотел встречаться с ним там, среди густых сосен. Мы снова выбрались на полянку и вошли в лес в другом направлении, чтобы подняться к вершине горы. Мы снова обнаружили свежие следы вапити и очень осторожно, шаг за шагом, стали продвигаться по следам, всюду высматривая этих животных. Наконец мы подошли к подножию высокой скалы. Под ней лежали осыпавшиеся камни, росли кусты, низенькие сосны. Впереди нас прямо на солнце, подвернув морду к боку, лежал вапити, двухгодовалый самец; он крепко спал. Я взял с собой только лук и стрелы. Чтобы стрелять наверняка, нужно было подобраться близко, выше или ниже его, потому что животное лежало вдоль выступа скалы, и я приблизился к нему сзади. Стрелять в круп бесполезно. Я должен был пронзить стрелой его спину сверху или же стрелять ему в бок снизу вверх. Я решил пройти вдоль подножия скалы и стрелять вниз. Никогда я не шагал более осторожно и более медленно, чем в этот раз. Мне нужно было убить этого вапити, потому что мы сидели без мяса и уже несколько дней жили тем, что нам давали более удачливые охотники. Жена моя остановилась и села, чтобы я мог легче приблизиться. Я оглянулся и увидел, что она смотрит на меня, на вапити, делая мне знаки, чтобы я был осторожен. Я стал шагать еще осторожнее, если только это было возможно, и наконец занял удобную позицию для выстрела. Я согнул лук и отпустил тетиву. Я видел. как стрела вонзилась в вапити, видел, как он пытался встать. видел, как кровь хлынула у него из ноздрей, и тут мое сердце схватила боль! Я зашатался и умер.
Я долгое время пролежал мертвым, потому что когда я ожил, солнце уже село и последние оставшиеся еще краски побледнели. Я лежал в углублении, вроде пещеры, куда моя жена перенесла меня, Я чувствовал себя слишком слабым, чтобы встать. Она принесла много сучьев и развела небольшой костер у входа в пещеру. Потом она принесла воды в куске шкуры вапити и мяса. Я напился, и она накормила меня: дала мне жареной печенки, мозговую кость, почку, но я не был голоден и смог проглотить только несколько кусочков. Она тоже не могла есть, нам было очень грустно. Оба мы поняли, что на этот раз я чуть не умер на самом деле. Она подошла ко мне, легла рядом и стала гладить мой лоб, уговаривая не падать духом; через некоторое время я уснул. Тогда моя тень отошла от измученного тела. Я был свободен, легок, как пузырек на воде. Я чувствовал, что могу отправиться куда захочу и в состоянии понять все. И вот, как будто меня кто-то вел или показывал дорогу, я вышел к красивой новой большой палатке, стоявшей одиноко на краю рощи, в глубокой, широкой долине, по которой текла прекрасная река. Не колеблясь, без всякого смущения я поднял входной полог и вошел в палатку. Хозяин ее, старый-старый человек, приветствовал меня, усадил рядом с собой и велел своей жене приготовить поесть. Мы курили, и он задавал вопросы. Я рассказал ему все, всю свою жизнь и как я сейчас страдаю. «Так, — повторял он все время, — «так», «так», «знаю», «понимаю».
Мы поели то, что женщины поставили перед нами, и он снова набил трубку. «Слушай, — сказал он, когда мы закурили, — слушай. Когда-то я страдал, как ты сейчас, и, подобно тебе, искал помощи всюду, всякими способами и наконец получил ее. Волосы мои побелели, кожа в морщинах, я очень, очень стар. Но и сейчас я крепок и здоров и сам добываю мясо для этой палатки. И все потому, что я нашел себе могущественного целителя. Я жалею тебя. Сейчас я тебе скажу, что мне было велено сделать. Слушай внимательно мои слова, следуй моему совету, и ты тоже доживешь до глубокой старости.
Прежде всего о твоей болезни: чей-то дух, может быть дух убитого тобой врага, каким-то образом проник в твое тело и вызвал злокачественную опухоль в твоем желудке. Ее нужно удалить, потому что она все растет и растет и давит на сердце. Если не остановить рост опухоли, то она скоро будет давить так сильно, что сердце не сможет работать; тогда — смерть. Ты должен убить горного льва и велеть выделать шкуру, оставив когти на лапах. Смотри за этой шкурой как следует, ночью подвешивай ее или клади в изголовье своего ложа. Ложась спать, молись, говоря: «Хайю, создатель когтей; хайю, создатель острых рвущих когтей, молю тебя, помоги мне. Вырви когтями эту опухоль, которая угрожает моей жизни и обязательно убьет меня, если ты мне не поможешь!» — Так ты должен молиться создателю когтей, тени самого древнего горного льва. Ты должен выучить три песни», — он научил меня петь их (тут старик спел их; нечего и говорить, что пел он с тем глубоким, искренним чувством, какое верующие вкладывают в священные песнопения). Он сказал мне также, что я всегда должен класть свою трубку на лепешку бизоньего навоза, так как бизон священное животное, и чтобы, молясь, я выпускал дым на все четыре стороны света, кверху — к живущим над нами, книзу — к нашей матери (земле). Тогда мои молитвы будут действовать сильнее.
48
падал в обморок