БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ!

НЕ ТРЕВОЖЬТЕСЬ! Дети часто температурят. У мальчика просто насморк. Чай, аспирин, растирание спиртом и пусть два-три дня побудет дома. Сказав это, школьный врач поднялся. Папа помог ему надеть пальто, мама спросила, не лучше ли поить меня липовым чаем, и он ответил: неважно, каким; бабушка посоветовала ему идти осторожно, на улице гололедица. Задержавшись в дверях, доктор еще раз обратился ко мне:

— До свидания, молодой человек, и об уроках не беспокойся. Я поговорю с вашим классным руководителем. Послезавтра он пошлет к тебе кого-нибудь из одноклассников, чтобы ты был в курсе и не отстал. Будь здоров!

Позвольте, дорогие товарищи и друзья, на тех днях, когда я болел, я не стану задерживаться. Это были длинные и скучные дни. После маминых чаев я поклялся, что в рот не возьму ни одной ложки чая до самых государственных экзаменов (а сейчас я только в шестом). Что касается папиного аспирина, то если мне встретится на пути аптека, я перейду на другую сторону улицы, а о бабушкиных советах решительно не хочу вспоминать. Но вот наконец я выздоровел. Завтра мне можно покинуть постель и пойти в школу. Я заглянул в расписание и остановился на истории. По истории меня еще не спрашивали. И можно быть уверенным, обязательно спросят. А что задано? Я вспомнил, что обещал мне доктор, и решил спокойно ждать кого-нибудь из ребят.

Часа в четыре пришел мой милый, добрый и восторженный сосед по парте Тудорел Кристя. Он еще не зашел в комнату, а я уже знал, что это он: по тому, как он хлопнул калиткой (вероятно, пнув ее ногой), по веселому свисту, с которым он пересекал наш двор, по собачьему визгу (это он «по дружбе» съездил Гривею по морде), по приветствию, с которым он обратился к бабушке (это было такое громовое «Здравствуйте!», что маленький ребенок у соседа со второго этажа проснулся и добрых полчаса без перерыва горланил; ребенок, а не сосед), и наконец, по тому, как дверь распахнулась, ударившись ручкой об стенку.

— Аве, Мишук! Тудорел Кристя тебя приветствует. Как живется-можется? Вот и умница! Я пришел сказать, что нам задано. Держу пари, что прежде всего тебя интересует история. Так вот, тема… (Тудорел собрал пальцы в кулак и со смаком чмокнул их.) Красота! Мечта! Восьмое чудо света… Только по торжественным дням. А как объяснял! Ты же знаешь Паску. Глаза и жесты… Взглянет вглубь класса — и ты видишь поле битвы; раскинет руки — и тебе представляется, как собирается войско; поднимет палец — слышишь, горнист трубит. Красота! Поэзия! В классе — мертвая тишина. Никто не шелохнется, никто не вздохнет… Какой урок! Ах, какой урок!

Я с восторгом слушал Тудорела, смотрел, как он вертелся, как стянул с меня одеяло, помял кулаком абажур ночника, взбороздил ковер и в порыве энтузиазма швырнул мне в голову свой портфель.

— Какой урок! Ах, какой урок. Чудесная эпоха! Героические времена!

Как раз в тот момент, когда я думал, что вот сейчас узнаю тему урока, зазвонил телефон. Тудорел сказал: «Это мне», взял трубку, с кем-то немного поговорил, закончив словами: «Сейчас приду. Бегу, лечу, земля гудит под ногами, быстрее ракеты!» И после этого мой милый, добрый и восторженный сосед по парте Тудорел Кристя схватил портфель, пожелал мне успешно выучить урок и бурей умчался, не закрыв за собою дверь.

Я опомнился, когда уже остался один. Какой урок учить, я представления не умел. Но мне не пришлось долго плакаться на горькую участь. Не прошло и четверти часа, как мама сказала, что ко мне пришла одноклассница. А точнее, Миоара Дэнеску.

Миоара робко постучала и открыла дверь только после третьего «Войдите!». Она принесла мне букетик подснежников и застенчиво протянула, глядя так, будто подавала мне ложку рыбьего жира. Она ни за что не захотела сесть рядом со мной, а присела на стул на другом конце комнаты и оттуда сказала своим тихим, тоненьким голоском:

— Мне очень жаль, что ты болел. Тебе было очень больно?

— Ничего не больно.

— О, ты такой смелый! Тебе было больно, я знаю, больно, только ты не хочешь признаться. Какое несчастье — эта болезнь! Какое несчастье!

Она вытянула из рукава розовый платочек и утерла катившиеся по щекам слезинки.

— Ты плачешь? — растроганно спросил я.

— Да, — ответила она еще растроганнее. — Я много думала о тебе, когда ты болел. (Тут она опять утерла слезинки.) А сейчас пришла показать тебе, что нам задано…

— Спасибо, я как раз ждал…

— Я пришла показать, что задано… Но твоя болезнь так подействовала на меня… Так подействовала…

— Не надо, — попытался я успокоить ее, — теперь я хорошо себя чувствую, и потом у меня был просто насморк и все. — И прямо спросил: — Что у нас по истории?

Миоара не слышала моих последних слов.

— Насморк? — переспросила она с содроганием, как будто я, по крайней мере, сказал, что у меня череп проломлен. — Насморк? О, какая неприятная штука! Ужасная! Бедненький!

И опять прослезилась. А немного успокоившись, порылась в портфеле, вытащила записочку и, не глядя на меня, протянула:

— Это я написала тебе в конце урока истории. Прочитаешь, когда я уйду…

— Спасибо, — говорю, думая, что в записке тема урока на завтрашний день. — Ты — хороший товарищ и я обязан тебе.

— Обязан? Не стоит. Ты был так болен…

И держа платочек у глаз, Миоара исчезла совершенно бесшумно, конечно, чтобы не побеспокойте, меня.

Я нетерпеливо развернул записку. Вот ее содержание:

«Как ты поживаешь? Мне захотелось тебе написать. После уроков приду к тебе, скажу, что нам задано. Ты все там же живешь, не так ли? Никуда не переехал? Миоара».

И все. И больше ни слова.

Я разорвал записку в клочки.

Что задано по истории? Этот вопрос мучил меня больше насморка.

Но пока я терзался, предчувствуя приступ головной боли, слышу с улицы:

— Здесь живет Михай, ученик шестого класса… школы… номер…

Ах, как я благословлял этот знакомый голос! Голос еще одного одноклассника, лучшего отличника, гордости нашей школы, серьезный голос Ионеску Ал. П. Ганнибала.

— С дружеским приветом! — важно обратился ко мне Ионеску Ал. П. Ганнибал. — И поздравляю с выздоровлением! Я счел своим долгом отличника поставить тебя в известность о том, что задано.

— Спасибо. Ты очень любезен. Я не ожидал, что именно ты… Но не будем терять время: прежде всего меня интересует по истории, если не возражаешь.

— Хорошо, — кивнул он. — Объясню по истории.

И мой выдающийся одноклассник Ионеску Ал. П. Ганнибал, заложив руки за спину, принялся расхаживать по комнате, говоря:

— Друг мой, завтрашний урок по истории исключительно интересен. Но сначала я должен предостеречь тебя от некоторой путаницы. По моему скромному мнению (у меня не было времени обсудить этот вопрос с учителем, но я поинтересовался), было бы ошибкой считать, что Николае Маврогени сел на трон 6 апреля 1787 года. Перед тем, как прийти к тебе, я зашел в библиотеку, справился по «Анналам истории» и там, на странице 16, абзац четвертый, говорится, что, по мнению некоторых авторов — и по моему тоже, не скрою, — более точная дата — 5 апреля, вечером. По существу, друг мой, этот вопрос не имеет отношения к нашему уроку, но проливает новый свет на Александру Моруззи, сына Константина Моруззи, родственника Маврогени по матери. Вывод может быть, по меньшей мере неприятным, если подумать, что…

— Будь добр, — с трудом решился я прервать его лекцию, — если я не слишком много требую от тебя, что нам на завтра задано?

— Не слишком много требуешь? — с вызовом воскликнул Ионеску Ал. П. Ганнибал. — Я считаю твою реплику оскорбительной, поистине оскорбительной! Тебе нужен заголовок? Его любой может найти в учебнике. Я, друг мой, хотел предостеречь тебя от ошибок. Но при таких условиях это невозможно, невозможно!

И он ушел, ушел так же, как и пришел, деловитый, твердо ступая, глядя прямо вперед, высоко подняв голову, в которой под беретом зреют важные вопросы, недоступные для меня во веки веков.

Я крикнул маме, чтобы она дала мне анальгину. Но вместо нее в комнату зашел — представьте, какая неожиданность! — еще один одноклассник, весельчак Тэсикэ Джорджеску. Наконец-то после стольких неудачных попыток я узнаю, что мне надо учить к завтрашнему уроку по истории. Головная боль прошла в ту же секунду. Я повеселел, как по щучьему веленью.

— Тэсикэ, друг Тэсикэ, спаситель! Как хорошо, что ты зашел! Я так тебя ждал, Тэсикэ!

— Правда? — удивился он. — Если бы я знал, я бы еще с утра зашел. — И доверительно: — Я сегодня сачканул. И зашел узнать, что там у нас по истории. Ты должен знать. Не может быть, чтобы никто из ребят не зашел и не сообщил.

Под конец скажу: дорогие товарищи и друзья, берегитесь насморка. От всего сердца желаю вам: не болейте, будьте здоровы!