Так же, как питала она и Сервантеса, когда он, работая над «Дон-Кихотом», создавал образ «почтенного разбойника» Рока Гинарта; и Вальтера Скотта, рассказывающего в одном из своих лучших романов о Роб Рое — мятежнике Горной Страны, и Шарля Нодье, описавшего в романе «Жан Сбогар» приключения таинственного мстителя, которыми так зачитывалась пушкинская Татьяна; и Н. А. Некрасова, нарисовавшего в последней части поэмы «Кому на Руси жить хорошо» образ легендарного Кудеяра-атамана, умеющего постоять за народ.

Следы тех, кто послужил прототипами этих «литературных разбойников», нетрудно отыскать в действительности.

Удалые молодцы, «вольные стрелки» воспевались в песнях, сказаниях и книгах как враги богачей и друзья бедноты, как люди сильные и смелые духом, презирающие богатство и власть. Образ стихийного бунтаря народ связывал с надеждой на возмездие, на то, что зло будет наказано.

Как гром среди ясного неба, Шиллера поразило известие о том, что в соседней Баварии раскрыта разбойничья вольница. Около тысячи стрелков скрывалось в лесу. Целая армия недовольных. Они стихийно избрали разбойничество — особую форму протеста против гнета и притеснения.

Имена главарей «лесных братьев» у всех на устах. Особенно популярны были двое — удалые атаманы Фридрих Шван по прозвищу Зонненвирт — «Хозяин Солнца» и Матиас Клостермайер по кличке Баварский Хизель. Не этих ли удальцов имел в виду поэт, когда предупреждал в стихах о грядущем часе расплаты с камзолами и стальными латами?

О знаменитом Зонненвирте впервые Шиллер услышал еще в детстве. Дерзкий и смелый разбойник орудовал в окрестностях Гмюнда — города, где одно время проживала семья поэта. Отец Фридриха служил лесничим. Народ ненавидел их за то, что они рьяно охраняли герцогских кабанов и зайцев, словно саранча, разорявших поля и вытаптывавших посевы. Опасаясь сурового закона и стоящих на его страже лесничих, сами крестьяне не осмеливались истреблять эту «аристократическую живность» — убившего дикую козу, которая стоила всего один талер, ждала каторга или смерть. Но поддерживали каждого, считая его своим защитником, кто отваживался охотиться на неприкосновенную дичь. Народный заступник представлялся маленькому Фридриху, как пелось в песенке о разбойниках, — до крови людской охочим живодером. Это из-за него мальчику запрещалось ходить в лес гулять. Потом он узнал настоящее имя разбойника. Слышал песни и легенды о подвигах атамана. Особенно заинтересовали они молодого Шиллера во время работы над «Разбойниками». Жизнь смельчака, его протест и неравная борьба, то, как он был схвачен и казнен в тридцать один год, захватили его.

Ответ на интересующие вопросы он находил у своего учителя Якоба Абеля. Случилось так, что отец этого преподавателя вел следствие по делу Зонненвирта. Мало того, уже тогда старший Абель работал над психологическим этюдом — биографией разбойника, позже напечатанной в журнале «Талия» под названием «История одного разбойника». И ученик часто выспрашивал своего учителя о подробностях жизни и смерти дерзкого бунтаря.

А еще позже, уже после того, как драма Шиллера будет напечатана, он же расскажет историю Зонненвир-та в небольшой новелле «Преступник из-за потерянной чести», подчеркнув в подзаголовке к ней, что это «истинное происшествие». И хотя место действия в повести не обозначено, видимо, из-за цензурных соображений, всем было ясно, что «истинное происшествие» случилось на вюртембергской земле, которую «можно было отнести в ту пору еще меньше, чем теперь, к просвещенной Германии». Автора возмущают уродливые, жестокие законы, когда «за то, что ты подстрелил несколько кабанов, которым князь дает жиреть на наших пашнях и лугах, они затаскали тебя по тюрьмам и крепостям, отняли дом и трактир, сделали тебя нищим». Человек стоит не больше зайца, и бедняки «не лучше скотины в поле», заключал Шиллер.

За браконьерство на спине Христиана Вольфа — героя повести — выжгли знак виселицы. Ему пришлось переступить порог крепости. Наказание явно не соответствует проступку. Судьи заглянули в книгу законов, но ни один не заглянул в душу обвиняемого. Известно— каторжников создает каторга. Вольф озлобился, видел в себе мученика «за естественное право», считал себя жертвой на заклание закону.

Но вот вольный ветер, наконец, снова дохнул ему в лицо. Каторга осталась позади. Увы, впереди его никто уже не ждал. Мать умерла, невеста изменила, дом забрали кредиторы. Ждал его один только лес. Здесь он и нашел себе приют — стал предводителем шайки. О нем ходили самые невероятные слухи. Говорили, будто он заключил союз с дьяволом и владеет искусством колдовства. Внезапно его начинает мучить раскаяние, и он отдает себя в руки властей.

Подвиги Зонненвирта долго сохранялись в памяти людей. И еще сто лет спустя, в 1854 году, писатель Герман Курц обратился к этому образу и сделал его героем своей книги «Хозяин Солнца» — одного из лучших немецких исторических романов.

Не меньшей, а, пожалуй, даже большей популярностью пользовался другой «благородный разбойник» — Баварский Хизель. И ему посвящали книги, лубочные биографии рисовали образ бунтаря и заступника бедняков, народные пьесы и кукольные комедии прославляли борьбу «вольных людей» во главе с атаманом против угнетателей.

Во всей Баварии и Швабии не было стрелка лучше Хизеля. С юных лет тайком промышлял он в лесу. Охота стала не только средством существования, но и его страстью. Егеря и лесничие задумали изловить ловкого парня на месте преступления. Но сделать это никак не удавалось. Тогда решили отдать его в руки вербовщиков рекрутов. И этот план сорвался: Хизель бросился в реку, несмотря на апрельский холод, переплыл на другой берег и скрылся в лесу. Однако тюрьмы ему избежать все же не удалось. А когда вышел на свободу, у него не было иного пути, как вернуться в лес. Здесь он становится во главе отряда смельчаков.

Отныне дороги от Аугсбурга до Ульма делаются небезопасными. Чиновники и судьи, монахи и помещики дрожат при одном упоминании о разбойниках. Отряды лесничих, егерей и полицейских тщетно пытаются напасть на их след. Если же и случаются стычки, то Хизель почти всегда выходит победителем либо успевает вовремя скрыться. В этом ему помогает смекалка и поддержка крестьян, готовых укрыть своих защитников.

Наконец, Хизеля удалось схватить. Его выдал один из соратников, которого атаман собирался изгнать за нарушение законов леса. Но и на этот раз Хизелю удалось уйти от руки Фемиды. В лес он вернулся лишь для того, чтобы сообщить товарищам о своем намерении порвать с прошлым и скрыться в горах Швейцарии. Убеждал и их последовать его примеру, отказаться от прежнего ремесла.

И тут случилось то, что потом произойдет и в трагедии Шиллера. Друзья называли Хизеля изменником, трусом, «старой бабой». «Храбрый Хизель бежит, как трусливый заяц», — бросали в лицо атаману, напоминали о том, что он всегда был защитником бедняков, а теперь хочет изменить. И Хизель остался. Но с одним условием — с этого часа его воля должна быть законом для всех них. Он потребовал беспрекословного подчинения, «верности и послушания». А получив согласие, предложил новую тактику действий. Не обороняться, отсиживаясь в чаще, а нападать, мстить лесничим и полицейским, чиновникам и вельможам.

Это было все равно, что объявить войну сильным мира сего. И Хизель пошел на это. Недаром в народе его называли «храбрый Хизель». А в одной из песен о нем говорилось, что только тогда солдатам, егерям и сыщикам удастся отдохнуть, когда придет его последний час и он закроет глаза.

Что руководило им, когда он вставал на этот путь? Почему выбрал жизнь, полную опасностей и лишений?

Свой долг он видел в мщении. Или, как говорил сам Хизель, он воздавал только справедливое возмездие за все притеснения, какие испытывали бедные крестьяне. И в этом на него похож герой Шиллера, который мечтал «исправить свет злодеяниями и блюсти законы беззаконием». Так же, как походит на него и в том, что не принадлежит к разряду обыкновенных разбойников. «Насколько выше, — отмечалось в старинной биографии Хизеля, — стоит он в нравственном отношении сравнительно с другими воровскими атаманами того времени!»