— Картина вырисовывается следующая. За меня Северо-Восток и Западное побережье, у Каббина — Среднеатлантический регион и Верхний Средний Запад. Если он подгребет под себя Средний Запад, победа будет за ним, если я — за мной. Средний Запад — это Чикаго, и, клянусь Богом, я не собираюсь терять Чикаго, это ясно?

Негр шевельнулся, положил ногу на ногу, откашлялся. Хэнкс посмотрел на него.

— Ты хочешь что-то сказать или плюнуть?

— Сказать, — ответил негр.

Хэнкс вновь кивнул.

— Мы тебя слушаем.

Звали негра Марвин Хармс. По возрасту — тридцать семь лет — он был моложе остальных. В профсоюзе он занимал пост директора среднезападного региона, то есть курировал профсоюзные организации Чикаго и близлежащих промышленных городов Индианы.

В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, когда многие думали, что расовые противоречия можно свести на нет, объединив белых и черных в единую нацию, Дональд Каббин решил назначить негра на первую же освободившуюся должность в руководстве профсоюза. Идея настолько понравилась ему, что он заявил о ней в ходе телевизионного интервью. Разумеется, он хотел бы видеть негра во глазе информационного или юридического отделов, но уж не среди региональных директоров.

К сожалению, через три дня после интервью директор среднезападного региона, седоволосый ирландец, напился пьяным и восемь раз перевернулся в своем «кадиллаке» на полпути между Саут-Бенд и Гэри. Не в меру ретивый репортер из «Чикаго сан-таймс» напомнил Каббину о его обещании, и тому не оставалось ничего другого, как «поискать домашнего ниггера».

Вот так Каббин и нашел Марвина Хармса и, несомненно, не ошибся с выбором, если б не одна загвоздка: Хармс возненавидел Дональда Каббина и стал одним из самых стойких сторонников Сэмми Хэнкса. Причина же ненависти состояла в том, что Каббин выбрал его из-за цвета кожи. Если бы выбирать пришлось Сэмми Хэнксу, Хармс столь же энергично поддержал бы Дональда Каббина. Хармс не верил в гармоничность сосуществования людей с разным цветом кожи.

— Как я и говорил, когда ты… — Хармс замолчал и начал вновь: — Как я говорил тебе раньше, Средний Запад выглядит сейчас не слишком обнадеживающе. Сорок восемь процентов за Каббина против твоих сорока одного, если верить результатам этого опроса. Но, черт побери, мы даже не начинали. Стоит мне дать команду, как за дело возьмутся пятьдесят человек, которые знают, кому что надо сказать. А кроме того, у нас еще шесть недель…

— Пять недель, — поправил его Хэнкс.

— Хорошо, пять недель. За пять недель я смогу переубедить многих.

— Думаешь, сможешь?

Хармс нахмурился.

— Послушай, Сэмми, я рискую никак не меньше тебя.

— Я знаю. Поэтому и спрашиваю.

— Так вот я тебе отвечаю: смогу!

Хэнкс повернулся к мужчине, который в данный момент снимал целлофановую обертку с сигары. Эмил Лоркс, вице-президент профсоюза, жил в западной части Лос-Анджелеса в доме с бассейном, с двумя русскими волкодавами и женой. Как вице-президент, Лоркс получал десять тысяч долларов в год плюс расходы. Еще двадцать семь тысяч платило ему богатое местное отделение профсоюза, базирующееся на гигантском сборочном заводе в двадцати милях к востоку от Лос-Анджелеса. Лоркс также должен был переизбираться и волновался за исход голосования.

— Что скажешь, Эмил?

Лоркс зажал сигару зубами, откинул голову так, что его длинные светлые волосы упали на плечи, уставился в потолок. Он тянул время, пытаясь сформулировать свое предложение так, чтобы согласиться с Сэмми Хэнксом и при этом не разозлить ниггера. Хармс, конечно, хороший ниггер, сказал он себе, но заводится с пол-оборота.

— Я думаю, мы должны использовать оба варианта. Подумайте об этом. В этом случае мы наверняка не проиграем.

Лоркс перевел взгляд с потолка на сидящих за столом мужчин. Хэнкс кивал. Хармс бесстрастно смотрел на него. Олкесу, похоже, идея понравилась. Пятый мужчина, также вице-президент, был самым старшим по возрасту. Как и Лоркса, его ждали перевыборы. Он был бизнес-агентом одного из питтсбургских отделений профсоюза, за что получал двадцать семь тысяч долларов в год. Еще десять тысяч приносил ему пост вице-президента. Жил он в семикомнатной квартире с женой и девятнадцатилетним сыном, который учился играть на рояле и не жаловал девушек, что очень тревожило его отца. Когда-то вице-президента звали Збигнев Ковальчевски, но он официально изменил имя и фамилию, став Зигги Ковалем. Он знал больше трехсот польских анекдотов и в каждой речи использовал не меньше двадцати.

Четверо остальных теперь смотрели на Зигги Коваля. В словах Лоркса он увидел компромисс, который мог устроить всех, осчастливить ниггера и удержать Сэмми от очередного катания по ковру. А ведь недурная мысль, подумал Коваль и решил высказаться на этот счет.

— Друзья, вы, разумеется, знаете, что нет никого глупее тупого поляка, а самые тупые поляки в мире работают на заводах вокруг Чикаго.

— Есть там и тупые ниггеры, — вставил Хармс.

— Они не так тупы, как мы, поляки. Как вам известно, неделю тому назад я побывал на этих заводах, чтобы выяснить, а как они будут голосовать. Не знаю, что написано в твоем опросе, Сэмми, но из того, что они мне сказали, вывод следует однозначный: они будут голосовать за Каббина. Голосов у них много. Возможно, нам удастся их переубедить, а возможно, и нет. Я в этом не уверен, потому что знаю, сколь они упрямы. Но, как говорят Хармс и Лоркс, мы должны попытаться. Но я также думаю, что мы должны подстраховаться, поэтому мне представляется, что надо принять и предложение Сэмми.

Сэмми Хэнкс выдержал паузу, потом посмотрел на Олкеса.

— Ну?

Олкес пожал плечами.

— Наверное, надо сделать и то и другое, как и говорит Эмил.

Теперь Хэнксу требовалось согласие Хармса, которому и предстояло выполнять принятое решение.

— Марвин?

Пожал плечами и Хармс.

— Придется платить.

— Платить приходится за все. Итак, мы пришли к единому мнению. Мы проводим в Чикаго жесткую предвыборную кампанию. И при этом не отбрасываем и запасной вариант. Как говорится, страхуемся от неожиданностей.

— Что ты все крутишь, Сэмми, — не выдержал Хармс. — Лучше скажи, что я должен сделать в Чикаго.

Улыбка исчезла с лица Хэнкса.

— Хорошо, черт побери, я скажу. Ты должен подтасовать результаты выборов.

— Вот это я и хотел от тебя услышать, — усмехнулся Хармс.

Появление Дональда Каббина в вестибюле отеля всегда напоминало небольшой спектакль, зрителями которого становились зеваки и праздношатающиеся. Им ясно давалось понять, что прибыла Важная Персона.

Впрочем, встречали дорогого гостя не в отеле, а у трапа самолета, в данном случае в международном аэропорту О’Хара в Чикаго. Едва «Лир-24» приземлился и зарулил на временную стоянку, к нему подкатили три автомобиля: большой синий «олдсмобил-98», зеленый «кадиллак флитвуд» и «плимут»-такси. С пропуском, разрешающим свободное передвижение по территории аэропорта, на лобовом стекле.

В «олдсмобиле» и «кадиллаке» прибыли верные сторонники Каббина, в том числе шестидесятитрехлетний вице-президент округа Чикаго-Гэри Ллойд Гарфилд, который, по выражению Дональда Каббина, не стоил и урны теплой слюны. Тем не менее Гарфилд знал, где раздобыть деньги на предвыборную кампанию, а потому Каббин держался с ним вежливо-пренебрежительно. Впрочем, Гарфилд удивился бы, встретив иное отношение.

Первым из самолета появился Фред Мур. В профсоюзной ведомости на выплату жалованья он числился инструктором, но на самом деле ни на шаг не отходил от Каббина. Если они путешествовали, Мур поднимал Каббина утром и укладывал в кровать по вечерам. Для Каббина он был слугой, бутлеггером, мальчиком на побегушках, кассиром, иной раз доверенным лицом и, по утверждению некоторых, телохранителем, поскольку всегда носил в кармане револьвер «чифс спешл» тридцать восьмого калибра. Симпатичный тридцатипятилетний парень, не окончивший и школы, с годами нажил себе значительное состояние, используя в биржевой игре советы знающих людей, которые хотели получить что-либо от Каббина и полагали, что Мур может им в этом помочь. Иногда он и помогал.