- Да, сэр. Об этом я и спрашиваю. – Хотя теперь уже жалела, что вообще об этом заикнулась. Похоже, вопрос деду не понравился ни капельки.

- Давай-ка кое-что проясним, внучка. До Джереми никто в этой семьей «аномальным» не был. А Джереми, насколько я могу судить, унаследовал свою «аномалию» по божьей воле от неизвестного отца.

Вот и ответ. Надо ли рассказывать великому Оливеру Уэйду, что его внучка, мягко говоря, далеко не такая нормальная, как он думал? Или, может быть, стоит поведать ему о том, что ее отец откуда-то прекрасно знал, как помочь ей справляться с врожденными странностями? Не успели мысли толком оформиться в голове, как Аддисон тут же отбросила затею. Раз уж отец никогда не рассказывал об этом деду, то она и подавно не станет. В конце концов, эти секреты подарили ей много лет спокойной жизни.

На несколько минут воцарилась тишина. Никакого напряжения Аддисон не ощущала, потому что с детства привыкла к поведению патриарха всея семьи. Вытащив из микроволновки лазанью и зеленую фасоль, дед жестом предложил переместиться в столовую. Аддисон заняла за столом место, где сидела много лет. В компании деда она ела в лучшем случае раз в месяц, но роли были распределены давным-давно.

Перед тем как приступить к еде, Оливер со всей серьезностью посмотрел на внучку, и та мысленно приготовилась к удару.

- Единственное, что меня волнует во всей этой ситуации, - это количество людей, которые могут узнать о нашем позоре.

- О каком еще позоре?

- Джереми «аномальный». – Вот оно что! – Мы должны как можно скорее вернуть его домой. Я подозревал и до сих пор подозреваю, что за всем этим стоит кто-то из членов Совета. Однако мы многим рискуем. Ты оказалась права, когда решила привлечь к поискам Льюиса. Иначе мы бы до сих пор не узнали ни о том, что в похищении замешана Лоретта, ни о том, что кто-то стирает энергетические следы. – Дед ткнул вилкой в сторону внучки. – Мы обязаны сохранить все в тайне. Делай все, что сочтешь нужным, чтобы вернуть Джереми домой. А потом мы со всем разберемся, как того требуют обстоятельства, и никто ничего не узнает.

- Что значит «со всем разберемся»? – У Аддисон было ощущение, что она точно знает, о чем говорил дед, и ей это совершенно не нравилось.

- Скажем так, не останется никого, кто мог бы распустить язык.

Разумеется, Спенсер входил в упомянутую группу по умолчанию. Учитывая, что он «аномальный», его исчезновение никого не потревожит. И Аддисон хорошо знала одно: ни за что на свете она не позволить такому случиться. Она пообещала самой себе, что, как только спасет Джереми, лично проследит, чтобы Спенсеру по ее вине ничего не угрожало. За то короткое время, что они провели вместе, он стал ей небезразличен. Он слушал, когда она говорила. В его глаза сверкали манящие кольца, когда она на него смотрела. И он единственный, кроме нее, на самом деле хотел отыскать Джереми. А о том, что он самый красивый мужчина, каких ей доводилось встречать, можно было и не упоминать. Аддисон казалось, что вселенная наконец-то познакомила ее с человеком, которого стоило узнать поближе. А значит, она во что бы то ни стало его защитит.

Закончив с ужином, она помыла и убрала тарелки, протерла стол и, пожелав деду спокойной ночи, пошла к себе. Если повариха хоть как-то замешана в похищении Джереми, надо было оставить в кухне беспорядок, чтобы добавить женщине проблем.

Тихонько забравшись в постель, Аддисон уткнулась носом в подушку. В своей комнате она спала уже месяц, а до того предпочитала спать рядом с Джереми. Глаза опять наполнились слезами. Именно по вечерам было сложнее всего держать себя в руках.

Впрочем, Аддисон сомневалась, что ее странности снова решат о себе заявить. Наверняка сегодня она не смогла сдержаться только потому, что измучилась за день. И тут она вспомнила, о чем отчаянно старалась не думать: в двух комнатах от ее спальни находился Спенсер Льюис.

Воображение тут же услужливо подсунуло картинку, где он лежал в постели. Внутренности скрутило в узел. Внизу живота разлилось тепло, когда Аддисон представила его спящим. С обнаженным торсом. Может быть, он привык спать совсем голым или, наоборот, полностью одетым, но в ее фантазиях Спенсер был голым только по пояс. Интересно, он храпит? Аддисон улыбнулась. Если бы она спала рядом с ним, то никогда не чувствовала бы себя одинокой. От одного его присутствия ей было бы уютно, потому что с ним она ощущала бы себя в полной безопасности.

Покачав головой, Аддисон попыталась не думать о Спенсере. Он уж точно не представлял ее полуголой. Она вздохнула и закрыла глаза. Чем скорее придет утро, тем скорее они найдут Джереми. И лучше даже не задумываться о том, что с возвращением Джереми она потеряет Спенсера. Да, точно. Лучше вообще об этом не думать.

 Спенсер перевернулся и засунул голову под подушку. Он устал, но никак не мог заснуть. Еще бы! В паре метров от него находилась Аддисон. В памяти легко возникал ванильный аромат ее волос. Когда в последний раз он был с женщиной? Определенно не так давно, вот почему Спенсер не понимал, откуда взялось такое отчаянное желание заняться сексом. Член настолько затвердел, что было больно лежать на животе.

К тому же у Спенсера имелось куда больше причин злиться на Аддисон, чем возбуждаться от одной только мысли о ней. Может быть, тут и таилась проблема. Из-за этой женщины кипела кровь даже тогда, когда он не злился, а злость только все усугубляла.

Звонить Родсу было поздно. Тот моложе не становился. А потому тревожить его после одиннадцати вечера можно было только по вопросам жизни и смерти. К тому же Спенсер только что слышал, как часы в гостиной отзвенели полночь. Встает Уилл безбожно рано, так что, если Спенсеру не удастся заснуть, он позвонит Родсу на рассвете.

Спенсер встал и потянулся, разминая затекшие руки и спину. В мыслях возник Джереми, который нуждался в помощи. Мальчика Спенсер никогда не видел, но, как это бывало со всеми пропавшими детьми, которых он помогал отыскать, Спенсер уже успел привязаться к Джереми, как к собственному сыну. Беда в том, что, когда они все-таки встретятся по-настоящему, эта связь никуда не денется, и уходить будет еще тяжелее. Может быть, в другой жизни Спенсер стал бы учителем или соцработником. А может быть, даже отцом. Подобные мысли всегда тяжким грузом ложились на сердце, поэтому снова и снова он заставлял себя выбросить их из головы.

Будь он дома, давно спустился бы в спортзал и хорошенько пропотел. Поскольку Спенсера считали достаточно безопасным, чтобы недолгое время находиться на людях, ему полагались «особые спортивные привилегии». Иными словами, разрешалось заниматься силовыми упражнениями и бегать на беговой дорожке. Но для «аномальных», считавшихся чересчур опасными, подобные «излишества» находились под строжайшим запретом. Судя по всему, власти руководствовались простым принципом: чем раньше «аномальные» умирают, тем лучше. А значит, давать им возможность поддерживать хорошую форму и крепкое здоровье – всего лишь затягивать проблему. Родс годами пытался хоть как-то изменить сложившуюся ситуацию. Хотя сам Спенсер считал, что старик бьется головой о непробиваемую стену.

Знакомство с Оливером Уэйдом все расставило по местам. Спенсер никогда не забудет, как высокомерно этот сморчок заявил, что хочет изменить мир к лучшему. Жаль, что нельзя было хорошенько разукрасить самодовольную сморщенную рожу.

Натянув пижамные штаны на ставшие уже конкретно тесными боксеры, Спенсер открыл дверь и выглянул в коридор. Если и звонить утром Родсу, то со всей возможной информацией. А значит, надо изучить вдоль и поперек каждый закуток в поисках следов Джереми. Утром предстояла поездка в садик, но Спенсеру хотелось сказать своему наставнику, что здесь, в квартире, было сделано все возможное.

Приоткрыв дверь в комнату Джереми, он заметил, что Аддисон нет. Видимо, сегодня она решила спать у себя. И это хорошо. Не придется ее будить. Спенсер взял с кровати подушку и понюхал, почему-то обрадовавшись знакомому ванильному аромату поверх запаха, оставленного стиральным порошком. Закрыв глаза, Спенсер скользнул в темное пространство. По ощущениям – все равно что легко погрузиться в сон, вот только место это не было порождением подсознания. За исключением дыхания Спенсера, здесь царила звенящая тишина. И не существовало запахов. Как будто все чувства, кроме зрения и осязания, отключались. Но Спенсер знал: глубже исчезнет и осязание.