— Этого утверждать не могу, — ответил я после короткого раздумья.
Позже мы узнали, что генерал М. О. Петров вместе со своими спутниками в ту ночь просто заблудились. Следуя из Великих Лук в Невель, они не заметили и проскочили дорогу, на которую должны были свернуть вправо. Генерал был уверен, что приближается к Невелю, вплотную к которому с северо-запада тогда примыкали немецкие позиции. Об этой роковой ошибке М. О. Петрова написал в своих воспоминаниях бывший командующий 3-й ударной армией Герой Советского Союза генерал армии К. Н. Галицкий[5].
Об этом трагическом случае также упоминает в своей книге Герой Советского Союза генерал-полковник артиллерии Н. М. Хлебников, который в то время был командующим артиллерией нашего фронта. Он вспоминает, что две недели спустя после этого злополучного происшествия ему принесли немецкую военную газету, обнаруженную среди захваченных штабных документов 20-й танковой дивизии 41-го танкового корпуса противника. В газете под названием «Танковый кулак» была опубликована заметка следующего содержания:
«В нашем расположении, в лесу, была обнаружена автомашина противника. Требование остановиться она не выполнила, по ней был открыт огонь. По документам установлено, что убитыми оказались адъютант и шофер, а тяжело раненным — он вскоре скончался — полковник Недзвецкий, начальник штаба артиллерии армии. Командир заставы видел, как в темноте от машины удалялся еще один человек. Он скрылся в лесу. Было приказано прочесать весь лес. На второй день, в лесу, уже вблизи переднего края, был обнаружен человек в кителе с генеральскими погонами. В ответ на команду „Руки вверх!“ он выстрелил из пистолета и убил лейтенанта. Находившийся рядом с лейтенантом ефрейтор успел выстрелить и убил русского генерала, который целился и в него. По документам он оказался командующим артиллерией 3-й ударной армии генерал-майором Петровым. Так мужественно умирают русские генералы»[6].
Как хорошо, что в те октябрьские дни 1943 года мы воздержались от поспешных выводов и заключений…
В эти тревожные дни мне пришлось заниматься расследованием еще одного необычного для меня дела. Но об этом необходимо рассказать более подробно. В ночь на 20 октября батальон 249-го стрелкового полка вместе с приданными артиллерийскими, минометными и другими подразделениями усиления через болота проник глубоко в тыл противника. Там наши воины внезапным ударом нанесли немцам ощутимые потери. Успешно выполнив боевое задание, батальон на следующую ночь перебрался в другой район и занял днем круговую оборону. В полдень бойцы боевого охранения задержали слонявшуюся у опушки леса вблизи наших позиций девушку. Кстати, об этом факте упоминает ветеран 16-й стрелковой дивизии Антанас Повилавичюс в своей книге воспоминаний «Нас ждали родные березы», вышедшей в 1973 году в Вильнюсе на литовском языке. Когда о появлении девушки в расположении батальона стало известно старшему оперуполномоченному отдела по обслуживанию 249-го стрелкового полка капитану Й. Юргайтису, находившемуся вместе с бойцами в тылу у противника, у него возникло подозрение, что девушка может быть немецкой шпионкой, и ее без промедления тем же путем через болота под конвоем переправили в отдел.
Девушка назвалась Аннушкой.
Составив протокол о задержании, я задал вопросы: кто такая, откуда и куда шла, что делала в прифронтовой полосе. Девушка казалась совершенно спокойной — без волнения рассказывала о своей жизни, родителях. В 1942 году она добровольно вступила в ряды народных мстителей и в составе партизанской группы на самолете была переброшена в тыл немецких войск. Работала в партизанском отряде радисткой, участвовала во всех боевых походах в так называемом Полоцком партизанском треугольнике. Неделю назад эсэсовские, карательные части окружили отряд. В завязавшемся бою партизаны понесли тяжелые потери — многие погибли, лишь кое-кто вырвался из окружения. Аннушке удалось бежать. Она все время шла на восток, к своим, и таким образом оказалась в расположении наших войск. Вот и все.
На посланный запрос вскоре получили ответ — Аннушка действительно радистка партизанского отряда, в указанное ею время была направлена на оккупированную немцами территорию. Позже связь с отрядом прервалась, и уже около шести месяцев о нем ничего не известно.
Все как будто соответствовало показаниям Аннушки о ее участии в партизанском движении. И все же что-то было не совсем так. Главное противоречие — полгода потери связи с отрядом и недельный срок согласно утверждению задержанной.
Еще и еще раз анализировал показания радистки, сопоставлял приведенные ею факты, особенно относящиеся к тому периоду, когда связь с отрядом отсутствовала. Вторично допросил ее по тем же вопросам, которые уже ей задавались ранее. Теперь девушка отвечала не так уверенно, как в первый раз, начала нервничать:
— Я ведь уже об этом рассказала.
— А вы повторите свои показания.
О всех обстоятельствах, относящихся ко времени до потери связи с отрядом, повторные показания Аннушки даже в деталях не расходились с тем, о чем, она сообщила при первом допросе. Однако дальше задержанная явно плела плохо зазубренную легенду.
— На первом допросе вы утверждали, что в указанную ночь отряд располагался в деревне Иванково, а теперь говорите, что это была деревня Дятково?
Она все больше путала, «не припоминала», ошибалась, и противоречия в ее показаниях нагромождались одни на другие.
Тогда я перестал писать протокол, стараясь склонить задержанную к откровенной беседе. Указал на непоследовательность в ее показаниях.
Аннушка замолчала. Сидела, понурив голову, и вдруг разрыдалась:
— Боюсь сознаться…
Это было началом ее искреннего раскаяния. Аннушка рассказала следующее.
Гитлеровцы разгромили партизанский отряд полгода назад, и она попала в плен. Однако затем начались совершенно неожиданные и непонятные для нее события: немцы ее не пытали, не собирались вешать, как они это обычно делали с партизанами, даже не допрашивали ее. Спустя некоторое время ей разрешили свободно прогуливаться по двору дома, в котором располагался немецкий штаб, а командир воинской части, хорошо говоривший по-русски капитан по фамилии Штефан, был с Аннушкой изысканно вежлив, ни разу не расспрашивал ни о партизанах, ни о ее родственниках. Так прошел месяц, другой. Затем Штефан начал ей давать невинные, на первый взгляд, поручения. У Аннушки был красивый почерк, и ей велели переписывать какие-то списки. Затем Штефан поручил ей выписать из списков советских военнопленных каждого десятого, которых эсэсовцы вскоре расстреляли в отместку за совершенный кем-то побег из лагеря. Ее послали с повесткой к местному жителю. Ничего не подозревая, он явился в немецкий штаб, и его на глазах у Аннушки повесили.
Хитрый и коварный немецкий разведчик незаметно опутал Аннушку липкой и прочной паутиной, из которой она не сумела вырваться. Выполнение этих «невинных» поручений оказалось равносильным сотрудничеству с врагом.
Она это поняла слишком поздно, а Штефан убедил, что дороги назад у нее нет…
Аннушка встала на путь предательства. Дважды она ходила в разведку в партизанский край и оба раза доставляла фашистам необходимые сведения.
На этот раз Штефан послал ее разведать, что за большая группа хорошо вооруженных людей оказалась в тылу у немецких войск — гитлеровцы не могли разобраться, кто именно нанес столь чувствительный и неожиданный удар с тыла — партизаны или регулярные части Красной Армии. Бдительность красноармейцев помешала Аннушке выполнить это последнее задание немецкой разведки…
Закончив следствие, я доложил об этом начальнику отдела и получил приказание отправить Аннушку в отдел контрразведки «Смерш» армии.
До разоблачения Аннушки нашим органам контрразведки еще не было известно о существовании немецкой разведывательной группы капитана Штефана. 14 декабря 1943 года, вручая мне орден Красной Звезды, начальник отдела контрразведки «Смерш» 4-й ударной армии полковник Василий Федорович Смышников сказал:
— Помимо всего прочего, это вам за разоблачение первой ласточки капитана Штефана!
Уже после войны я узнал, что Аннушка искупила свою вину перед Родиной, она помогла нашим чекистам обезвредить не одну группу вражеской агентуры, засылавшейся капитаном Штефаном в тыл Красной Армии.
26-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции мы встретили во втором эшелоне 4-й ударной армии. Штаб дивизии разместился в землянках, отрытых в лесу юго-восточнее деревни Козлы Невельского района..
7 ноября части дивизии облетела радостная весть — после тяжелых боев Красная Армия освободила столицу Советской Украины — Киев. Прекрасный подарок к великому празднику!
Однако гитлеровцы не дали нам спокойно встретить праздник Великого Октября. Утром 8 ноября крупные силы противника при поддержке авиации, танков и артиллерии прорвали оборону 417-го стрелкового полка 156-й стрелковой дивизии на участке Палкино, Лобок. К 10 часам утра враг овладел деревнями Овнище, Нива, Блинки, Шеляхово, Борок, Петрухи, Студенец и вклинился в северо-восточном направлении в стык 3-й и 4-й ударных армий. В 7 часов 30 минут части дивизии были подняты по тревоге. Перед ними была поставлена задача: совместно с частями 47-й и 117-й стрелковых дивизий контратаковать наступающего врага и восстановить прежнее положение.
Выдвинув передовые отряды, наше соединение начало наступление в направлении Щепиха, Борок, Блинки. В разгар боя за деревню Борок, несмотря на сложность обстановки на передовой, части дивизии посетили наши шефы — делегация трудящихся Чувашской Автономной Советской Социалистической Республики. Гости привезли воинам праздничные подарки. В расположении 156-го стрелкового полка под непрерывный грохот боя состоялся короткий митинг дружбы. Делегаты, в частности, рассказали, с каким огромным вниманием трудящиеся Чувашии следят за боевыми делами воинов подшефной дивизии. Бойцы поблагодарили чувашских товарищей за заботу и заверили их, что и впредь будут беспощадно бить врага.