Пункт второй — техническая возможность совершения преступления. Его мы должны сразу отвергнуть, когда речь идет о таком столь блестяще спланированном злодеянии, как атака на Пентагон в Вашингтоне и Всемирный торговый центр в Нью-Йорке.

—   Почему? — спросил я скорее для поддержания беседы, чем из противоречия.

—   Очень просто, мой дорогой друг: потому, что руководить операцией подобного масштаба из походной палатки или пещеры в Афганистане, как нас пытаются уверить в этом нахальные газетчики и бестолковые телекомментаторы, совершенно невозможно, тем более, имея «на хвосте» половину спецслужб планеты. Сравните происшедшее в США с террористическими атаками в Израиле самоубийц-палестинцев в ходе последней Интифады, — самое большее, на что они были способны в своей неравной борьбе с агрессорами — это взорвать на себе в отчаянии рюкзак с шурупами или направить автобус на скучающую очередь пассажиров на остановке. Но это относится уже к проблематике «безальтернативности» возможностей поведения состоявшихся преступников, о которой я сказал раньше, и которую одни аналитики-криминалисты не видят, постоянно сталкиваясь с её проявлениями, а другие — абсолютизируют.

—   Да, это все просто ужасно, дорогой Холмс, но я вынужден с вами полностью согласиться. Разница в уровне организации слишком очевидна.

—   Таким образом, у нас остается только пункт третий: отсутствие нравственных преград и страха перед наказанием. Коль скоро речь идет о предполагаемых атаках «камикадзе», то само упоминание чувства страха кажется неуместным. Кстати, слово это взято западными журналистами из японского, а не арабского лексикона, что невольно обращает нашу память к событиям шестидесятилетней давности в Пёрл-Харборе. Тем не менее, в своих первых публичных выступлениях после терактов 11 сентября Президент Буш назвал эти атаки «cowardly acts», и я предлагаю Вам, Ватсон, хорошенько запомнить эти слова, поскольку мы еще вернёмся к ним чуть позднее.

Что касается нравственных преград, то пока во Всемирной истории их полное отсутствие, более чем кто-либо другой, систематически демонстрировало правительство самих Соединенных Штатов. Достаточно вспомнить варварские «ковровые» бомбардировки немецких городов в годы второй мировой войны, направленные исключительно против гражданского населения и унесшие сотни тысяч невинных жизней, атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, также не являвшиеся военными объектами, испытание химических видов оружия во Вьетнаме и испепеление там напалмом целых деревень со всеми жителями, применение запрещенных видов оружия с обеднённым ураном в Ираке и Югославии, и так далее. Обвинять при этом каких-то мифических «исламских террористов» в презрении к человеческим жизням — значит валить с больной головы на здоровую. Я читал Коран и пришел к выводу, что коранический ислам — одно из самых миролюбивых и человечных вероучений. Тем не менее, вся история показывает, что на протяжении веков практически во всех национальных обществах действует одна и та же международная сила, которая творит свои грязные дела, становясь под чужие знамёна, прикрываясь чужими лозунгами, и потому исторически реальный ислам тоже не застрахован от её проникновения в руководство вполне благонамеренными общественными движениями с целью их извращения для достижения своих интересов.

 Ну а безграмотные газетчики и воспитываемые ими правительства Запада не способны отличить коранического ислама, от ислама исторически сложившегося, точно также как они не способны понять разницу между учением Христа и исторически сложившимся христианством.

—   Я вполне доверяю вам, Холмс. Я готов согласиться с тем, что официальная версия происшедших событий, муссируемая средствами массовой информации, не выдерживает никакой критики, но кто же тогда настоящий виновник этой агрессии? Ведь сам факт атаки вы не отрицаете?

В этот момент Холмс сделал одну их тех театральных пауз, любовь к которым он в полной мере унаследовал от своего гениального прадеда, и, словно заранее предвкушая эффект от своих слов, тихо, но отчетливо произнес:

— Именно отрицаю.

Должен признать, что, если целью моего друга было ошеломить меня неожиданностью и очевидной абсурдностью своего заявления для того, чтобы сбить меня с накатанной колеи бездумных рассуждений по привычным шаблонам, и заставить таким образом думать самостоятельно, то он её несомненно достиг.

—   Вы, конечно, шутите, Холмс? — не нашелся я сказать ничего лучшего. Выражение моего лица, видимо, свидетельствовало о столь сильном смятении, что мой собеседник поспешил прийти мне на помощь.

—   Не волнуйтесь, Ватсон, я не свихнулся и не стараюсь вас разыграть. Понимаю, что вам должно быть нелегко уследить за ходом моих мыслей ввиду ограниченности информации, находящейся в вашем распоряжении и отсутствия привычки к её систематизации и анализу.

—   Помилуйте, Холмс, но ведь мы все видели собственными глазами… Самолеты, пассажиры-заложники, взрывы, пожары, обрушение зданий, завалы, тысячи жертв… — Что может быть реальнее этого?

—   Ну, например, Годзилла[5] или тиранозавр Рекс! — заразительно расхохотался Холмс, выпустив при этом густые клубы дыма и закашлявшись.

—   Вы меня мистифицируете!

—   Отнюдь, дружище, я говорю вполне серьезно.

—   Какие же у вас имеются основания для подобного заявления?

—   А вот какие, — промолвил Холмс и указал на стопку газет на секретере, которой я не видел вчера вечером.

Такого поворота разговора я уж никак не ожидал.

—   Но ведь вы только что сами ругали газетчиков, и, кстати, совершенно справедливо!

—   Ах, мой добрый друг, вы принадлежите к той очаровательной категории людей, чья честность граничит с простотой, которая иногда хуже воровства, а доверчивость и открытость характера зачастую предстает как ограниченность и глупость. Говорю это совсем не для того, чтобы вас обидеть, скорее напротив, примите как комплимент. Бич нашего времени — это как раз ваши антиподы: индивиды нахальные, поверхностные и бессовестные, чья начетническая говорливая бойкость зачастую ошибочно воспринимается, как эрудиция и рафинированность интеллекта. Впрочем, простите, я, кажется, отвлекся от темы нашей беседы. Итак, Ватсон, позвольте вам заметить, что никакого противоречия в моих словах нет. Все дело в том, что вы, как и большинство современных образованных европейцев и американцев, давно смирившихся с продажностью средств массовой информации, как с неизбежным злом, тем не менее, даже не подозреваете, что у этих самых mass media могут быть и какие-то иные функции, помимо систематического оболванивания наших несчастных сограждан.

—   Помилуйте, Холмс, какие же у них еще могут быть функции?

—   Например, информативные. Да, да, не удивляйтесь, Ватсон, средства массовой информации могут также использоваться и для распространения целевой, в смысле управленчески значимой, информации, сколь бы парадоксальным вам это не казалось!

—   Хорош парадокс!

—   Но только выделить и воспринять её на фоне «помех» — своеобразного информационного шума, предназначенного для толпы, — могут не все, а лишь те, кому информация адресована, а также и те, кто точно знает, что именно и где следует искать.

—   Уж не имеете ли вы в виду зашифрованные послания в отделе рекламы?

—   И их тоже. Однако не думайте, что они должны быть непременно зашифрованы. Достаточно использования некоторых ключевых слов или чисел для включения повышенного внимания адресата и вплетения в текст набора стандартных узнаваемых образов. Остальное можно компенсировать игрой слов, иносказательностью — последовательным выстраиванием в статьях того, что у кино- и театральных режиссеров и постановщиков принято называть подтекстом, и что некоторые искусствоведы называют «вторым смысловым рядом», который обычно не воспринимается при поверхностном чтении. Уверяю вас, Ватсон, при умении создавать и прочитывать второй смысловой ряд некоторых текстов, эффект может быть потрясающий.