Восстанавливайся!

Похоже, что такое резерв и почему он важен, моя подруга знала. Вот и отлично.

Значит, время у меня есть, а когда чему-то выучусь — будут и первые клиенты. Прорвемся!

Наступил сентябрь, и уже можно было сказать, что моя новая жизнь вошла в колею. Я обживалась в доме, налаживала хозяйство, занималась с Олежкой, знакомилась с соседями.

Мне продолжала сниться жизнь прежней Марины, так что теперь я уверенно здоровалась со знакомыми на улице, и лишь иногда приходилось, извиняясь, объяснять, что был шок с амнезией, и я не все вспомнила.

На самом деле сны тревожили. Они были нужны, с ними было легче принять новую жизнь и хоть как-то в ней ориентироваться, но просыпалась я не в своей тарелке, и требовалось некоторое усилие, чтобы отстраниться от приснившихся событий. Совсем плохо было, если я вдруг просыпалась ночью — тогда чудилось, что Макс спит рядом, и я включала свет и брала книгу, или шла пить чай, хотя никогда не одобряла еду среди ночи, или, если время шло к утру, уже и не ложилась.

Перебрав Олежкину одежду, я купила для него к осени новые брючки, три рубашки «настоящие для школы», курточку и ботинки. Не помешал бы и свитер: те два, что нашлись в «зимней» кладовке, были на мальчика уже малы, но я решила распустить их и сделать из двух один. Правда, спицы пришлось покупать, но они еще не раз мне пригодятся: вязать я люблю.

С моим гардеробом было хуже. Пока что я ходила в одном и том же траурном платье, но в октябре траур закончится, а то, что висело в шкафу у Марины, решительно мне не нравилось. Слишком короткие юбчонки, слишком кричащие цвета. Из немаленькой кучи я оставила себе всего ничего: одуряюще-розовый, но хорошего качества спортивный костюм (нужно же в чем-то заниматься!), летние брючки из желтоватого льна, цветастый сарафан длиной по щиколотку, синее шерстяное платье до колена. Все! Блузки, маечки, юбочки, джемпера, еще несколько сарафанов и платьев годились разве что на пэчворк. Кстати да, можно сделать яркое лоскутное одеяло и загорать на нем летом в саду. И пестрых хваталок в кухню нашить. И сумку с какой-нибудь интересной аппликацией. Когда раздобуду швейную машинку, а пока что я запихнула всю эту кучу в шкаф на антресоли и внесла одежду в список предстоящих покупок. Потом подумала, вывалила все обратно и, ругаясь сквозь зубы, набрала себе минимальный гардероб. Похожу уж пока в чем есть, ребенка одеть-обуть важней.

Да, покупки я жестко планировала — а иначе не получалось. Переключиться на рубли с копейками было сложно, поначалу мне все цены казались шокирующе низкими, а в итоге деньги улетали непонятно куда. Но ничего, приноровилась. Я теперь знала, где выгодней покупать картошку и овощи, а где — молоко, мясо и яйца. Нашла фермерский рынок, пару магазинчиков «секонд хэнд», а Вера посоветовала неплохую и вроде бы недорогую парикмахерскую.

В подвале теперь пахло яблоками — поспел другой сорт, который я опознала как более лежкий, так что самыми отборными наполнила десять плоских фруктовых ящиков. На полках стояло полтора десятка баночек яблочного варенья, небольших — все меньше литра, но так даже удобнее. Целый мешок разномастных банок мне отдала Вера — из-под майонеза, магазинных джемов, зеленого горошка и прочих покупных вкусностей. Я отдарилась вареньем, после чего Илья притащил два ведра яблок вдобавок к моим: Вере возиться с ними было некогда. А я решила, что лучше отложу осмотр сараев и чердака, но из урожая не потеряю ни грамма. Поэтому каждый день сушила сушку, варила варенье и джем, пекла что-нибудь к чаю. Крутилась, как сумасшедшая белка, но с каждым пополнением подвала у меня прибавлялось немного уверенности в завтрашнем дне.

У меня появлялись привычки. По пятницам я пекла яблочные пирожки, шарлотку или пирог, и мы с Верой устраивали посиделки. Детвора, наевшись «вкусняшек», убегала играть, Илья отсаживался к телевизору, а мы болтали о детях, школе, магазинах, Верочкиной работе, городских сплетнях и прочей интересной ерунде.

Утром, пока Олежка еще спал, я выходила в сад и там, на свежем воздухе, делала зарядку, а после нее — упражнения для восполнения резерва. Потом будила Олежку, мы завтракали и ехали в школу. Мои занятия еще не начались, но я записалась в школьный читальный зал и брала там рекомендованные Константином книги для родителей, так что ожидание не было скучным.

По дороге домой малыш взахлеб делился впечатлениями. В школе ему нравилось. В группе («Мама, в классе!» — гордо поправлял Олежка, когда я так проговаривалась) было пять мальчишек. Из привычных для меня школьных предметов их пока учили только читать, зато было много спортивных игр, бассейн, лепка и рисование, и среди всех этих веселых занятий прятались уже знакомые мне упражнения на развитие резерва и контроль силы.

Днем Олежка спал — Константин объяснил и мне, и ему, что это важно. Он и мне советовал: «сила после тренировок быстрее восполняется». Но я никогда не умела спать днем, поэтому читала или занималась чем-нибудь спокойным, давая себе отдохнуть.

Я прочитала «Трех мушкетеров». Заставляла себя не торопиться, вспоминать не фильмы, в которых мало что осталось от Дюма, а роман, искать отличия в мелочах, в быте.

Главное-то отличие бросалось в глаза сразу: у Дюма этого мира храбрые мушкетеры и храбрые гвардейцы кардинала вместе сражались с испанскими и английскими шпионами и противостояли интригам королевы. При этом мушкетеры были теми же мушкетерами, простыми как три экю, драчунами и дуэлянтами, а вот гвардейцы, как и сам Ришелье, владели магией. То есть, простите, «силой». Понятия «магия» в этом мире не существовало вообще. Никакой Инквизиции, Века Костров и охоты на ведьм. Сила, как считалось, была проявлением дара Господня. Ришелье был крутым магом по меркам нашего фэнтези, а здесь

— человеком, развивающим свой дар во имя Божье и во славу Его. Ну и во славу Франции, конечно.

В общем, мне понравилось.

Я все лучше узнавала этот мир, привыкала к нему. Мне больше не казалось, что я просто вернулась во времени в собственном мире. Даже если не брать в расчет ведьм, силу и прочую мистику, различия бросались в глаза. Во времена моей молодости не было визиток, немыслимо было увидеть в глубокой провинции роскошный автомобиль с открытым верхом, а магазины не радовали обилием товаров. Но это внешнее, а было и другое. Та самая «сила» и отношение к ней. Очень серьезное. Образование детей с выявленной силой брало на себя государство, и хотя в жизни они устраивались по-разному, дальнейшее обучение приветствовалось и поощрялось — мои курсы тому примером. Считалось правильным делать специальные упражнения для увеличения силы и резерва, всячески развивать свой дар. Причем это не внедрялось на уровне пропаганды, морали или религии, в которой, по сути, каждый волен выбирать, верить или нет. Это воспитывалось в детях такой же безусловной привычкой, как необходимость чистить зубы, мыть руки перед едой и купаться перед сном.

Когда я это поняла, меня перестало удивлять или напрягать то, как легко у меня все устроилось и как много мне помогали и помогают незнакомые, по сути, люди. Для них это было правильно, вот и все.

Благотворительный комитет тоже оказался для меня новой идеей, хотя вроде бы и в нашем мире что-то похожее существовало. По крайней мере, до революции — которой, кстати, здесь не случилось, уж не знаю, почему. Историю я быстренько проглядела по Леночкиным учебникам, объяснив, что хочу проверить память. Просто при слове «благотворительность» мне представлялось нечто вроде бы и понятное, но в то же время абстрактное, а здесь все было очень даже конкретно.

Комитет образовали жены нескольких влиятельных в городе людей и несколько одиноких дам, прочно стоявших на ногах и желавших занимать свое время чем-то полезным.

Вокруг них собрался кружок активисток и просто сочувствующих — кто-то принимал участие в работе постоянно, кто-то подключался в отдельных случаях. Например, уже знакомая мне Оля помогала с оформлением документов и всяческими юридическими вопросами. Помещение для благотворительных ярмарок, которые устраивались не меньше пяти раз в год, и рождественского детского праздника предоставляла жена городского головы — с полного, как я поняла, одобрения мужа, имеющего на этом жирный плюс в общественном мнении. А Ксения Петровна занималась случаями вроде моего, контактами со школами и, наверное, много чем еще — она как раз была одной из дам-основательниц.