– Я не умею играть в бильярд, – ответила она Куперу.

– Я тебя научу.

Он смотрел на Иоланту с такой надеждой, что у нее язык не повернулся отказать. Тит своими отказами мог вызывать у Купера трепет, но лишь потому, что был для него полубогом, могущественным и капризным, с которым не поспоришь. Иоланту же Купер считал другом, а плохое отношение друзей он принимал гораздо ближе к сердцу.

– Ну что ж, в таком случае показывай дорогу, – согласилась она.

Страдать в одиночестве или играть в странную немагическую игру – какая, в сущности, разница?

Первые капли дождя застучали по окнам, когда они вошли в бильярдную, провонявшую сигарным дымом. Запах въелся в кармазинные шторы и синевато-серые обои.

Когда приходил черед Иоланты, Купер выступал ее консультантом, объясняя выбор угла для удара. Когда она забила свой первый шар, он захлопал в ладоши.

– Так держать, Фэрфакс! Скоро ты достигнешь за столом таких же отличных результатов, как на поле для крикета.

«И пользы мне с этого как с козла молока».

Иола промолчала.

Снова пришел черед Купера, он начал обходить стол по кругу, вырабатывая стратегию, и вдруг спросил:

– Ты всерьез сказал вчера, что можешь уехать от нас в западные штаты Америки?

Иоланта стиснула кий в руке. Она совершенно не задумывалась над тем, что делать ей самой теперь, когда она больше не нужна для Великого Покушения.

– Мои родители не особо хорошо умеют планировать. Завтра все может оказаться совсем по-другому.

– Если не хочешь уезжать в Вайоминг, можешь устроиться на работу в фирму моего отца, – предложил Купер с искренней надеждой. – Вдруг адвокатская практика окажется не такой ужасной, если рядом со мной будет друг. А из тебя выйдет хороший солиситор – готов побиться об заклад.

Иоланта не понимала, почему у нее на глазах внезапно выступили слезы – возможно, ей просто было приятно почувствовать себя нужной.

Она не достаточно ценила это ощущение: как бы ни ошеломляла весть, мол, она – ключ к гибели Лиходея, в то же время это оказалось огромным комплиментом. Раз тебя выбрали для подобной миссии, значит ты особенная, значит живешь не напрасно.

Теперь же все перевернулось с ног на голову: Иоланта ничего не стоила, не была особенной, а все иллюзии величия так и остались лишь иллюзиями.

И услышать такое от юноши, ради которого она не единожды рисковала жизнью, обогнула половину земного шара и с которым собиралась… Иоланта даже думать не могла о летней вилле Королевы Времен Года, теперь очищенной от цветочных лепестков.

– Спасибо за предложение, – поблагодарила Иола Купера и на короткий миг сжала его плечо. – Я тебе крайне признателен.

Он казался одновременно довольным и смущенным.

– Ну хорошо, подумай над этим.

Она не могла. Любая попытка ответственно и реалистично посмотреть в будущее была подобна потугам дышать под водой – острая неописуемая боль, пульсирующая где-то глубоко внутри черепной коробки.

Иоланта едва сдерживалась, чтобы случайно не сжечь дом дяди Сазерленда.

* * *

С каждым вздохом Тит все глубже погружался в пучину отчаяния.

Часть его не сомневалась: это наказание за то, что он был слишком счастлив, за то, что забыл – жизнь всегда готова проявить свою жестокость. Другая же часть безумным узником вопила в темнице, но мир оставался глух к ее крикам.

Когда дождь зарядил не на шутку, Тит перескочил в лабораторию, чтобы спрятать дневник матери в безопасном месте, а потом покинул ее в страшной спешке, лишь бы не поддаться искушению схватить дневник и швырнуть его через комнату.

Почему он должен отказаться от Фэрфакс? Если он пленник судьбы, то почему не может иметь маленькую отдушину, маленький квадратик голубого неба над головой?

В Бейкрест-хаус Тит долго стоял под дверью бильярдной, слушая резкие звуки соприкосновения кия со слоновой костью и запутанные объяснения Купера, куда Фэрфакс следует направить следующий удар.

Как заставить ее понять, что она нужна ему, как и прежде? А может, и больше: от одной мысли о том, чтобы привести Уинтервейла во дворец главнокомандующего в горах Атлантиды, хотелось заползти в глубокое темное место и никогда не показываться обратно.

Купер начал обсуждать планы на следующий семестр – еще один теннисный турнир, прежде чем станет слишком сыро для игр на лужайке, турнир по шахматам для темных дождливых вечеров, – а потом поинтересовался, что Фэрфакс думает о его желании завести морскую свинку и держать ту в комнате.

Тит почти физически ощущал ее печаль, в то время как Купер болтал и болтал. Прежде, когда Итон был ее убежищем и связующим звеном с нормальной жизнью, Фэрфакс наслаждалась бы всем этим, включая морскую свинку. Но без ее предназначения школа становилась лишь местом с туалетами, которыми Фэрфакс не могла воспользоваться.

Тит пошел прочь, не в состоянии больше выносить боль, раздирающую сердце. Проведывать Уинтервейла не хотелось, но он заставил себя направиться в комнату Кашкари. Кузен ни в чем не виноват, он такая же игрушка Фортуны, как и все они.

Из спальни выскочил напуганный Кашкари.

– В чем дело? – спросил Тит.

– Я ходил в туалет. А когда вернулся, Уинтервейл лежал на полу, без сознания. Он говорит, мол, не помнит, что случилось, и не позволил послать за врачом. Я уложил его в кровать и как раз собирался спуститься и спросить тебя, не следует ли мне пренебречь его желаниями и все же отправить за доктором.

– Лучше не надо. Его мать не доверяет врачам, с которыми не знакома. Уитервейл в этом похож на нее.

– Но что, если у него сотрясение мозга?

– И что сможет сделать доктор, если у него действительно сотрясение? – Тит мало знал о немагической медицине и лишь надеялся, что окажется прав.

– Согласен, – признал Кашкари. – Но как быть с вероятностью внутричерепного кровотечения?

– Дай мне его осмотреть.

Уинтервейл был в сознании.

– Слышал, ты упал с кровати, – сказал Тит.

Ли робко посмотрел на вошедших:

– Я проснулся, и никого не было, так что я решил встать и присоединиться ко всем. Возможно, это просто слабость от голода.

Тит в этом сомневался. Уинтервейл упоминал о магах, упавших без сознания в Гренобле. Он находился рядом и вполне мог что-нибудь вдохнуть.

– Немного раньше Фэрфакс попросил принести тебе поднос с чаем, – влез Кашкари. – И там еще остались сэндвичи с жареным лососем и два куска бисквита «мадера».

Тит покачал головой:

– Нет, ничего такого нельзя, самое большее – простые тосты.

Кашкари уже направлялся к двери:

– Я могу принести что-нибудь из кухни.

– Правда? – Уинтервейл благодарно улыбнулся, а когда индиец ушел, попросил Тита помочь ему добраться до туалета. – Помнится, в прошлом семестре ты рассказывал мне, что Атлантида охотится на мага, который вызвал молнию… – Уинтервейл медленно поднялся с кровати, словно старик, страдающий артритом.

– Последнее, что я слышал, – они по-прежнему ищут.

Тит отвел кузена в туалет, подождал снаружи, а затем помог вернуться.

– А зачем конкретно Атлантиде нужен могущественный маг стихий?

– Мне никогда не рассказывали, и надеюсь, ты никогда об этом не узнаешь.

– Ну и… что же мне делать? – испуганно пробормотал Уинтервейл.

«Вернись назад в прошлое. Оставь ту площадь, как велела тебе мать. Никогда не сталкивайся с бронированной колесницей. Никогда не топи атлантийских кораблей. И никогда не разрушай того, что для меня бесценно».

– А что ты хочешь делать? – осторожно поинтересовался Тит. Он был почти уверен, что в голосе не слышно горечи.

– Не знаю. Не хочу сидеть дома и бояться. Я не посмею просить кого-то из изгнанников помочь мне в поисках матери – она всегда говорила, что среди них есть информаторы. Я не в курсе, где хранятся наши деньги, и не знаком ни с кем, кроме изгнанников и учеников Итона.

– Атлантида следит за мной в школе, – сказал Тит, помогая Уинтервейлу лечь в кровать. – Так что, если пытаешься от них спрятаться, Итон для тебя не лучшее место. Я могу дать денег в долг, чтобы ты где-нибудь залег на дно.