В итоге, «устранив» так называемую семью на неопределенный срок, Иоланта забронировала себе спальное место на ближайший пароход до Ливерпуля. И следующие три недели надежды и страхи сражались за господство над ее сердцем. То она приходила в восторг от мысли, что снова увидит Тита, то впадала в панику: а вдруг он не вернется в Итон? Вдруг кому-то покажется более разумным держать принца в пределах Державы и на поводке покороче?

Чем ближе Иола подбиралась к Итону, тем сильнее беспокоилась. А уж когда прибыла в дом миссис Долиш и обнаружила, что Тит там не появлялся, ощутила неописуемый ужас.

Спасаясь от суматохи пансиона, Иоланта отправилась на Хай-стрит за снедью к чаю вместе с Купером. Тот весело болтал о других «двадцати двух» игроках в крикет, особенно про Уэста – того самого мальчика, которого прочили на место капитана школьной команды. Иола почти не слушала. Она преодолела тринадцать тысяч верст своим ходом не ради крикета, как бы он ей ни нравился.

– Просто не верится, что до конца тысяча восемьсот восемьдесят третьего года осталось всего четыре месяца, да? – заметил Купер, когда они снова оказались перед домом миссис Долиш.

– А сейчас тысяча восемьсот восемьдесят третий? – Иоланта сглотнула. – Я что-то позабыл.

– Как можно забыть, какой нынче год? – воскликнул Купер. – Я порой путаю дни недели, но не месяц и не год!

Потребовалось все ее мужество, чтобы открыть дверь пансиона. А там, посреди гостиной, окруженная младшими учениками, Иоланта наконец услышала голос Тита. И вдруг оказалась готова выиграть хоть сотню крикетных матчей, написать тысячу сочинений на латыни и провести всю жизнь среди десятков шумных и порою вонючих мальчишек.

«Он вернулся. Он в безопасности». В следующие несколько минут Иола едва ли сознавала, что говорит и делает, пока они не избавились от остальных ребят, ссылаясь на необходимость разобрать вещи принца.

Но только за ними закрылась дверь комнаты – Тит поцеловал Иоланту. И продолжал целовать, пока оба не начали задыхаться.

– Я так рад, что ты в безопасности, – выдохнул он, прижавшись своим лбом к ее.

Иоланта скользнула пальцами по плечам принца, по теплой, слегка колючей шерсти его дневного пальто. Тело под ее ладонями было худощавым, но сильным.

– Я боялась, что тебя не выпустят из Державы.

– Как ты сама выбралась?

Она прикоснулась к краю его воротника. Одежду Тита выстирали с экстрактом какого-то вечнозеленого растения, и его слабый аромат теперь напоминал Иоле о покрытых елями хребтах Лабиринтных гор.

– Я все расскажу, если угостишь меня чаем.

Властитель Державы тут же начал отстраняться:

– Немедленно заварю...

Но Иоланта была не готова так быстро разорвать объятия. Она сжала ладонями его лицо. Гуляя по Деламеру, она купила кулон с портретом Тита. И все лето напролет компанию ей составляло лишь это крошечное изображение. Сейчас же можно было упиваться оригиналом: темными волосами, слегка длиннее, чем ей помнилось; прямыми бровями, глубоко посаженными глазами.

Иола провела пальцем по нижней губе Тита. Его глаза потемнели. Он притиснул ее к стене и снова поцеловал.

– Так… сахар или сливки к чаю? – спросил через несколько минут, прерывисто дыша.

Иоланта улыбнулась и прижалась щекой к его плечу:

– Я скучала по тебе.

– Глупо было возвращаться в Державу вместе. Следовало догадаться, что, не найдя тебя в школе, Атлантида решит поискать там. И глаз с меня не спустит.

– Здесь нет твоей вины. Нас обоих усыпило ложное чувство защищенности.

Иола положила руку на лацкан его пиджака, и Тит накрыл ее своей:

– Ну разумеется, это именно моя вина. Я должен беречь тебя.

– Но мне не суждено отсиживаться в безопасности, – заявила Иоланта, потирая его ладонь большим пальцем. – Мне суждены жуткие трудности и героические сражения. Помнишь? Так предначертано.

Тит отстранился, на лице его отразилось искреннее удивление.

– Так теперь ты поверила?

А разве могла не поверить после всех этих мучительных и удивительных событий прошлого семестра?

– Конечно. А потому хватит извиняться, что не охраняешь меня днями напролет. Это мой путь, пусть немного опасный, но так хотя бы реакции не притупятся.

К удивлению в его глазах примешалась благодарность. Тит снова прижался ко лбу Иоланты, согрел ладонями ее лицо.

– Как же я рад, что это ты. Я бы не смог разделить все это ни с кем другим.

От надрыва в его голосе, в уголках глаз Иоланты загорелись неожиданные слезы. «Мы вместе до самого конца». Она дорожила этой уверенностью, хоть и страшилась ее.

– Я тебя уберегу, – мягко произнесла она. – Ничто и никто нас не разлучит. – А затем, потому что в этом семестре было еще слишком рано для рыданий, добавила: – Теперь налей мне чашечку чая и поведай, сколь ужасно было провести целое лето в пышном дворце в обществе самой красивой женщины на свете.

– М?

Приготовление чая отложилось еще на какое-то время.

Пустыня Сахара

Тело обожгло болью. Юноша прикусил губу, не зная, хочет ли просто удержаться от вскрика или не потерять сознание. Последнему не очень способствовала густая непроницаемая тьма под самодельной песчаной дюной. Казалось, стоит только закрыть глаза, и тут же погрузишься в сладкое забвение.

– Снаружи очерчен звуконепроницаемый круг, нас никто не услышит, – тихо и чуть хрипловато пояснил маг стихий, от которого никак не получалось избавиться. – А сейчас я усилю их голоса.

Неожиданно в ушах прогремело чье-то сердитое:

– …идимости, бригадир?

– Наши стихийники расчищают максимально возможный участок, – ответила какая-то женщина. – Радиус – полторы версты. Займем позиции и протянем невод. Один полк двинется от центра к краю, два других – наоборот.

Юноше очень хотелось сдаться атлантам – они помогут притупить эту боль, терзающую мозг. Но желание сохранить свободу оказалось гораздо сильнее, почти инстинктивным.

И единственным, что было ему известно наверняка.

Ни имени, ни прошлого, ни воспоминаний о событиях, что привели его израненного в эту пустыню. Лишь понимание: если попадет в руки Атлантиды или ее приспешников – все пропало.

Теперь снаружи раздавались только крики выполнявших приказы солдат. Маг отменил заклинание для усиления голосов, и под куполом воцарилась тишина, недвижимая и удушающая.

Юноша взвесил свои скудные возможности. Без памяти он отсюда никуда не перескочит, даже если в силах покрыть озвученный атлантами радиус. Конечно, если как следует оглядеться, то можно совершить слепой скачок, но буря заволокла все вокруг, так что такой вариант даже не рассматривался.

«Ну почему я раньше не попросил стихийника пробить в песке тоннель чистого воздуха?» Тогда удалось бы уйти подальше от этой подозрительной заботы.

Юноша почти не сомневался, что ранил его именно этот маг. Кто еще мог оказаться так близко, если не враг? Кто еще продолжал бы вертеться возле купола, невзирая на ясно выраженное желание человека остаться в одиночестве?

Страх стихийника перед Атлантидой мог оказаться лишь игрой. А шантаж, с помощью которого он пробрался под купол, – ложным маневром, чтобы уж добить наверняка. Однако готовность мага первым поделиться кровью застала юношу врасплох.

Обладая добровольно предложенной каплей крови, можно причинить большой вред. И только дурак (ну или кто-то без корыстных мотивов) стал бы так рисковать. Теперь же из почти безоговорочного врага стихийник превратился в этом уравнении в неизвестное.

– Слышал их план? – спросил он.

Юноша в ответ лишь хмыкнул.

– Я спущусь под землю, – продолжал маг. – Нужно было сразу так сделать вместо того, чтобы возиться с магией крови.

– Так чего ж не сделал?

– А ты, видимо, всегда все взвешиваешь и основательно обдумываешь, даже когда окружен бронированными колесницами. В любом случае радуйся, что раньше мне это в голову не пришло. Теперь могу взять тебя с собой.