Значит, они в паре сотен верст на юго-запад от ближайшего Бедуинского королевства – союзника Атлантиды. И бронированные колесницы, должно быть, с местной военной базы атлантов, иначе не смогли бы появиться так быстро.

Но зачем? К чему такая спешка? «Может, по тем же причинам, по которым и ты готов стерпеть любую боль, лишь бы не попасться?»

Юноша встал и закачался бы, если б не уперся рукой в стену влажного на ощупь песка.

– Сможешь идти? – спросила чародейка со стальными нотками в голосе.

– Да.

Он ожидал, что она ответит что-нибудь резкое, вроде: «Начнешь отставать, и я с радостью тебя брошу». Но девушка лишь протянула ему питательный батончик:

– Дай знать, когда понадобится отдых.

Грудь затопило странное чувство, в котором юноша не сразу опознал смущение. Почти досаду. Конечно, еще существовала мизерная вероятность, что все касающееся этой чародейки – лишь притворство. Но с каждой секундой становилось все яснее, что она и правда просто очень порядочный и отзывчивый человек.

По вкусу батончик напоминал слегка ароматный воздух.

– Полагаю, это тоже отравлено? – заметил юноша после укуса.

Уголки ее губ чуть дрогнули.

– Разумеется.

Девушка продолжила «раскопки», двигаясь вдоль созданной ею линии и сохраняя вокруг себя достаточно места, чтобы идти рядом. Вдыхаемый воздух казался прохладным и даже чуточку влажным. Хрустящие под ногами крупинки едва заметно блестели. Над головой и по бокам щита струился песок, вызывая легкое головокружение. «Будто в подводной лодке бороздишь темные недра странного океана».

Быстрая проверка показала, что они в сорока аршинах под поверхностью пустыни. Передвижной купол – даже несокрушимо твердый – не способен выдержать вес такого количества песка. Только стихийная мощь чародейки спасала их от погребения заживо.

Ее лицо было почти белым от напряжения, взгляд полузакрытых глаз устремлен вниз. При свете магического огня волосы отливали сине-черным, а стрижка привлекала внимание к точеному лицу и полным губам.

Чародейка глянула на него. «Хватит пялиться». Юноша переключился на свою волшебную палочку, в которой узнал копию Валидуса, принадлежавшего Титу Великому. Вступая во взрослую жизнь, маги обычно делают себе оригинальные палочки на заказ, а до этого им часто дарят копии инструментов легендарных архимагов.

Толку от открытия никакого. Ну разве что теперь ясно: юноша, скорее всего, еще несовершеннолетний, и кто-то из его родни обожает Тита Великого.

– Ну и как, подсказала ли палочка, кто ты? – спросила чародейка.

От него не ускользнул смысл ее вопроса. «Подсказала ли палочка, кто ты?» Подразумевалось, что иначе он не знает, кем является. Что совпадало с действительностью, но едва ли кто-то мог сделать подобный вывод через несколько минут знакомства, если только…

Если только и она сама ничего о себе не помнит.

Юноша достал из кошелька одну из карточек. Чародейка внимательно оглядела ее со всех сторон, шепча заклинания, дабы выявить скрытые надписи. Но карточка оставалась прежней: обычной, прямоугольной, немагической.

– А у тебя есть что-нибудь, что подсказало бы тебе, кто ты? – задал тот же вопрос юноша.

Чародейка на мгновение словно задумалась, хочет ли отвечать, потом полезла в карман и… замерла. Он тоже это услышал. Что-то большое и металлическое приближалось к ним сзади, со скрежетом дробя горную породу.

Англия

– Смотри. – Иоланта вынула из ящика стола фотографию в рамке и протянула ее Уинтервейлу.

Тут же, в комнате Фэрфакса, находились и Купер с Титом. Сегодня был короткий день, и они только что вернулись с занятий. До полдника оставалось еще несколько часов, но Иоланта предложила угостить друзей пирогом с Хай-стрит, а пансионеры миссис Долиш от еды никогда не отказывались.

– Хорошенькая! – присвистнул Уинтервейл.

Купер, взяв у него рамку, согласился:

– Симпатичная.

– Я с ней целовался, – объявила Иоланта.

Тит, разглядывавший печенье в коробке, даже не поднял головы:

– Я убил больше драконов, чем ты целовал девушек, Фэрфакс.

– А сколько драконов вы убили, ваше высочество? – восторженно спросил Купер.

– Ни одного.

Уинтервей ткнул Иоланту локтем в бок:

– Фэрфакс, мне кажется, принц оскорбляет твою мужественность.

– Мой дорогой Уинтервейл, принц только что признался, что за всю жизнь не одолел ни одного огнедышащего зверя. Разве возможно, чтобы он оскорбил мою мужественность?

Тит посмотрел на них с понимающей улыбкой, и кожу Иоланты словно опалило жаром.

Купер сунул фотографию Титу:

– Принц, не желаете поглядеть на девушку, которую целовал Фэрфакс?

Тот едва удостоил снимок взглядом:

– Обыкновенная.

– Его высочеству завидно, потому что он сам бы хотел ее поцеловать, – заявила Иоланта.

– Я не целуюсь с простолюдинами, – парировал Тит, глядя ей прямо в глаза.

А ведь в ней совершенно точно не было ни капли аристократической крови. И он совершенно точно целовался с ней при каждой возможности.

– Тогда понятно, почему ты всегда не в духе, – съязвила Иола.

Остальные рассмеялись.

Дверь распахнулась и в комнату просунулась голова Сазерленда.

– Джентльмены, прекрасные новости: нас ждут сутки дебоша.

– Каждые сутки в моей жизни проходят в дебоше, – сказал Тит, снова вернувшись к печенью. – Можешь предложить что-нибудь получше?

Сазерленд растерялся. Он был одним из тех, кто считал Тита незначительным европейским князьком, правящим полуразвалившимся замком и клочком земли, но после событий четвертого июня стал относиться к нему с большим почтением. А теперь, стоя в дверях, лишь недоуменно моргал, не зная, что сказать.

– Не слушай его, Сазерленд. Его высочество в дебошах преуспел не больше, чем в убийстве драконов, – успокоила Иоланта. – Давай же, поведай о своих новостях подробнее.

Сазерленд смущенно прокашлялся:

– У моего дяди есть дом на берегу, в Норфолке. Он согласился предоставить его мне, чтобы я пригласил друзей. Можем съездить туда на субботу и воскресенье – поиграть в крикет, поохотиться, поубавить очень славную коллекцию коньяков.

Уинтервейл тут же вскочил:

– Я еду!

– А остальные? – Сазерленд обвел рукой комнату.

– Тоже, конечно, – ответил за всех Унитервейл.

– Отлично. Я попрошу дядю написать миссис Долиш, что он обеспечит нам должный надзор и подобающие занятия, укрепляющие душу и тело.

– В число которых, как я понимаю, входит убавление его весьма славной коллекции коньяка? – уточнила Иоланта.

– Именно! – подмигнул Сазерленд. – И если Кашкари вернется вовремя, передайте ему, что он тоже приглашен.

Он удалился, следом, прикончив запасы пирога, ушли и Уинтервейл с Купером. Тит остался, и, не спеша доедая булочку, смотрел на Иоланту с другого конца комнаты.

Вероятно, за лето он раздался в плечах и, пожалуй, чуть-чуть подрос. Но глаза оставались все теми же – и юными, и древними. А когда он так смотрел, только на нее... Иоланту снова бросило в жар.

Они целовались, когда только могли, но могли гораздо реже, чем ей хотелось. Она запирала дверь, только когда переодевалась или принимала ванну, и мальчики привыкли влетать в комнату сразу после стука, не дожидаясь ответа – а приходили к ней постоянно. Начни Иола запираться сейчас, так кто-нибудь вроде Купера мог при всех поинтересоваться, в чем дело.

В комнате принца безопаснее, но в последнее время его трудно было там застать: он сооружал новый вход в свою лабораторию, свернутое пространство, в которое сейчас удавалось проникнуть только через маяк в семи с лишним сотнях верст отсюда – слишком далеко, чтобы Иоланта могла перескакивать туда-обратно за день.

Но когда Тит закончит, она сможет попадать в лабораторию из бывшей пивоварни всего в нескольких верстах от Итона. Там они будут только вдвоем и в безопасности. Не говоря уже о том, что там лежит Горнило.