Престо тяжело вздохнул. Ему не хотелось уходить, но сегодня он ещё не был в конторе, а там, вероятно, уж десятки человек ждут его.

— Хорошо. Передайте по телефону, что сейчас выезжаю, — ответил он и обратился к Барри. — Ну, что же, мистер, если вы не устали с дороги, едем со мною. Я познакомлю вас с моими ближайшими помощниками.

Чем дальше подвигалось дело, тем больше препятствий приходилось преодолевать Престо. На него ополчились все силы американской реакции и капитала. Газеты были полны самыми грязными инсинуациями и клеветой по адресу недавнего любимца всей страны, «продавшегося красным». Вновь поднялась кампания против «человека, потерявшего лицо». Газеты требовали пересмотра дела и лишения Престо имущественных прав. Чтобы отбиваться, Престо приходилось подписывать всё новые крупные чеки на имя изворотливого, но жадного Пирса. Нависла угроза и уголовного обвинения в краже у Цорна медикаментов, и в «отравлении» целой группы киноработников и государственных служащих: прокурора, губернатора…

Несколько дней подряд газеты печатали с комментариями интервью, которое дала журналистам Люкс: женщины умеют мстить!

Она рассказывала, как Престо «на коленях умолял её принять участие в его предприятии, чтобы спасти его от неминуемого краха. Но она с негодованием отвергла его предложение, не желая пятнать своё имя в этом грязном, антиобщественном, преступном деле, направленном против американского народа и чести американской демократии…»

Эллен, выискивая в газетах и журналах нужные статьи, читала эти заметки. Встречаясь с Престо, она бурно выражала своё негодование. Престо был уж не рад, что дал ей такую работу, хотя искреннее возмущение Эллен и трогало его. В этой горячности было нечто большее, чем чувство возмущённой справедливости, и он с новым интересом приглядывался к девушке.

— Ничего, мисс Эллен! Всё это в порядке вещей и для меня в этом нет ничего неожиданного. Борьба на жизнь и смерть — незыблемая основа нашей прославленной демократии. И мы будем бороться. А вы поможете мне?

— Я готова сделать всё, чтобы помочь вам! — горячо и искренне воскликнула Эллен.

Престо был растроган. Он взял её руку и сказал:

— Быть может, эта помощь очень скоро понадобится мне. Не забудьте же вашего обещания!

Он решил воспользоваться её настроением и со временем добиться согласия на участие в фильме. Дело с героиней-прачкой у Престо не ладилось. Известные и опытные артистки отказывались играть прачку, а молодые, находившиеся под влиянием условных штампов кинозвёзд, не справлялись с ролью. Их прачки напоминали танцовщиц из мюзик-холла или графинь, занимающихся стиркой, но очень далеки были от образа настоящей труженицы. И поэтому репетиции пока шли без съёмок.

Чтобы отвлечь Эллен от расстраивавших её газет и скорее достигнуть цели. Престо нередко говорил ей:

— Довольно о газетах. Поедемте лучше со мной в киностудию.

Девушка охотно соглашалась. Таинственный закулисный мир кино интересовал её. А Престо тонко вёл свою линию. В её присутствии он умышленно поручал роль героини самым неподходящим артисткам. И когда они, как бы танцуя фокстрот, начинали топтаться возле корыта или вынимали бельё двумя пальчиками с приподнятыми мизинцами, как конфету из бомбоньерки, — Эллен не могла удержаться от улыбки и насмешливых замечаний и иногда возмущённо восклицала:

— Вот чудачка! Да разве это так делается? Она никогда не видела, как бельё стирают, полощут, развешивают!

— А вы ей покажите! — с невинным видом однажды сказал Престо. Эллен смутилась, но он продолжал: — Вы только окажете ей хорошую услугу. Надеюсь, вы не стесняетесь того, что умеете стирать бельё?

Престо попал в цель.

— Нисколько, — ответила она. — Я считаю, что никакая чёрная работа не унижает человека. Позвольте мне! — обратилась Эллен к артистке и принялась за работу с такой непринуждённостью, как будто находилась в сторожке на берегу Изумрудного озера.

К счастью, опасения Престо не оправдались: Эллен не утратила простоты и естественности своих движений. Тонио, видя её работу, затаил дыхание, а Гофман, который, не снимая, по обыкновению находился на посту возле аппарата, как-то крякнул и вдруг с ожесточением завертел ручкой.

«Даже Гофмана проняло!» — с радостью подумал Престо.

Артисты с вниманием и некоторым изумлением смотрели на Эллен. В студии стало совсем тихо. Эту напряжённую тишину нарушал только сухой треск аппарата. А Эллен, как ни в чём не бывало, продолжала заниматься стиркой. Когда, наконец, она кончила, Гофман перестал крутить ручку и взревел на всю киностудию:

— Нашли! Нашли, чёрт возьми! Да ведь это же дьявольски хорошо вышло!

И артисты, в большинстве молодёжь, ещё не заражённая духом зависти, дружно зааплодировали. Эллен, сама того не сознавая, показала всем предельную высоту всякого искусства: простоту.

И только теперь, видя неожиданный эффект своего выступления, она смутилась и покраснела. Все поздравляли её, Гофман безумствовал. Он тряс Эллен руки и кричал:

— Теперь мы победим! Вы прирождённая…

— Прачка! — добавила Эллен.

— Прирождённая артистка! Поверьте мне, старому волку! То, что другим даётся с величайшим трудом, годами учения, вам даром идёт в руки.

— Это, может быть, потому, что артисты играют, — возражала Эллен, — а я даже не думала об игре.

— Вы жили. Это-то и нужно, — горячился Гофман. — Чем больше игры, искусственности, тем хуже. Вы же сами не раз слышали, как мистер Престо просит артистов: «Только, пожалуйста, не играйте!»

Так Эллен, прежде чем дала своё согласие, стала артисткой по общему приговору видевших её первое выступление.

Но сама она ещё не верила этому и сомневалась.

Возвращаясь в автомобиле вместе с Престо на его виллу, она долго молчала. Престо искоса поглядывал на неё и тоже молчал. Пусть перебродится первое волнение. И только когда они проехали полпути, он спросил её:

— Ну как?

— А всё-таки я не буду артисткой, — ответила она.

— Почему?

— Ваше заключение слишком поспешно, — отвечала она. — Что я делала? Только работала, как всегда. Это каждый может, если делает своё обычное дело. Столяр точно так же строгал бы, землекоп копал, и у него это, конечно, вышло бы лучше, чем у артиста, который впервые берётся за рубанок или лопату. Но ведь ваша героиня в фильме не только стирает бельё. Она и радуется, и страдает, плачет и смеётся, разговаривает и молчит, а это уж не то, что бельё стирать. Нет, я не стану играть. Сама осрамлюсь и фильм испорчу.

— Отчасти вы правы, — сказал Престо, — но только отчасти. Конечно, с вами ещё предстоит большая работа. Но ведь и с артистами, которые берутся впервые за рубанок или лопату, тоже надо немало повозиться, чтобы, глядя на экран, над ними не смеялись профессионалы. Главное то, что у вас прирождённый талант, бесспорные задатки. Это я заметил ещё у Изумрудного озера, когда вы изображали безумие Офелии. Поверьте моей опытности и опытности Гофмана, который имел дело с сотнями новичков и умеет оценить человека по одному движению, по одному жесту.

Эллен всё ещё не сдавалась и возражала:

— Но ведь это были только мои привычные жесты.

— Поймите же, — продолжал убеждать её Престо, — что одно дело — стирать бельё в хижине сторожа и другое — перед аппаратом. Самая лучшая прачка забывает свои привычные движения, как только её начинают снимать. Она или смущается, и у неё всё летит из рук, или начинает стирать так, как ей кажется нужно для экрана. И только по-настоящему талантливые люди могут устоять перед этим испытанием — съёмкой.

В душе Престо и сам ещё не был вполне уверен, но Эллен безусловно представляла собой самый подходящий сырой материал, обещала больше других. Неведомым для Эллен осталось и то, что Престо заранее сговорился с Гофманом поддержать, поощрить Эллен, если и он найдёт, что из неё выйдет толк. И Эллен, видимо, не на шутку заинтересовала Гофмана, судя по искренней горячности, с которой он принял её первый дебют. Что же касается остальных артистов, то они были восхищены не только естественностью, но и красотой, гармоничностью её движений. Даже для более опытных артистов было откровением то, что подметил Престо ещё на берегу Изумрудного озера: трудовые движения могут быть так же красивы и изящны, как художественная пластика, что самые хитроумные изощрения не могут лучше показать красоту форм, линий, динамику живого человеческого тела, чем эти трудовые позы и жесты.