Будучи моряком, он мало знал о жизни на суше и мало о ней беспокоился, ему лишь нужна была безопасная гавань для кораблей, и потому злополучный первый город в Новом Свете построили не с мыслями о людях, а лишь с мыслями о кораблях, которые не страдают ни от удушающей жары, ни от зараза из окружающих болот, ни от смертоносных туч комарья, превращающих вечера в ад.

Вице-король приказал возвести в центре глубокой бухты, окруженной мангровыми зарослями, большой барак для королевских войск, собственный каменный дворец и хижины колонистов. Там их и построили, поскольку на этих берегах его слово было законом, несмотря на то, что наиболее опытные капитаны армады, в том числе смелый и увенчанный славой Алонсо де Охеда, настойчиво объясняли Колумбу, что в этом месте очень мало возможностей для обороны против вероятного нападения туземцев.

— Они не нападут, — ответил адмирал. — Гуакарани дал слово.

— Что не помешало им разрушить форт Рождества, — возразил Охеда, который, несмотря на свой маленький рост, стяжал себе славу лучшего фехтовальщика и самого отважного капитана королевства, но даже его отвага не в силах была поколебать уверенности адмирала. — Кто предал однажды, предаст снова.

— Не в этом случае, — ответил адмирал. — Тогда меня здесь не было. К тому же это вина не Гуакарани, а тех, кто не оправдал оказанного им доверия и уронил честь испанца. В Изабелле все будет иначе.

И действительно, всё было иначе, поначалу проблемы возникли не из-за индейцев, выжидающих на краю джунглей и изучающих вновь прибывших, а по вине голода и смертоносной лихорадки.

Дезориентированные после долгих месяцев плавания, павшие духом при виде трагического конца предшественников, потерявшие иллюзии перед лицом мрачного будущего, предлагающим вовсе не те земли, которые путешественники видели лишь в розовом свете, а зеленое покрывало непроницаемых джунглей, истощенные чудовищным ритмом работы, необходимым для скорой постройки города, колонисты вскоре начали страдать от голода, а смерть стала их неизбежной соседкой, так что через несколько месяцев самые отчаявшиеся начали подумывать об отъезде домой.

— Здесь не место нормальным людям, — заметил однажды мастер Хуан де ла Коса во время одного из частых визитов, которые вместе с Луисом де Торресом наносил донье Мариане Монтенегро в ее скромном доме. — Мой вам совет: как можно скорее возвращайтесь домой вместе со своим слугой Бонифасио.

Немка лишь слегка покачала головой и весело улыбнулась.

— Даже думать об этом не желаю! — горячо ответила она. — Бонифасио может ехать, если хочет, но у меня уже двадцать семь поросят, и они набирают вес день ото дня, да и утки с курами плодятся, как одержимые. А если и семена взойдут, то скоро у меня будет прекрасная ферма, где я буду ждать возвращения Сьенфуэгоса.

— Как может такая дама, как вы, довольствоваться судьбой фермерши? — возразил моряк. — Ваши ручки созданы не для того, чтобы возиться со свиньями, а для того, чтобы ухаживать за цветами.

— Я предпочитаю сама возиться со свиньями, чем это будет делать какой-нибудь мужчина, считающий себя владельцем моего тела, — решительно ответила она. — Что же касается цветов, то здесь их столько, и они такие красивые, что пытаться их разводить — уже кощунство. Здесь свои порядки и обычаи, совсем не такие, к каким мы привыкли, и тех, кто не сумеет к ним приспособиться, ничего хорошего не ждет.

Мастер Хуан де ла Коса, похоже, понял, что бесполезно убеждать эту хрупкую женщину с точеной фигуркой и голубыми глазами, совершенно не вяжущимися с выкрашенными у черный цвет волосами, которая поражала силой своего характера. Она полагалась лишь на Луиса де Торреса, ставшего ее оруженосцем, защитником и телохранителем.

Проницательный королевский толмач сразу догадался, что Изабеллу не ждет в будущем ничего хорошего, и предсказал, что братьям Колумбам, имеющим непререкаемую власть над всеми сторонами общественной жизни, вскоре придется выбрать более удачное место для города.

Так что Луис не совершил той глупой ошибки, которую сделали большинство его товарищей, вложив свои скромные средства в постройку уютного дома, и предложил услуги толмача ростовщику Фонсеке, доверенному лицу знаменитого королевского банкира Луиса де Сантангелы, а тот любезно предоставил ему комнату в своем доме. Сам же Луис предпочитал пока не ввязываться ни в какие предприятия, а просто наблюдать за жизнью колонии, пока не станет ясно, чем закончится дело.

Таким образом, у него было достаточно свободного времени, чтобы оказывать помощь и давать дельные советы прекрасной немке, к которой питал глубочайшее уважение и восхищение, а также обучать грамоте и письму доброго Бонифасио. Едва услышав, что его друг Сьенфуэгос освоил грамоту, тот тоже не смог устоять перед соблазном и начал учиться.

Застенчивый хромой оказался чудесной находкой для виконтессы, он охотно выполнял многочисленные работы на ферме и при этом сохранял тайну личности хозяйки, был ей предан и крайне благодарен за возможность построить свое будущее вдали от родного острова.

А авантюра с Новым Светом, несомненно, была единственной возможностью для нищего канарца избежать незавидной судьбы, состоящей из голода и рабского услужения.

Здесь, на острове Гаити, или Эспаньоле, рождалась другая форма существования, возможно, впервые за много веков создавшая феномен полной колонизации далеких от метрополии земель. Здесь могло возникнуть общество, которое послужит образцом для модели преобразования, хотя и собственным, особым путем.

Недавно завершенное отвоевание Иберийского полуострова, столетия бесконечной борьбы с мусульманами, создали расу людей, для которых любое поприще, где не нужно убивать и умирать, выглядело лишенным смысла, они не собирались отложить меч и превратиться в мирных крестьян. Избыток энергии и жажда славы требовали новых сражений, и они выплеснулись на другом берегу океана, на землях дикарей, которые словно только и ждали их появления.

И вот, те, кто всего год назад были конкистадорами по принуждению, теперь с радостью стали конкистадорами добровольными.

На борту шестнадцати кораблей, составляющих могучую эскадру Колумба во время второй экспедиции, собрались три типа людей, различных по происхождению и целям — моряки, военные и мирные люди.

Первым предстояло открыть новые острова и берега, вторые были призваны подавить примитивное население новых земель, найденных моряками, а третьим было предназначено окончательно переселить старую цивилизацию на другую сторону океана.

Но все вместе они составляли такую запутанную и пеструю смесь, что никто с полной ясностью не понимал, какова же его настоящая роль в Изабелле, и поселенцы стояли в карауле на границах сельвы, а моряки и кабальеро помогали возводить стены или делать крыши домов.

Но всеми владели давно взлелеянные грезы, манящая ярким светом мечта — зловещий дух золота.

В конце концов, именно золото искали все, начиная с самого вице-короля и заканчивая последним юнгой, и когда стало очевидным, что в непосредственной близости от новоиспеченной столицы золота не больше, чем они привезли с собой, мнения разделились. Одни настаивали на том, чтобы углубиться в сельву в поисках таящегося там золота, пессимисты же считали, что с самого начала задача не имела смысла, и пришли к болезненному выводу, что лучше вернуться домой, чем страдать от голода и прочих бедствий на враждебной и жаркой земле.

Эта жара — густая и влажная, прилипающая к груди, как губка с кипящей водой, мешала дышать полной грудью и вынуждала потеть и ругаться даже сборщиков маслин из Хаэна, с детства привыкших работать на палящем солнце. Вскоре она превратилась в главного врага вновь прибывших, поразившихся, как при такой чудовищной температуре, да еще рядом с морем, когда от высокого кровяного давления ноги просто подкашивались, многие не могли сделать и половину той работы, к которой привыкли дома.

И первым великим открытием, помогавшим успешно бороться с необоримой вялостью, что охватывала их в послеполуденные часы, оказался гамак — прохладный, удобный, гениальный индейский гамак, сплетенный из прочных хлопковых веревок, подвешенный меж двух стволов деревьев в тени их крон, продуваемый ветром и недоступный для покрывающей землю влаги, превративший, как по волшебству, самые тяжкие дневные часы в поистине райское наслаждение.