Хорошо в избушке зимой. Пламя в печке гудит, труба от жара пощелкивает, на бревенчатой стене светлые блики играют. Тепло, уютно. Вот только скучновато в одиночку новогодний праздник справлять.

Не успел я так подумать, как лежащая под столом банка из-под колбасного фарша шевельнулась и покатилась ко мне. Я даже глаза протер: может, чудится? Ан, нет. Банка на мгновение остановилась и покатилась снова. Теперь уже в обратную сторону. Я тихонько к ней подкрался и быстро прикрыл ладонью. Заглядываю в банку, а на дне ее сидит зверюшка с ноготок величиной. Толстенькая, пушистая, длинный нос хоботком из шерсти торчит.

Землеройка! Так вот кто пожаловал ко мне в гости — и, наверное, разогнал полевок. До этого встречать ее мне как-то не доводилось. Знаю, что это самый маленький и злобный хищник, что за сутки землеройка съедает пищи больше, чем весит сама. И вот это удивительное существо у меня в гостях!

Пристроил я банку на стол, положил в нее кусочек мяса, крошку масла, налил в полиэтиленовую пробку молока.

— Ну, — говорю, — будешь есть или очень уж я тебя напугал?

Ничуть не напугал. Только убрал руку, землеройка сейчас же направилась к еде, неторопливо обследовала все и принялась за угощение.

Вот так вдвоем мы Новый год и встретили. Я сидел у приемника и слушал праздничный концерт, рядом гуляла маленькая, круглая, как шарик, зверюшка и с аппетитом пила молоко со сливочным маслом вприкуску.

По берегам наших рек встречается землеройка, которая приспособилась жить чуть ли не в воде. А чего там не жить? Пусть морозы хоть пятьдесят, хоть шестьдесят градусов, температура воды никогда не упадет ниже нуля. Выкопай под обрывом норку, сделай в ней уютное гнездышко и можешь месяцами не показываться из-подо льда. Это только кажется, что весь лед лежит на воде. На самом деле под ним масса всяких пустот, гротов, пещер. И светло, и ветра нет, и никакой враг тебя сверху не схватит. А в воде полно ручейников, личинок всевозможных рыбок. Здесь тебе и стол и дом.

Если смотреть на незамерзшую реку сверху — вода в ней кажется очень темной, но если нырнуть и глянуть снизу — она светлая. Поэтому-то водяная землеройка — кутора, чтобы не быть заметной, окрашена в два цвета. Спинка у нее черная, а живот белый. Натуралисты такую окраску называют защитной.

Вокруг Пальцев у куторы имеется оторочка из жестких щетинок, отчего ее лапка напоминает настоящее весло. На хвосте тоже волосяная щеточка — это у зверька руль. Ушные раковины водяной землеройки развиты слабо, и их почти не видно в волосяном покрове. Кутора прекрасно ныряет, быстро плавает и вообще чувствует себя в воде не хуже рыбы.

Мне удалось познакомиться с куторой десять лет назад. Получилось так. Рядом с нашим поселком протекает незамерзающий даже в самые лютые морозы ручей. С омутками и перекатами, родниками и длинными зелеными водорослями. Жили в этом ручье маленькие верткие рыбки, которых мы называли лизунами. Ухи из лизунов не сваришь, а вот живец для рыбалки — лучше не надо. Кого только мы на них не ловили! Хариусов и налимов, щук и даже ленков.

Однажды в январе собрались мы за щуками к Зангезуровским озерам. Там этих хищниц развелось много. Прорубишь лунку, а они уже выглядывают. Правда, на блесну клюют неохотно. Ткнутся в приманку острым носом и неторопливо отплывают в сторону. Но стоит пустить под лед живца, все щуки наперегонки бросаются к добыче и, если леска надежная, через минуту самая проворная щука окажется на льду.

Побежал я к ручью за лизунами. Поставишь обыкновенный сачок в узком месте, затем палкой в водорослях поворошишь — все затаившиеся там рыбки прямо в сачок и влетают.

Я успел поймать десятка два вертлявых лизунов и вдруг вижу, прямо ко мне плывет какой-то серебристый шарик. Я его сачком — раз и накрыл. Заглядываю внутрь — какая-то мышка. Сама черная, а грудка белая как снег. Пингвин в миниатюре, да и только. Сидит себе и водит длинным носиком. Я ее в банку — и домой.

Собралось нас, рыбаков-охотников, человек пять, а никто не может определить, что же это за зверек? Дело в том, что никаких щетинок на лапках и хвосте у куторы, когда она на суше, не видно. Образина какая-то. Толстая, неуклюжая, с большим животом и тонкими лапками. Там, где у нормальных мышей уши, у нее только светлый полоски. Ползает эта зверюшка по столу и тычется туда-сюда острым усатым носом. Дали ей хлеба — не ест, от молока тоже отворачивается. Даже кедровые орешин ей не по вкусу. Обнюхала — и в сторону.

Тут мой брат Леня и спрашивает:

— Ты ее на самом деле в ручье поймал? Как она плыла?

Объясняю, что заметил ее у самого дна, только она тогда была не черной, а какой-то серебристой. Стеклянный шарик.

— Все правильно, — говорит брат, — это кутора. Я о ней где-то слышал. Нужно в энциклопедии посмотреть.

Читаем. Так, куторы — род млекопитающих, семейство землероек, отряд насекомоядных, обитают по берегам небольших пресных водоемов, ведут полуводный образ жизни… Питаются беспозвоночными, мелкой рыбой…

Набрали в ванну немного воды — это водоем. Под остров приспособили камень, что кладем на квашеную капусту, и пустили землеройку в воду. Ох, как она понеслась! Словно торпеда. То вверх, то вниз, а то по кругу. Будто сама себя хочет догнать и ухватить за хвост. Здесь мы разглядели и щетинки на лапках и щеточку на хвосте. Она этим хвостом рулит не хуже, чем рыба.

Наплавалась, легла на воду и принялась охорашиваться. Затем неторопливо так подплыла к камню, осторожно забралась на него и уселась отдыхать. Я выловил из ведра лизуна и положил на камень. Пока кутора обнюхивала рыбку, она вдруг взвилась и бултых в воду. Кутора догнала лизуна, цап и на камень. Минуты через три от него не осталось и плавников. Мы нашей новой знакомой еще трех рыбок дали, съела и их. Живот у куторы раздулся, как барабан, а она ползает по камню и ищет добавки. Положили ей кусочек мяса — съела, поймали толстого рыжего таракана — съела, нашли между оконных рам сухих мух — и тех сжевала.

Но больше всего нас удивляла не прожорливость куторы, а то, как она преображалась в воде. Вот она сидит на камне, несуразная, толстобрюхая. Пока не обнюхает перед собой все до последнего миллиметра, боится шаг ступить. Но стоит ей попасть в воду — и перед нами уже не черная толстая мышь, а полузверь-полурыба. Между шерстинками зависают мириады воздушных пузырьков, отчего кутора кажется одетой в скафандр из серебристой ткани — такими нам показывают в кино пришельцев с других планет.

Она могла плавать на спине и животе, выполнять в воде фигуры высшего пилотажа или просто лечь на воду и долго лежать.

Мы любовались, если не сказать — играли куторой до самого вечера. Угощали ее мясом, мучными червями и океанской рыбой палтусом. Кормили в воде, на камне, в руках. Она ни от чего не отказывалась и съела столько, что с лихвой хватило бы на десятерых землероек.

Перед сном положили на камень комочек ваты и, решив, что больше куторе ничего не нужно, оставили ее в покое. Когда утром мы заглянули в ванную, наша кутора была мертва. Вату она столкнула в воду, а сама лежала на голом камне, поджав тонкие лапки и почти касаясь живота длинным носом.

Решив, что вчера перекормили зверька, мы долго упрекали друг друга в неосторожности. Только потом я узнал, что все случилось как раз наоборот. Оказывается, этот зверек должен получать еду не реже чем через три часа. В ручье или озере кутора так и делает. Час поохотилась, час поспала, снова поохотилась, снова вздремнула. День или ночь, для нее особой разницы нет. Она прекрасно чует добычу своими усами-вибриссами даже в полной темноте. Так и получается, что всю свою жизнь кутора или спит или ест. Оставь мы на камне кусочек мяса, этот удивительный зверек, возможно, жил бы у нас и сегодня. Ах, как жаль, что о том, как питается кутора, не было написано в энциклопедии!

На второй год в ручей пустили сточную воду, и теперь ни лизунов, ни кутор там не встретишь. Даже водоросли исчезли. Старые автомобильные покрышки, тряпки, битые бутылки — этого добра в нашем ручье сколько угодно, живого же нет ничего.