— А кто это был, мальчик или девочка? — громогласно спросил барон.

— Сын, — прошептал доктор.

— Тем хуже. Что же ты, старый болван, не мог спасти его? — свирепо спросил Сен-Шевиот и поднял кулак, словно намереваясь ударить врача по лицу.

Босс с ужасом смотрел в посеревшее от злобы лицо барона.

— Ребенок уже не дышал, — оправдываясь, прошептал он. — Я ничего не смог бы сделать… И это к лучшему, — добавил он.

Последних слов Сен-Шевиот уже не слышал.

— Итак, я отец мертвого сына, — произнес он. — Превосходное известие! И прекрасное завершение моих ожиданий и надежд.

— Неужели вы не хотите спросить о вашей жене? — робко осведомился старик.

— Я совершил ужасную ошибку, женившись на таком хилом создании, — отозвался Дензил.

Певерил, потрясенный этим ответом, закрыл уши ладонями, чтобы не слышать больше голоса барона.

— Милорд! — запротестовал Босс.

— Ну, как там она? — раздраженно спросил Сен-Шевиот. — Полагаю, сэр, вы использовали все свои медицинские познания, чтобы миледи смогла родить мне другого ребенка, более здорового?

— Она никогда не сможет родить ребенка, — угрюмо произнес Босс.

— Никогда?! Что вы хотите этим сказать?

— То, что обязан сказать, к сожалению. Это был первый и последний ребенок, которого носила леди Сен-Шевиот в своем лоне.

— Значит, она умирает?

— Нет. Вы неправильно меня поняли. Она будет жить, но никогда не сможет стать матерью. На это нет никакой надежды. — И старик добавил про себя: «Что к лучшему».

Сен-Шевиот издал яростный вопль.

— Значит, она совершенно бесполезна для меня и горбунья оказалась не права, ибо предсказывала мне еще одного, черного Сен-Шевиота!

Певерила задело это упоминание о предсказании его сестры. Но когда он услышал слова доктора о том, что Флер больше никогда не родит ребенка, его существо воспламенилось тайной запретной радостью. «Слава Богу, — подумал художник, — что никогда от ее плоти не появится на свет еще один зловещий Сен-Шевиот».

Барон постепенно начал трезветь. Его первая буйная ярость затихала. Охваченный глубоким разочарованием, он направился мимо доктора в будуар.

— Я желаю видеть тело моего мертвого сына.

И тут старик, заметно задрожав, остановил его:

— Умоляю вас, не делайте этого, милорд.

— Это еще почему?

— Это… это только расстроит вас, — пробормотал доктор.

Сен-Шевиот постоял в нерешительности, затем пожал плечами.

— Хорошо. Передайте леди Сен-Шевиот, что мне очень жаль ее и что я навещу ее после того, как она оправится. — И он, пошатываясь, прошел мимо доктора по коридору и скрылся у себя.

Старик медленно спускался по лестнице, оправляя рукава рубашки. Воспаленными глазами он посмотрел на юношу и устало произнес:

— Печальная ночь.

— Да, действительно, — глубоко вздохнув, согласился Певерил. — И все же как она, сэр?

— Она очень измождена, но со временем поправится. Состояние ее не критическое. Она перенесла роды с поразительной стойкостью. Знаете, в подобных ситуациях даже самые хрупкие женщины обладают удивительным мужеством.

— А она особенно мужественна, — тронутый словами Босса, произнес Марш.

Доктор испытующе посмотрел на юношу.

— Вы тот самый художник, который написал поразительно красивые портреты и пейзажи за последние месяцы, верно?

— Да… я Певерил Марш, сэр.

— Значит, если вы живете здесь, то должны видеть и слышать многое из того, что происходит в Кадлингтоне?

— Слишком многое, — тихо ответил Певерил.

— Слава Богу, что не случилось худшего, — пробормотал доктор.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил Певерил.

— Мне надо попридержать свой язык, — сказал старик. — И я буду просто умолять тех двух славных женщин, повитух, чтобы они попридержали свои.

— Вы изъясняетесь загадками, сэр, — заметил Певерил.

— Я говорю о том, что мне известно, хотя мне бы очень хотелось не знать этого, — сказал доктор Босс.

Прежде чем Певерил смог снова заговорить, замок Кадлингтон потряс страшный грохот, но это был не гром, а звук с силой распахнутой двери. Ему вторил голос Сен-Шевиота, который эхом пронесся по коридорам замка. Доктор смертельно побледнел. Избегая недоуменного взгляда Певерила, он прошептал:

— О, великий Боже, по-моему, ему все стало известно… Одна из женщин проговорилась.

— О чем?.. — начал было Певерил.

Тотчас наверху возникла гигантская фигура барона. Он был в шелковом полосатом ночном халате и в ночном колпаке. Его прищуренные глаза напоминали щелочки. Ничего не понимая, молодой художник наблюдал за тем, как зловещая фигура Сен-Шевиота медленно спускается по лестнице вниз. Оказавшись на нижней ступеньке, барон сосредоточил на старом докторе свирепый взгляд.

— Значит, не ходите туда и не смотрите на ребенка, потому что это вас расстроит! Да?! — почти шепотом прошипел он сквозь зубы. — Да, да, мой уважаемый Босс, теперь-то я отлично понимаю, почему вас так беспокоило мое состояние!

Старик испуганно облизнул губы.

— Я только пытался пощадить ваши чувства, милорд.

— Вы пытались обмануть меня, вы, старый лгун! — заревел Сен-Шевиот. — И тем самым соврать мне, что миледи родила обыкновенного мертвого ребенка.

— Кто вам сказал, что он необыкновенный? — выигрывая время, спросил старик.

— Мой добрый друг и советник, единственная преданная мне душа — миссис Динглефут. Одна из повитух, которую вы пытались подкупить, рассказала ей всю правду, и моя верная миссис Д. посчитала в моих же интересах просветить меня по этому поводу.

— Ребенок не был уродом. Он был прекрасно сложен и с фиалковыми глазами, как у ее светлости.

— Но он черный! — Сен-Шевиот не говорил, а орал. — Черный, как эбеновое дерево, — с ног до головы. Миссис Динглефут видела его. Черный, как ребенок чистокровного негра, несмотря на то, что чертами лица похожий на миледи. Теперь мне известно все, так что не пытайтесь притворяться и лицемерить! Остерегайтесь черного Сен-Шевиота, верно? — Он круто повернулся к Певерилу, выпятив вперед губы. — Теперь-то я понимаю, что предсказание вашей сестры скрывало более глубокий смысл, нежели я думал. Нас прозвали Черными Баронами, но этот презренный ребенок, которого родила миледи, с черной кровью в венах! Я женился на женщине с черной кровью! Сто тысяч чертей! — Лицо его исказилось от злобы, на него было страшно смотреть. — И если бы ребенок выжил, то мне пришлось бы запятнать свою душу двойным преступлением, ибо я убил бы и ребенка, и его мать!

Певерил и доктор в страхе отпрянули от взбешенного барона. Сен-Шевиот продолжал:

— Разве не правда, что существует возврат к предкам — атавизм? А что, если, распутав историю Роддни, я выясню, что кто-то из них родом из Африки?

— Возможно, так оно и есть, ваша светлость, — дрожащим голосом произнес доктор Босс.

— Замечательно! А может быть, вы осмеливаетесь полагать, что в роду Сен-Шевиотов скрывают faux pas[4]?! — ревел барон. — Да нет, нет, вам-то известно, что этого не может быть, ибо мой род чист и незапятнан. Вопрос заключается в происхождении ее светлости, и его должно изучить. — И он добавил скорее себе, чем собеседникам: — За это миссис де Вир поплатится! Я заеду к ней завтра же. И не оставлю камня на камне, но разузнаю все обстоятельства до конца!

Доктор осмелился коснуться разъяренного барона рукой.

— Умоляю, милорд Сен-Шевиот, послушайте старого человека, который знал с самого рождения и вас и ваших родителей. Я весьма сожалею об этом прискорбном происшествии. Это не ваша вина и не вина несчастной молодой матери. Сейчас она лежит в опочивальне в полубессознательном состоянии и ничего не знает о трагедии. Умоляю вас, отнеситесь к ней с добротой и состраданием.

— Если я выясню, что ее семья знала о наследственности, с которой она выходила за меня замуж, то она не дождется от меня никакого сострадания! — отрезал барон леденящим кровь голосом.