Черт, если честно, он лег прямо на меня.

Единственным предметом на верхней части его тела был браслет. Мне так нравилось больше всего. Мягкие армейские штаны, твердый член. Несмотря на одежду, мы подходили друг к другу как детали пазла. Давление, движение, жар. Чего еще желать?

Правды.

В ту минуту я поняла, что не могу продолжать, не узнав ее. Где там мой лепесток?

Одна моя рука обнимала Адама за плечи, а другая шарила вокруг, как Вещь из «Семейки Аддамсов». Меня отвлекали губы Адама и его язык, орудующий у меня во рту. На мне были свободные шорты, и Адам погладил мое бедро, переместился выше, скользнул под резинку и принялся гладить меня в ритме движений своего языка. Я позабыла о мешочке с гри-гри.

После импровизированного купания на жаре я выбрала в качестве одежды тонкую зеленую сорочку и даже не подумала о бюстгальтере. Поэтому когда губы Адама сомкнулись на моем соске, меня опалил влажный жар, словно между нами не было ничего, кроме воздуха. Вскоре так оно и стало на самом деле.

Адам не разговаривал и почти не смотрел на меня, но я нуждалась в его взгляде, и поэтому коснулась его лица.

Он посмотрел мне в глаза при первом же толчке. Моя свободная рука дернулась, когда он принялся ритмично качать бедрами, и пальцы задели гри-гри.

Я сжала маленький мешочек в ладони, и по комнате пронесся ветерок. Он пах корицей и нес с собой неразличимые слова, но оставил после себя уверенность.

Что бы еще ни было ложью, мои чувства истинны.

Я распахнула глаза. Как долго я продрыхла?

Я лежала на спальном мешке, одна — ничего нового. Однако кое-что изменилось: в окне виднелась ущербная луна, яркий серебристый серп в темно-синем небе.

— Шоу начинается, — пробормотала я.

Хотелось бы, чтобы Адам был рядом, пока остаток ночи я торчала на дереве с ружьем. Но он не предложил, а я не спрашивала.

На самом деле мы и парой слов не обменялись. Он вел себя так, словно его тянуло ко мне, хотя он сознавал, что это неправильно, глупо и разрушительно. Он вел себя как мужчина, неспособный совладать со своими желаниями, которые точно не любовь.

Но хоть что-то.

Я достала из сумки джинсы и темную футболку. В последний момент сунула в карман оба гри-гри. Полезно иметь защиту от аллигаторов, да и никому не под силу угадать, когда понадобится правда.

Ружье было заряжено, но я положила в рюкзак еще несколько дротиков, бутылку воды и пачку печенья. Вероятно, придется провести в лабазе всю ночь. Напоследок я открыла купленную вчера в городе сумку-холодильник и взяла с ледяной подушки длинный сверток, завернутый в белую бумагу.

Путь до поляны прошел без эксцессов. Было глупо надеяться, что лу-гару готовился залезть в мою клетку, но я все равно на всякий случай старалась идти бесшумно. Однако, раздвинув высокую траву, увидела лишь пустую клетку.

Не то чтобы ее было легко разглядеть, скажу я вам. Я разместила ловушку, достаточно большую, чтобы туда поместился десяток взрослых мужчин, под особенно плакучим кипарисом. Когда я закончила возиться со мхом и прочей маскировкой, металл стал почти неразличим, особенно под блеклым светом ущербной луны.

Я забросила внутрь содержимое свертка.

— Свежий стейк должен тебя приманить.

Волки предпочитали живую добычу, но никогда не возражали против бесплатного обеда, если его удавалось найти. Я не смогла привязать к клетке живое существо, обрекая его на верную смерть. Аппетитный говяжий край тоже вполне сгодится.

За последние несколько дней я не только подготовила клетку, дротики и ружье, но и второй идеальный кипарис по соседству: высокий, с многометровыми плетями мха. На нем я разместила компактный лабаз на высоте шести метров от земли. Привязав ружье к закрепленной на ветке веревке, я вскарабкалась наверх, цепляясь за толстые гвозди, которые заблаговременно вбила в ствол.

Обведя взглядом поляну, я затянула ружье наверх, закрепила вокруг талии страховочный трос — несчастные случаи на охоте происходят в основном не из-за выстрелов, а потому что охотники падают с деревьев во сне, из-за сердечного приступа или собственной глупости, — и, устроившись поудобнее, принялась ждать.

Меня окружали звуки болот. Неужели я считала, что здесь громко, находясь в особняке? Это я еще не все слышала.

Птицы, насекомые, аллигаторы, нутрии… Откуда-то издалека, клянусь, донесся даже поросячий визг. Заблудившаяся домашняя свинья? Или дикий кабан? Наверное, не стоило мне расхаживать тут без ружья.

Внезапно я заметила, как под убывающей луной шевелится болотная трава. Не ветер. Что-то приближалось.

Я медленно вскинула ружье. Не знаю, чего я ждала, но когда волк вышел из топи на поляну, задрал морду к небу и принюхался, пришлось закусить губу, чтобы не пикнуть.

Мех поблескивал в лунном свете — черный, синий, потом снова черный. Правильно я рассчитала дозировку на аляскинского волка. Этот даже побольше будет.

Зверь не обращал внимания на стейк. Он бродил туда-сюда по открытой поляне, словно знал, что там кто-то есть, но не мог отыскать.

Неудивительно; я даже не считала волшебством то, что волк из моих снов ходит вот так у меня на глазах. Я видела черный хвост. Знала, как выглядит волк. Один плюс один равно два, даже во сне.

Но как прикажете понять, настоящий ли это волк или оборотень?

Мне вспомнились слова мадам Фавро: «Хотя он может принимать обличье волка, глаза оборотня всегда остаются человеческими».

Я прищурилась, вглядываясь в ночь. Волк отбежал от меня на значительное расстояние, и увидеть его глаза никак не получалось. Что и говорить о том, чтобы различить, человеческие они или нет.

Внезапно зверь остановился, напрягся и посмотрел прямо на меня. Я не шевелилась, не издавала ни звука. Что заставило его почувствовать мое присутствие? Волки обычно не вглядываются в деревья в поисках добычи.

Я подняла ружье к плечу. Зверю было плевать. Он помчался по поляне, словно собирался забраться на дерево, и на бегу рычал так, словно готовился тут же меня разорвать.

И почему он не испугался ружья? Он ведь не мог знать, что оно заряжено не серебром. А это в ту секунду казалось большой оплошностью.

Я заставила себя сидеть смирно. Терпеть. Целиться. Вряд ли волк способен забраться на такую высоту, но рисковать я не собиралась.

Прямо перед тем, как спустить курок, я увидела его глаза и тут же поняла, что не ошибаюсь с целью. Цвет я не разглядела, но увидела белки.

Которые у обычных волков отсутствуют.

Заряд угодил ему прямо в грудь. Волк взвился в воздух. Мое сердце, напротив, ушло в пятки. Зверюга чертовски высоко прыгал. Не подстрели я его, он точно повис бы на нижней ветке кипариса в метре от моих ног. Не то чтобы он мог бы причинить мне оттуда вред, но сама способность впечатляла. Что еще он умеет?

Волк рухнул наземь, дернулся и затих. Последовавшая тишина будто оглушала.

Нужно затащить добычу в клетку и позвонить Фрэнку. К счастью для меня, волк лежал прямо напротив входа в ловушку. Вряд ли я смогла бы далеко утащить обмякшую тушу весом с себя.

Спрыгнув на землю, я не стала тратить впустую ни секунды. Пусть мне отчаянно не хотелось это делать, пришлось приставить ружье к дереву. Одной рукой вряд ли получилось бы справиться.

Трава была влажной, поэтому когда я тянула волка за задние лапы, он легко скользил. Изрядно поднатужившись, я затащила его в клетку.

Выпрямившись, позволила себе улыбнуться. Готово.

Словно у собаки, которой снится заяц, у оборотня дернулись задние ноги, и улыбка замерла у меня на губах. Он лежал между мной и выходом.

— Идиотка, — пробормотала я и перепрыгнула через неподвижное тело, поскользнулась на траве и шлепнулась на задницу.

Ошеломленная, я не сразу поднялась, и сидела, пока не услышала низкий раскатистый рык.

Я тут же вскочила на ноги, что в моей физической форме было неплохим достижением. Вот до чего страх доводит.