Глава шестая
Мы уже привыкли работать под внимательными взглядами деликатных, молчаливых паломников.
Я раскопал один курган внутри ограды и взялся за второй. Особенно тщательно я разбирал землю внутри рва. Ведь туда попадали вместе с землей, выброшенной грабителями, кости животных, невыразительные обломки лепных кухонных горшков, а самое главное — угольки.
Если уж у нас совсем не будет никаких находок, то в специальной лаборатории по этим уголькам новейшими методами установят дату некрополя.
Жаниберген и Мадамин-ака отбрасывали землю. Рядом с курганом валялся мотоцикл и пасся конь. Двое посетителей сидели на корточках и не дыша наблюдали за моей работой. Вот еще пригоршня угольков. Дна банки уже не видать.
Из-за серого вала я услышал гудение мотора легковой машины, и вдруг все головы повернулись к воротам. Прихрамывая, опираясь на палочку, в ворота входил новый гость. Вид у него был парадный: строгий черный костюм, галстук, на груди Золотая Звезда Героя Советского Союза.
— Преподаватель истории, — представился гость.
Его красивое смуглое лицо очень располагало к себе. Я охотно рассказал все, что знал, о моей ограде и некрополе.
— Вы, конечно, знаете легенду? — спросил историк.
— Да, — ответил я, — совсем недавно услышал.
— Я знаю ее с детства, — сказал историк, — как и все жители этих мест. Еще с тех времен, когда наши земли были далеко отсюда, а внизу была пустыня. Вам не кажется, что раскопки подтверждают легенду?
— Забавно, но это так! — усмехнулся я.
— Забавного мало, — произнес учитель. — У нас очень активный мулла. И довольно умный. Вы не представляете, какие споры идут вокруг ваших раскопок — настоящая идеологическая борьба! Извините меня, но вы оживили религиозные предрассудки.
— Мы не виноваты, — вздохнул я.
— Вот что, — закончил учитель. — Ваша задача — как можно скорее что-нибудь найти. Докажите, что здесь не кучи каменного зерна, а древние могилы. Пусть люди узнают, какой народ тут жил. Тогда я привезу к вам школьников. На экскурсию. Для нас большое событие, что вы работаете здесь.
— Найдем — сразу дадим вам знать.
— Не беспокойтесь, — улыбнулся гость. — Я и так узнаю. Желаю успеха.
Учитель попрощался я, прихрамывая, но стараясь держаться прямо, направился к выходу.
Вечером обсуждалась сложившаяся ситуация.
— Ну, а каменный склеп в моем кургане? — заявил Лоховиц. — Можно сказать посетителям: вы думали, здесь каменное зерно, а под насыпью вон что скрывается. Этого, по-моему, достаточно, чтобы объяснить людям, как было на самом деле. Даже если мы больше ничего не найдем.
Но не тут-то было!
В воскресенье все мы проснулись поздно. Наша повариха, татарка тетя Рая, несколько раз подогревала завтрак.
У старухи был нелегкий характер, но она совершенно преображалась, когда ее хвалили. Никаких замечаний она не выносила. Поэтому, что бы и как бы она ни приготовила, мы только и делали, что рассыпались в благодарностях. Тетя Рая была счастлива, и жизнь в лагере текла спокойно. Но иногда, примерно раз в три дня, наши комплименты начинали казаться поварихе пресными и неискренними. Она смотрела на нас печальными глазами, горестно произносила: «Тетя Рая плохо!» — и застывала, потупив голову.
— Что вы, тетя Рая! — вскакивали мы. — Да кто посмел возвести на вас подобную клевету?! Вы только скажите, и мы ему всыплем! Разве можно обижать такую замечательную повариху?
— Люди говорят, — произносила тетя Рая, не поднимая глаз. — Я знаю.
С какой страстью клеймили мы неведомых клеветников! Какие восторги выражали перед кулинарным гением тети Раи! Повариха расцветала: этого она и добивалась.
В то воскресное утро тетя Рая была какой-то величественной и праздничной. Волнение переполняло се. Она разговаривала с нами о возвышенных предметах, цитировала коран, сообщала, что дервиш Али был великим пайхамбаром (пророком). Потом она спохватилась, что среди нас, москвичей, нет ни одного мусульманина, пожалела нас за это, но и утешила: ведь Иисус Христос согласно корану тоже был пайхамбаром — пророком Исой. Мы вежливо поддерживали этот серьезный разговор, восхищались эрудицией поварихи, и в благодарность тетя Рая выдала тайну, рассказала о великом и торжественном событии, очевидцем которого она была.
Сегодня на рассвете наши раскопки посетил сам мулла в сопровождении трех седобородых старцев. Он с удовлетворением оглядел квадратные площадки на месте раскопанных курганов и сказал: «Хорошие были хозяева, не бросали зерно куда попало». Он поднял пригоршню земли из отвала, передал старикам и заметил: «Хорошее было зерно». И, окинув взглядом серые волны курганов, произнес: «Хороший был урожай».
Затем процессия направилась к каменному склепу, на который Лоховиц возлагал такие надежды. Мулла осмотрел его и, ни слова не говоря, расстелил на земле молитвенный коврик. Помолившись, он обратился к старцам и потрясенной тете Рае с такими словами:
— Среди них был праведник. Он похоронен здесь.
Услышав об этом, Лоховиц даже присвистнул от восторга:
— Ну, молодец! Ну, силен!
Вот и родился новый миф. Возникла святыня, о существовании которой до сегодняшнего утра никто, включая муллу, не подозревал. Глядишь, после нашего отъезда появится над склепом белый шест и процветет пестрыми лоскутками, которыми его увешают паломники, чтобы святой не забыл про их мольбы.
Собственно говоря, миф только зародился. Святому нужно будет придумать имя, биографию, объяснить, как жил он среди корыстных обитателей Чаш-тепе, как умер. Но, по всей вероятности, за этим дело не станет.
Вот к чему пока привело наше появление на плато!
Взрывая, возмутишь ключи…
До конца работ осталась неделя. Находок по-прежнему не было.
Когда Аня Леонова раскопала первый пустой курган, можно было бы предположить, что это кенотаф, надгробный памятник, воздвигнутый в честь воина, погибшего на чужой стороне, символическая могила. Но один за другим все раскопанные нами курганы оказывались такими кенотафами. Это могло означать лишь одно: грабители унесли все, что можно унести. Даже если б мы не знали сказки, эта земля все равно казалась бы нам заколдованной.
Вот, например, какие чудеса она творила с нами.
Однажды ко мне подошел начальник отряда:
— Мог бы ты оторваться на полчасика от своих угольков? Фадеев нашел беломраморную ступенчатую пирамиду. Пойдем посмотрим.
Сначала я заподозрил в его словах какой-то розыгрыш, а потом поверил, и мы зашагали по степи туда, где едва виднелось несколько фигурок. За валиками выброшенной земли действительно что-то белело. Мы подошли поближе. Лев Алексеевич Фадеев старательно мел кисточкой белые как сахар ступени из пористого, выветренного камня. Заметив нас, он встал и оглядел дело своих рук.
— Двери пока нет, — сказал он смущенно, — и никаких следов кладки не видно. Очень странное сооружение. Все оно как будто состоит из большого монолита.
— А где же его граница? — улыбнулся Рапопорт.
— Границы тоже нет, — вздохнул Фадеев. — Мрамор уходит прямо в землю.
— Вернее, выходит из нее, — уточнил начальник отряда.
— Что записать в дневнике? — спросил Фадеев.
— Не знаю, — ответил Рапопорт. — Может быть, так: «дивны божии дела»?
— Блок. «Вольные мысли»! — обрадовался Лев Алексеевич.
Ступенчатая пирамида из чистого белого мрамора. Игра природы. Заколдованная земля!
В спорах рождается истина. Рождается и своим младенческим криком заглушает другие голоса. И все-таки горячка дискуссий не совсем уютная обстановка для рождения истины. В спорах она скорее утверждается. А рождается истина в тишине.
Во всяком случае, мы не собирались ввязываться в спор между учителем и муллой. Мы только раскапывали курганы. И ждали, что вот-вот под чьим-то ножом или лопатой истина так или иначе даст о себе знать.