Затем Луи, без колебаний и угрызений совести, принялся исполнять куннилингус пускающей слюни и бесчувственной Шэрон.

— Ла-ла-ла-ла-ла, — бормотал он. Звук был такой, будто огромный голодный пес пожирает груду собачьего корма.

— Как ты можешь делать это? Она же целый день писала и какала в «утку».

— Ла-ла-ла-ла-ла…

Язык Луи погружался все глубже. В какой-то момент показалось, что он пытается зарыться лицом в рыхлое, тошнотворное лоно. До Фила донеслись отчетливые хлюпающие звуки, как будто кто-то допивал через трубочку остатки молочного коктейля в «Макдоналдсе». Только в той грязной дырке не было никакого молочного коктейля. Луи жадно утилизировал свою собственную сперму.

Фил упал на колени, и его снова вывернуло в корзину. Его срыгивания напоминали по звуку засорившийся водосток. Когда в желудке ничего не осталось, он постоял еще какое-то время, судорожно давясь. С губ у него свисали нити желчи.

— Какой ты слабенький, — хихикнул Луи, причмокивая губами. — Это все равно, что есть шоколадный торт.

Он оторвался от промежности и поднял голову. Шеки у него блестели от спермы и экскрементов, вокруг рта прилипли лобковые волосы.

— А хочешь знать, что самое клевое? Я делаю это в рабочее время! Вылизываю эту тупую дырку и получаю восемь баксов в час!

Потрясенный увиденным, Фил был не способен сдвинуться с места. Тем самым ему повезло. Ему не пришлось смотреть, что Луи стал делать потом. Тот принялся облизывать Шэрон пальцы на ногах. С грязными, пожелтевшими, давно не стрижеными ногтями. Член у него тут же отвердел. Он был длинный и тонкий, как и он сам. Головка напоминала пару артритных костяшек с блестящим отверстием посредине. Сменив положение, он раздвинул ягодицы и осторожно присел над широко разинутым ртом Шэрон. Затем принялся энергично мастурбировать. Он то напрягал, то расслаблял мышцы живота, покряхтывая при этом. Затем прошептал:

— Фил, Фил! Гляди, это реально круто! Сейчас я буду срать ей в рот, одновременно кончая.

Продолжая дрочить, он кряхтел все сильнее и сильнее.

— И она будет есть. Тупица думает, что это — хавка.

На самом деле, Шэрон так не думала. Просто у нее не было другого выбора, кроме как глотать то, что он исторгал ей в рот. Иначе она бы подавилась. Даже если б она могла двигаться, ее недоразвитый мозг был бы не способен воспроизводить защитные реакции. Например, заставить ее кусаться. Но она все равно не смогла бы укусить его, поскольку у нее не было зубов. Она просто лежала, задыхаясь от нехватки кислорода. В какой-то момент ее покрытый налетом язык вытянулся вперед и случайно лизнул начинающий растягиваться анус Луи. Его мерзкая мошонка шлепнулась об ее деформированный подбородок…

И тут…

Щелк!

Дзынь!

Тяжесть с лица Шэрон внезапно исчезла. Неужели Луи свалился с нее в запале? Он скрылся за краем койки и больше не показывался. Хотя Шэрон это не особо интересовало. Она инстинктивно втянула в себя свежий воздух освободившимися носом и ртом. Ей показалось, что сбоку к ней приблизилась какая-то тень.

Фил поднялся на ноги, вытирая рот.

— Луи? Ты куда делся?

Щелк!

Дзынь!

Фил рухнул. И тоже исчез из виду.

Голос, приятнее которого она никогда не слышала, обратился к ней. Хотя она не смогла бы уловить разницу, в словах слышался мягкий британский акцент. Голос произнес следующее:

— Привет. Ты, должно быть, Шэрон. Эти плохие люди больше не будут делать то, что делали. Я хочу забрать тебя отсюда. Туда, где тебя будут купать, хорошо кормить. Где о тебе будут заботиться. Ты хотела бы этого, Шэрон? Хотела бы отправиться в такое место?

Шэрон, конечно, не могла ничего ответить. Она лишь содрогнулась в ответ. Да, да, да! — мысленно сказала она. Больше всего на свете она хотела бы отправиться в такое место.

— Тогда позволь мне помочь тебе. Я заберу тебя прямо сейчас.

Ее коснулись руки. Сильные руки скользнули под ее спину и ноги. Подняли ее и очень осторожно посадили в кресло-каталку.

— В путь. Тебе понравится там, куда я тебя отвезу. Обещаю.

Она покатила сквозь тьму. Дверь открылась, и она выехала в коридор. Шэрон редко его видела. В коридоре было светло и очень тихо. Ее деформированная голова была наклонена в сторону, изо рта тянулась нить слюны. Ей нравилось катиться. Хотя в ее поле зрения то и дело мелькало что-то. Люди. То медсестра, то врач, то практикант. Вахтер, еще медсестра, охранник. Все они неподвижно лежали на полу. Вокруг головы у каждого расползался кровавый ореол, блестящий, как еще не высохшая краска. Волнение, растерянность, и банальное слабоумие мешали Шэрон понять, что случилось с этими людьми. Все они были застрелены, убиты в голову пулей малого калибра.

— На улице нас ждет большой, уютный фургон, Шэрон, — услышала она за спиной голос британца. — Там даже есть телевизор. Мы будем смотреть все, что тебе нравится. Как тебе такое?

О, да, да, да, да! — ответил дефективный мозг Шэрон.

Кресло остановилось. Шэрон услышала, как перед ней открылась дверь. Она уронила голову на грудь — у нее почти не получалось контролировать шейные мышцы. Что происходит? Другой голос, на этот раз не британца:

— Эй, вы!

Шэрон не могла пошевелить шеей, но могла двигать глазами. С усилием она посмотрела вперед и направо. В конце коридора стоял один из охранников.

— Часы посещения закончились… — Охранник осекся, заметив лежащие в коридоре тела.

— Я здесь не ради посещений, дружище, — раздался у нее за спиной голос британца. — Я пришел, чтобы похитить этого тяжелого пациента. Кстати, да. Это я убил весь персонал на этаже.

Рука доброго человека метнулась вверх, сжимая что-то. Шэрон видела подобное по телевизору и понимала лишь в общих чертах. Естественно, она не знала, что именно держит в руке британец. Это был «Вальтер ППК» с быстро снимающимся глушителем М9-СД. Потом раздалось:

Щелк!

Это сработал затвор пистолета.

Дзынь!

Это упала на пол использованная латунная гильза от патрона калибра 9 мм. Больше звуков не было. Пуля попала охраннику в переносицу, и тот упал, как утка в тире. Вокруг головы, на блестящем кафельном полу растеклась лужа крови.

— Ну, вот. Теперь мы свободны, Шэрон.

Британец выкатил ее с этажа в теплую, ветреную ночь, где их ждал угольно-черный фургон.

Чертыхнувшись, Уэстмор закурил сигарету. Рейс Лос-Анжелес-Детройт отложили на час из-за неработающей системы вентиляции.

— Не могу я просто выйти из самолета на пару минут и покурить, пока вы чините эту хрень? — спросил он стюардессу. На что ему было отвечено, что это невозможно, хотя если он хочет, то может воспользоваться услугами другой авиакомпании. А тут еще этот сидящий рядом с ним толстяк, от которого воняло так, будто он год не стирал свою рубашку. Это моя карма, — смирился Уэстмор. Теперь он сидел в баре аэропорта и ждал как-его-там-Брайанта, журналиста. Обычно Уэстмор пил пиво, но после изнурительного перелета ему нужно было что-то покрепче. Он заказал виски с содовой и выдохнул перед первых глотком.

— Я что похож на быдло? — проворчал он барменше. — Я заказал виски с содовой. А здесь содовой кот наплакал.

Та ухмыльнулась в ответ. Слишком много помады, плохая прическа. После химической завивки ее светлые волосы походили на кучу картофельных спиралек фри.

— Большинство пьянчуг не жалуется, когда наливаешь им покрепче.

Уэстмор, на самом деле, ожидал этого язвительного ответа. Он верил, что то, что не убивает, делает его сильнее.

— Вы так быстро меня раскусили?

— Это легко, дружище. Пьянчуги редко оставляют чаевые.

— Вы мне уже нравитесь! Замужем?

Она удалилась по своим делам, а Уэстмор остался цедить свой «скотч». Виски, похоже, был дешевый, на вкус как керосин. Оглядевшись, Уэстмор заметил, что он один в баре. И находящийся за ним главный вестибюль аэропорта словно вымер.