— Ну-ну, покороче! — вмешался начальник лагеря.

— Короче? Подозревая кое-что, я сразу переложила инструмент в другие коробки и попросила нормировщика закрыть в шкаф. А тут мне мастер приказал собрать все актированные плитки и отнести на склад. Ну я и сложила в пустую коробку из-под победита. А когда увидела, что за мной следят, вернулась и заполнила остальные Ящички. Миленко обмануть нетрудно, она очень доверчивая, ну вот и украли. — Марина посмотрела на старосту, засмеялась — Эх, и глупая ты, Алка, глупая. Видно, мало тебя Ещё били. Всякое о тебе думала, но чтобы ты в такое влезла… Этого не думала, умней считала. Знаю, сама бы ты не стала, не те масштабы. Чёлке спасибо скажи.

— Пошли! — подтолкнул Юрий Самсонова. — Пусть они тут сами разбираются. Все хороши.

— А ты не прав. Мне положительно нравится эта деваха. Какая отчаянная. Честное слово, молодец! Может быть, всё не так уж умно, но лихо, — говорил Самсонов.

А за их спинами уже кричали, ругались, и громче всех звучал визгливый голос Чёлки.

Уже не было привычного шума во дворе мастерских. Не слышно ни рычания дизельных тяжеловесных машин, ни брани водителей с кладовщиками. Погрузочный кран, задрав стрелу к небу, как бы высматривал с высоты полезное для себя дело. Склады опустели, машины ушли на базы переоборудоваться под наливные.

Каждый день, приближающий весну, радио приносило известия о том, что советские войска теснят фашистов, гонят на запад. Так же быстро откатывалась и зима. Солнце в несколько дней взломало ледяную броню реки, унося бурелом, валежник. И уже снова тайга дышала смолой.

Колосов вернулся из управления. В конторе тихо, сотрудники разошлись на ужин. Он осторожно вынул фотографию Жени, бережно развернул.

— Может быть, живы. Живы мои родные, — прошептал он.

Он твердил это постоянно, как заклинание, утешал себя, как и другие, потерявшие семьи. Ещё раз взглянул на фотографию. У Вадика было сердитое лицо.

— Эх, Вадик, Вадик, неужели так и не поездишь на шее отца?

Юрий совсем закручинился. Где-то в небе гудели моторы. Юрий распахнул форточку. Над долиной плыло несколько звеньев самолётов. Их перегоняли с мыса Уэлен на запад. Воздушная трасса проходила над Чай-Урьёй, и гул самолётов постоянно напоминал о войне. Порыв ветра смахнул со стола пепел, разворошил календарь.

Юрий убрал фотографию, придвинул папку с корреспонденцией, поправил загнутый лист календаря. Там запись — подготовить бригады лотошников. Теперь план по золоту для вспомогательных предприятий стал обязательным. Он открыл папку. Сверху лежало письмо, свёрнутое треугольником.

Он развернул, разгладил листок. Письмо было написано химическим карандашом. Строчки виляли, автор, видимо, не жалел слюны.

«Здравствуй, начальник!

Пишет тебе Шайхула, небось не забыл! Привет тебе от Копчёного, он рядом в землянке, кемарит. Недавно пришли из разведки, приволокли одного фрайера-Языка, теперь отдыхаем. Не арестанты, а разведчики, вот мы кто. Как бы снова родились. Ты не обижайся, что ушли, не сказали, а что оставалось делать? Начальники-дураки так и не пустили. Всё думали, что будут брать уголовников, хотя бы в штрафные, да видим нет. Так что пришлось самим. Надоела тюрьма, начальник. Порвать с братвой не простое дело, а пора. Вот и порешили: али грудь в крестах, аль голова в кустах. Вот мы как!

Передай там командиру дивизиона, пусть нас не ищет. Пока мы по липе, а как отличимся, пойдём к командиру и всё выложим. Теперь для нас это главное, чтобы в законе..

Наверное, жаловалась староста. И верно, пришлось тряхнуть Её мошну. Да Ей это на пользу, нынче по тёмной не проживёшь!

Шайхула».

Добрались, черти, но как?

По радио передавали приказ Никишова о создании нового Индигирского горнопромышленного управления/ с центром в посёлке Усть-Нера. Война, а золотая Колыма росла, раздвигая свои границы, и никакая сила не могла остановить этого победного наступления.

От грохота машин звенело в ушах. Теперь долина превратилась в слаженный огромный комбинат. Над отвалами взлетали ковши. Пески ползли по транспортёрным лентам. Осепьян распоряжался монтажом нового промприбора. Он быстро взбегал наверх, что-то замерял и тут же с ловкостью верхолаза спускался по лесам, бежал к транспортёрам, забирался в бункер.

Давно уже и вспоминать забыли неизвестного открывателя «Горки». Не напоминает и он о себе. Может, давно зарыт под сопкой. Теперь прииск «Комсомолец» передовой, и мимо участка «Горка» не проедет ни один начальник.

— А, Колосов! Ну иди, иди! — заметил Его Осепьян, — Видишь прибор? Обслуживать будут всего несколько рабочих. Понял? Полная механизация горных работ. Индустрия.

— Вижу. А ты, Анатолий, как здесь оказался? — спросил Юрий, увидев на приборе Белоглазова с чертежами в руках.

— Дорогой, да он главный конструктор прибора. Ночами проектировал. Заезжаю утром в больницу и везу Его сюда. — Осепьян вынул папиросы, сел на шлюз. — Кури!

Белоглазов присел рядом.

К дому дирекции подкатил «паккард». Осепьян заторопился.

— Уже прикатил, черт. Как, Анатолий, за два часа закончим?

— Скруббер будет стоять, — сказал Белоглазов, вставая. — А вот как с питателем? — Он посмотрел вниз.

Осепьян, перевалившись через перила, свистнул и закричал:

— Эй, механик, поторопись! Начальство уже на прииске!

Механик кивнул и побежал к бульдозеру, засуетились и рабочие.

У «паккарда» уже стояло несколько человек, Осепьян нервничал.

— Вы напрасно волнуетесь. Всё же Чай-Урья — родина всей механизации, — заметил Юрий.

— Комиссар злой, как пёс. Вчера двух начальников участков снял, а Расманова велел арестовать и судить.

— Расманова? — удивился Юрий. — Это странно: такой и из воды сухим выйдет.

— Жулик! — Осепьян замахал руками. — Жулик и дурак! В комбинации пустился. С планом не тянет, так он с чёрного хода. Выкопал где-то советчика, афериста Урмузова, назначил бригадиром лотошников. Золото на «Гранитном» бедное. Плановая стоимость выше, чем на других приисках долины. Ну он и принялся скупать его у лотошников по повышенным ценам.

— Не понимаю, — нахмурился Юрий.

— Тоже не сразу разобрался, а оказалось, всё просто, для жуликов рай. Бригада, скажем, имеет план два килограмма в день, а сдаёт три. Это сто пятьдесят процентов. В этом случае стоимость грамма повышается чуть ли не вдвое, можно смело переплачивать. Всё, что выше ста процентов, Ещё отоваривается табаком, спиртом. Вот они и организовали в бараке настоящую папиросную фабрику, и ну торговать на приисках. И продают, и покупают — тут уже фирма. Понимаешь?

— Но Расманов мог и не знать?

— Да он главный. Урмузов мысль подал, а ведь нужны были деньги для оборота. Разве тот мог столько найти? Это у них уже с прошлого года. Ну не сукин сын?

Показались Никишов и Агаев. За ними тянулись руководители прииска.

— В забой подлеца! Переписку завёл, журнальчики, статеечки, снимки. Я Ему покажу Бурденко! Ты ходатайство о снижении срока подписывал? — генерал зло покосился на Агаева.

— Нет. Это Сергей Егорович через санитарное управление. Поправим. — Пытался оправдаться Агаев.

— Я уже всё исправил, — ответил Никишов. — Отменил снижение срока Герасимову. А Матвееву предупредил. Я как-нибудь и до неё доберусь.

Герасимов? Нина? Может коснуться и Тольки? — Юрий заволновался. Подбежал начальник участка Киримов.

— Начальник участка! — задыхаясь, отрапортовал он.

Никишов поглядел исподлобья.

— Когда участок будет в плане? Ког-да?

Киримов вздохнул:

— Даём, что Есть в песках. Не отходит среднее содержание. Что делать? — ответил он громко и сразу сник, испугавшись, что прямо сказал, не обещая, не обманывая.

— На родину работать, а не на врага, вот что надо делать! — закричал генерал. — У всех отходит, а у тебя нет? Мыть больше надо, а ты что? Пакостить решил?