Так что я сидел и злился до тех пор, пока злиться больше было уже невозможно. Я был чертовски голоден, чертовски хотел алкоголя, и мне было чертовски скучно. Я не мог есть или пить, потому что была вероятность, что я не смогу удержать все это в себе до утра. И не мог найти какое-нибудь развлечение, потому что единственный человек, с которым можно было поговорить, присвоил единственную вещь, которую я мог бы прочитать.

Да пошло все к черту.

К слову сказать, мне не было так уж хреново, я всего лишь должен был прижимать руки ко дну плота, чтобы они не тряслись. Еще даже не прошло суток с тех пор, как я последний раз пил, так что это на данный момент может быть только психосоматикой[10].

Прелестно.

— Это гребаный отстой, — произнес я наконец-то вслух.

— О чем ты? — огрызнулась она.

Я медленно поднял глаза и свирепо посмотрел на нее в ответ. Вскинув обе руки вверх, я неистово зажестикулировал.

— Обо всем этом дерьме.

— И тебе необходимо сорваться на мне?

— Ты единственная здесь, на ком я могу сорвать злобу, так что да.

— Может, еще кружку воды? — Рейн склонила голову набок, перед тем как приподнять бровь, глядя на меня.

Я был уверен, что она сможет это сделать опять. И еле успел перехватить слова «Заткнись сука», прежде чем они покинули мои рот. Отвлекаясь, я взял бинокль, чтобы вновь осмотреть горизонт.

Ничего, кроме этой долбаной воды вокруг.

Я сделал глубокий вдох, чтобы задушить поднимающуюся панику на корню. Это не было похоже на то, что я потерял надежду, потому что не длилось настолько долго, чтобы мы отчаялись. Мы не использовали все запасы — пока — и были не в плохом физическом состоянии — пока, — но я знал, как быстро все может измениться. Чем дольше мы будем на плоту, тем хуже будет становиться.

На этот раз мне надо было присматривать не только за собой. Был раздражающий, пытливый, крошечный кусочек серьезной женственности — мягкая, кареглазая, «я-не-терплю-херовое-отношение», чертовски красивая молодая девушка, у которой не было ни единого шанса выжить без моей помощи.

Я до сих пор не знал, чего больше хотел — трахнуть ее или убить, но уже начал склоняться к одному варианту. Что-то внутри было затронуто этой крошкой и чертовски возбуждало.

— Слушай, извини, мы не правильно начали, — вдруг сказала она.

Я почти испугался ее голоса. Даже и не думал, что она в ближайшее время сможет вежливо обращаться ко мне. Я не взглянул на нее. Каждый раз, когда я смотрел в ее глаза, мне хотелось достать бутылочку смазки и журнал с сиськами. Вообще-то, даже и журнал не потребуется.

— Может быть, мы сможем начать все с начала?

— Начать все с начала — редко работает, как ты того хочешь, — прорычал я.

Я сказал себе заткнуться, потому что каждый раз, когда я начинал выходить из себя, я тратил слишком много энергии понапрасну. Также я не хотел, чтобы в меня еще раз выплеснули кружку соленой воды.

Каждый турнир был другим. Мили открытого пространства, враги повсюду, и твой гнев дает тебе преимущество. Не каждое состязание такое. Иногда приходится думать головой. Здесь ты имеешь преимущество, и здесь ты должен выиграть.

Я сделал долгий, глубокий вдох и попытался сконцентрироваться.

— Хорошо, — я сказал так мягко, как мог. — Мы начнем сначала.

— Отлично! — ответила она и слегка улыбнулась. — Меня зовут Рейн, и я очень рада, что ты не дал мне утонуть.

Я подумывал еще разок сострить по поводу ее имени и погоды, но сдержался, сделав глубокий вдох. А почему бы и не выложить все карты на стол.

— Меня зовут Даниель, — сказал я. — Я — алкоголик и заядлый курильщик, а здесь у меня нет никакого бухла и всего лишь две сигареты. Я пытаюсь не быть полным козлом, но это не всегда получается, потому что мне становится плохо, во мне еще прилично алкоголя. Завтра, в это же время, мне будет еще хуже.

Рейн сидела и смотрела на меня.

— Я за тебя отвечаю, — продолжил я. — Не важно шторм ли это, акула, рифы или еще что-то: ответственность за жизнь пассажиров всегда на капитане. Очевидно, я хреново справился со своей обязанностью, раз ты единственная выжившая. Не люблю отвечать за кого-то, кроме себя, меня это бесит.

Я устроился поудобнее, ожидая, что она начнет обвинять меня.

— Если ты знал, что ты алкоголик, почему же не пытался завязать?

Я не понимал, почему она решила начать с этой мелочи.

— Знание — не повод бросить, — пожал я плечами.

— Почему ты столько пил?

Я почувствовал, что начинаю напрягаться. Нужно как-то заставить ее перестать задавать вопросы об этом дерьме.

— Я не разговариваю о своем прошлом, — сказал я. — Эти вопросы не приблизят тебя к истине, но, определенно, разозлят меня. Если мы начнем с начала, просто не трогай эту тему. Тогда я не буду вести себя как мудак.

Она посмотрела на меня, и я приготовился к следующему дерьмовому вопросу.

— Я понимаю, — сказала она.

Наверное, я слишком шокировано посмотрел на нее.

— Я, вообще-то, не слепая, — сказала Рейн. Она указала на меня. — Очевидно, что у тебя были серьезные проблемы.

— Шрамы? — я усмехнулся. — Они ничего не значат. Я же говорил, что был бойцом. Знаки отличия и прочее дерьмо.

— Могу я спросить про бои?

— Нет, — произнес я. По крайней мере она спросила, можно ли задавать вопросы.

— Хорошо, не буду, — ответила она.

Я немного расслабился, так как казалось, что она поняла и не собиралась расспрашивать меня дальше. Мы сидели некоторое время в тишине: я всматривался в горизонт, а она уже не так яростно листала инструкцию по выживанию.

— Ты еще не выдавал таблетки от морской болезни, — неожиданно сказала Рейн. — И полагаю, ты уже назначил себя главным.

Она следовала всем пунктам инструкции по выживанию. Зашибись!

— Ты хочешь принять?

— Меня не укачивает.

— Ты хочешь занять место главного.

— Быть главной?

— Да.

— Нет. Можешь оставаться главным.

— Вот, черт, — сказал я, глядя на нее краем глаза. — Так хотелось хоть на минутку избавиться от этой ноши.

Рейн захихикала.

Она, бл*дь, хихикает, и из-за ее смеха мой член начал вставать.

Черт, надеюсь, она не убьет меня. Я был более чем уверен, что смог бы выжить на плоту один, но выжить с Рейн и моим прыгающим как поплавок членом? Я сомневаюсь.

— Думаю, нам обоим нужно принять их, — сказал я. — Море, как правило, тихое после дождя, но он может начаться ночью. На плоте сильнее укачивает, чем на шхуне.

— Потому что он меньше?

— Да, качка ощущается сильнее, — я пожал плечами. — У меня никогда не было морской болезни, но она может возникнуть на этом куске дерьма.

Я достал две таблетки, и она запила их маленьким глотком воды.

— Не забудь облизать свои губы, — сказал я.

Твою мать, я не должен был ей этого говорить. Наблюдать за тем, как ее язычок скользит по пухлым губам просто... охеренно горячо. Я очень хотел провести своим языком по этим губкам. Да, я полнейший дебил-мазохист, поэтому дал ей немного поесть, зная, что она захочет запить еду еще одним глотком воды. Я даже отвернулся от нее, делая вид, что от безделья начал изучать крепления лестницы. Затем стал гадать какие на вкус ее соски. Образы, где маленькие «поцелуйчики Херши»[11] тают на ее груди, были насмешкой надо мной.

Ладно, мне действительно надо, очень надо перестать об этом думать. Помимо всего прочего, она уже реально взбешена из-за комментария «отсоси у меня». Думаю, что мои шансы коснуться губами какой-либо части ее тела были мизерными.

«Мы начинаем заново», — напомнил я себе.

Я сомневался, что это скоро получится, включая то, что она забудет о моем словоблудии. Мне просто нужно было найти что-то, чем можно занять свой мозг.

Итак, я начал задаваться вопросом, что я буду ощущать во время белой горячки. Почему? А потому, что как уже ранее отмечалось, я дебил-мазохист. Озноб — определенно, жду этого с нетерпением. Холод, жар, учащенное сердцебиение, пот, потеря контроля над мышцами — меня ждет много забавного. Ах, да — еще рвота, которая практически убьет меня в этих обстоятельствах.