— Я не женюсь на ней. Не сейчас и никогда. И что заставляет тебя думать, что она все еще хочет меня? Сколько унижения может вытерпеть женщина?

У моего отца заходили желваки, когда он стиснул зубы. Как и я, он не привык, чтобы ему отказывали. Я не думал об Элисон Прайс с тех пор, как мы уехали в Париж. Словно она никогда и не существовала. Она была ошибкой, за которую я уже достаточно настрадался. И я не собираюсь сделать еще одну.

— Мы с Ребеккой собираемся как можно быстрее пожениться.

— К чему спешить? — спрашивает он. — Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы изменить твое решение?

— Нет.

С самодовольным выражением на лице он достает свою чековую книжку из внутреннего кармана своего пиджака. Гнев просачивается по моим венам, пока я наблюдаю, как он кладет ее на стол и вытаскивает серебристую чернильную ручку и своего набора. Он планировал это. Не могу поверить, что он думает, что я откажусь от нас с Ребеккой за деньги?

— Деньгами ты не изменишь моего решения, — возражаю я.

— Твое решение? — смеется он. — Нет, я надеюсь, Ребекка передумает.

— ЧТО?

Мой отец смотрит на меня с хитрой улыбкой. Он серьезно полагает, что деньги заставят Ребекку уйти? Он поднимает руки, а затем спокойно складывает их перед собой.

— Ты не примешь моего предложения, но возможно она сделает это. С этим чеком она сможет вернуться в ЛА и жить в достатке со своими родителями.

Он думает, что выиграл эту битву, но это туфта. Она никогда не возьмет деньги. Она не взяла их раньше. Зачем ей брать их теперь?

— Ты не сделаешь этого, — говорю я, наблюдая, как он кладет свою чековую книжку обратно в свой карман.

— Нет, не сделаю, ты сделаешь.

— Что ты несешь?

Он смеется.

— Сама мысль пугает тебя, потому что ты знаешь, что возможно я прав.

— Ни хрена.

— Я готов поставить на то, что она рассмотрит предложение, но давай заключим пари. Если она принимает предложение, ты согласен отпустить ее. Если нет, то я с радостью приму ее в нашу семью.

— Ты действительно полагаешь, что она возьмет деньги, — презрительно усмехаюсь я.

— Да.

— Хорошо, но она никогда не возьмет деньги.

Мой отец закатывает глаза прежде чем скользит ручкой по чеку. Мое сердце начинает бешено биться, когда я вижу цифры, написанные чернилами, на чеке с реквизитами компании.

ЧЕТЫРЕ МИЛЛИОНА ДОЛЛАРОВ.

Я качаю головой от такой нелепости.

— Не знаю, зачем я пришел сюда сегодня. Я был дураком, рассчитывая, что ты возможно послушаешь меня. Думаю, я надеялся, что встречу не расчетливого дельца, а своего отца, но теперь я вижу, что он давно умер.

— Ник, я делаю это из любви.

— Отец, ты думаешь, что видишь насквозь любого, но ты ошибаешься. Если ты не можешь смириться с тем, что Ребекка станет моей женой, то это твои проблемы, но она станет ею.

— Ник, ты сам все усложняешь. Отдай ей чек и позволь ей решать.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не вылететь из зала заседаний. Гребанный мудак. По пути из офиса, я чуть не опрокидываю кипу бумаг. Уверен все в этом здании будут только рады, когда я уйду. Я добрался до лифта за считанные секунды. Хочу побыстрее выбраться отсюда. Мне нужно увидеть Ребекку. Мне нужно забыть о сегодняшнем дне.

Я приглаживаю свои растрепанные волосы, ожидая, когда откроются двери лифта. Что за задержка?

Пока я нетерпеливо стучу по лифтовой панели, я замечаю знакомое лицо, молча наблюдающее за мной из-за угла. Кен Филлипс находится всего в нескольких шагах от меня. Его нервное присутствие еще больше увеличивает мое желание добраться до дома. Мы не часто общались, так как он был помощником редактора, но я прекрасно осведомлен о его чувствах к Ребекке. Гнев накрывает меня, когда я вспоминаю тот вечер, когда он привел Ребекку в Riptide. Если бы не Тристан, я бы ему голову оторвал. Тем не менее, я уверен, что не нравлюсь Кену также сильно, ка и он мне.

— Доброе утро, Филлипс.

— Доброе утро. — сказал он, сдерживая волнение. — Э-м, как поживает Ребекка?

Легкий румянец на его щеках раздражает меня. Если он думает, что у него есть с ней хоть малейший шанс, он чертовски ошибается. Я пристально смотрю на него, в то время как он нервно теребит свой клетчатый галстук-бабочку.

— Разве у тебя нет работы? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему.

— О… э-э… да, сэр. Извините, я только хотел узнать, счастлива ли она.

— Что ты сказал? — выхожу я из себя.

Если бы не гнев, курсирующий по моим венам, его испуганное выражение было бы почти смешным.

— Я имею в виду, просто она уехала в такой спешке, и я хотел убедиться —

— Ее счастье тебя не касается, — рявкаю я.

Через несколько секунд я исчезаю в лифте, полностью осознавая, что повел себя как последний козел, без причины. Я прислоняюсь к стене лифтовой кабины, когда мою грудь сдавливают эмоции. Когда я открываю глаза, мой мир начинает тихонечко переворачиваться. Черт.

В глубине души я боялся этого вопроса с тех самых пор, как мы с Ребеккой уехали в Париж.

Действительно ли Ребекка счастлива?

— Конечно, счастлива. — говорю я в пустоту.

 РЕБЕККА

ЧТО ЭТО за запах? Яйца. Это запах свежих яиц, бекона и французских тостов. Три аромата, которые обычно заставляли меня бежать на кухню, но сегодня, я бегу в ванную. Я почти выпрыгиваю из кровати, когда мой желудок делает круговое сальто. Я бросаю взгляд на кровать на сторону Николаса, но к моему удивлению, она пуста. Он, должно быть, готовит завтрак.

Он встает все раньше и раньше, а началось это после его встречи с отцом в начале этой недели. Как ни странно, но на западном фронте все без перемен, я имею в виду между Николасом и Стефаном. Кажется, эти двое терпят друг друга. Николас не объяснил толком почему, а я слишком боюсь спросить. Несмотря на то, что Стефан официально не признает меня своей будущей невесткой, он также не избегает меня.

Я прикрываю рукой рот, когда чувствую рвотные позывы. Несколькими секундами позже я вваливаюсь в нашу королевских размеров ванную комнату, и у меня подгибаются колени. Я едва успеваю ухватиться за край раковины, прежде чем тяжело падаю на колени на кафельный пол. Я прикусываю губу, чтобы не закричать. В добавок к боли, пол ужасно холодный.

Должно быть, я подцепила что-то в метро. Последние несколько дней я занимаюсь поиском работы. К сожалению, мне пришлось воспользоваться метро в начале этой недели, и джентльмен, сидевший рядом со мной, кашлял так, словно собирался выплюнуть свои легкие. Вот что случается, Ребекка, когда хранишь секреты от своего жениха. Я пообещала себе, что если я все-таки найду работу, то сразу же скажу об этом Николасу. Я собираюсь сдержать данное себе обещание.

У меня появляется неприятное ощущение во рту, когда усиливается слюноотделение, и я съеживаюсь над керамическим унитазом. Я чувствую, как что-то поднимается у меня в горле. У меня начинает кружиться голова, когда я нависаю над унитазом и корчусь от рвотных позывов. Пару секунд спустя меня рвет остатками вчерашнего ужина. Мое тело непроизвольно содрогается. Ох, это отвратительно. Я сижу возле унитаза, кажется, уже целую вечность, прежде чем поднимаюсь на ноги. Я уже почти встала, когда еще одна волна тошноты накрывает меня. Чувствую себя отвратительно. Николас, должно быть, скоро появится с завтраком.

— Ребекка, ты проснулась?

Прекрасный дьявол легок на помине. Николас зовет меня из нашей спальни. Я пытаюсь встать, но вместо этого решаю лечь на холодный пол. Прохладный кафель приятно холодит мою пылающую кожу, и, кажется, мой желудок успокаивается. Неужели я подцепила кишечный грипп? Мои внутренности чертовски болят.

— Я здесь, — говорю я.

Слабость в моем голосе является явным доказательством, что что-то не так. Николас врывается в ванную с обеспокоенным выражением на лице. Присев в своем костюме на корточки, он дотрагивается твердой рукой до моего лба.