М у н и. Уж и утро рассветает…

Тёмные драпировки убираются, месяц отводится за кулисы, слышно пение птиц.

С п у н и. Муни, я придумал!

М у н и. Неужто? Все те годы, мой Спуни, что мы водим дружбу, такого никогда не случалось.

С п у н и. Тут неподалёку, на железнодорожной станции, свободны места станционного смотрителя и его помощника. Устроимся-ка туда. Тебе лучше стать смотрителем, поскольку ты не столь глуп, как я, — ты, мой Муни, лишь более дурашлив, но определённо не столь глуп.

М у н и. Верно, верно, дорогой друг. Очень хорошая мысль, я немедленно пойду и устроюсь. (Уходит.)

С п у н и (произносит монолог). Бедный Муни! На гения не тянет, но действует из лучших побуждений. Честный малый, и я сделаю для него всё, что будет в моих силах. Да, да, с обязанностями станционного смотрителя он управится превосходно! Он более дурашлив, чем я, но определённо не дурак. А, вот и он! Ну, как успехи, мой Муни?

М у н и. Всё в порядке. Место наше. (Поёт.) [8]

       Это ж надо, что так вдруг кем мы сделались сам-друг!
            Служаками на станции, на железнодорожной!
       Днём — и ночью до утра! — нам будет служба что игра:
            Один на страже, спит второй — порядок непреложный!

С п у н и.

       Эбенезер Муни-о и Юлий Цезарь Спуни-о [9]
       Служители на станции, на железнодорожной!

М у н и.

       Это ж надо и проч. (Исполняет вторично.)

Сцена II

Сцена выстлана ковриком из цветной бумаги.

Лица: О р л а н д о  и  С о ф о н и с б а; у первого в руке ковровый саквояж.

Свечи вновь зажжены.

Деревянный задник сменяется стеклянным.

О р л а н д о.

       Моя Софонисба!

С о ф о н и с б а.

                            Мой Орландо!

О р д а н д о.

       Моя Софонисба!

С о ф о н и с б а.

                           Мой родной!

О р л а н д о.

       Время нам прощаться;
       Мне надо отправляться…

С о ф о н и с б а.

       Нет, со мной
       Ещё постой!

       (Повторяет три раза, всякий раз по-иному.)

О р л а н д о.  

       Не можем мы стоять так долго тут!

С о ф о н и с б а.

       И вправду! Те часы, должно быть, врут!

О р л а н д о.

       Но так ничтожны наши разговоры!
       И правильны часы; идут как надлежит.

С о ф о н и с б а.

       О да! Они как ты: уж больно скоры.
       К портвейну в Бирмингем другой не побежит.

О р л а н д о.

       Ну что ты!
       То – часть работы!

С о ф о н и с б а.

       Но огорчён хотя бы ты, мой свет?

О р л а н д о.

       Да вовсе нет!

С о ф о н и с б а (поёт на мотив «(Ведь) нету радости в дому» [10]).

       Что? Ты уходишь так беспечно,
            Ты, муж мой! Ну и ну!
       Бросаешь ты бесчеловечно
            Меня, свою жену.
       Ведь мне не справиться одной,
            Хоть утопись в реке.
       Ты знаешь это, мой родной,
            Когда ты вдалеке.
       Меня пугает круг забот,
            Теряю мыслей нить.
       А вдруг мясник предъявит счёт,
            И надобно платить.
       Ведь мне не справиться одной и проч.
       А то придут из городка
            С визитом — лучше в гроб,
       Когда кругом на мне мука,
            На рукаве сироп.
       Ведь мне не справиться одной и проч.
       Иному скажешь: «Быстро дверь
            Захлопни» — так беда:
       Сбежит он, как пугливый зверь,
            Исчезнет навсегда.
       Ведь мне не справиться одной и проч.
       Промолвишь следом: в добрый путь;
            Глядишь — ан вилок нет;
       То полон был набор, то вдруг
            Всего один предмет!
       Ведь мне не справиться одной и проч.

О р л а н д о.

       Так я один — «предмет» души твоей?

С о ф о н и с б а.

       Ах, и с тобой расстаться мне больней.
       Но, дорогой, уже пора мне знать,
       Чего мне на обед тебе подать.

О р л а н д о.

       В пирах и обедах как бы дни ни мелькали,
       Только всякий не прочь снова выкушать кари!
       Вот это кари! Что за кушанье — кари!

С о ф о н и с б а.

       В шкапу и в буфете — я везде неустанно
       Той приправы искала, не нашла, как ни странно.
       Да что толковать; нет и перцу ни грана [11].
            А как насчёт ирландского рагу [12]
вернуться

8

Источник мотива не прослеживается.

вернуться

9

Эти «полные» имена Муни и Спуни — пародийны, то есть они обыгрывают реально встречающиеся имена. Западной культуре, например, известно имя гуманиста Юлия Цезаря Лагаллы (1576—1624), развивавшего идею Аристотеля. Из литературы известен Эбенезер Скрудж, главный персонаж в сочинении Диккенса «Рождественская песнь» (1843).

вернуться

10

Традиционная шотландская балладная мелодия; в данном случае Чарльз Лютвидж перепевает — скорее, даже пародирует — балладу «Жена моряка» с соответствующим рефреном, авторство которой приписывается разным людям, главным образом поэту Уильяму Джулиусу Миклю (1734—1788) и поэтессе Джин Адамс (1704—1765). Баллада рассказывает о напряжённом ожидании женой моряка своего мужа из плавания и о благополучном возвращении последнего. Как бы то ни было, а для обоих шотландских поэтов эта приписываемая им баллада является ныне самой известной в их творчестве. Комический эффект возникает уже от подмены плавания по морю железнодорожным путешествием. Кэрролл, однако, оставил и серьёзный опус на данную популярную тему; его собственное стихотворение «Жена моряка» датировано 23 февраля 1857 года (размер схожий, но не идентичный).

вернуться

11

Пародируется знаменитая ария «Сладостный дом мой» на слова Генри Говарда Пейна. В 1823 году по заказу Чарльза Кембла (младшего брата Джона Филипа Кембла, см. прим. 3), заведовавшего театром Ковент-Гарден, Пейн работал над стихотворным наполнением арий и дуэтов оперетты Генри Роули Бишопа «Клари, или Дева из Милана» (см. пародийное «кари»), переделанной из пьесы самого Пейна, которая, в свою очередь, была составлена на сюжет виденного в Париже балета «Клари, или Обещание брака». Тогда-то Пейн и включил в оперетту Бишопа также и названную песню. Этот номер мгновенно прославил как оперетту, так и самого Пейна, имя которого не сделалось жертвой забвения: самые выдающиеся певицы полюбили исполнять названную песню на концертах и в торжественных случаях в качестве отдельного номера. И хоть «Клари» Бишопа всё же совершенно забыта, но как ария, песенка «Сладостный дом мой» продолжает жить в опере «Анна Болейн», куда её заимствовал в 1830 году Гаэтано Доницетти.

Что же до самого кари, то в данном обмене репликами между Орландо и Софонисбой это слово используется в двух значениях. Софонисба имеет в виду кари как особую, полюбившуюся британцам после колонизации Индии, смесь пряностей наподобие молотого перца, хоть и не обходящуюся без куркумы, кориандра, красного перца, гвоздики и проч., но всё же произвольного состава (иногда до тридцати составляющих!); Орландо же говорит о кари как о еде — блюде из мяса либо из морепродуктов, из риса и т. п., в соусе со смесью пряностей; эти блюда большей частью — чисто британские изобретения, лишь названные на индийский манер.

вернуться

12

Что же до самого кари, то в данном обмене репликами между Орландо и Софонисбой это слово используется в двух значениях. Софонисба имеет в виду кари как особую, полюбившуюся британцам после колонизации Индии, смесь пряностей наподобие молотого перца, хоть и не обходящуюся без куркумы, кориандра, красного перца, гвоздики и проч., но всё же произвольного состава (иногда до тридцати составляющих!); Орландо же говорит о кари как о еде — блюде из мяса либо из морепродуктов, из риса и т. п., в соусе со смесью пряностей; эти блюда большей частью — чисто британские изобретения, лишь названные на индийский манер.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: