Часть пятая: Возвращение к истокам

Глава 1. Тайны королевского двора

Все тайное становится явным.

Евангелие от Марка (гл. 4, ст. 22)

Дни летели, словно опадающие осенью листья - также быстро, безвозвратно и не оставляя после себя ярких воспоминаний. Все было тоскливо, Серо и безрадостно. Весна по праву вступила в наши владения, и теплое солнце вскоре расправилось с последними залежами снега, превратив промерзлую землю в болото, а дороги - в грязевое месиво. Частая капель сменилась теплым ветерком, средь пожухлой травы стали пробиваться первые зеленые ростки, а на деревьях набухали почки.

Как сказал бы Ники - начался Новый год.

Природа возрождалась после зимнего застоя, только вот в моей душе, будто что-то умерло - во мне больше не было радости, а в Сердце безвозвратно утонуло в тоске. Я превратилась в бледную тень. Придворные шептались, что на принцессу наложил посмертное проклятие мерзкий колдун, но только несколько человек на всей земле знали, что произошло на самом деле. Я была в трауре. Я жила прошлым, а не будущим, постоянно пребывала в своих воспоминаниях, пытаясь воскресить в памяти малейшие детали встреч с Ником, вспоминая его лицо, чтобы, не дай Великая, забыть.

Первые недели в королевском дворце далась мне особенно тяжко: я постоянно плакала, порывалась рассказать всем настоящую правду и требовала выпустить меня из комнаты. Да вот только моя правда была никому не нужна, люди, оказывается, не умели слушать, а только следовали толпе. А раз “толпа” сказала, что Ники злодей и его справедливо покарали, то кто будет слушать “жертву”? Ей, конечно, посочувствуют, да и покрутят пальцем у виска, когда та решит высказать свое мнение. “Бедняжка повредилась рассудком”, “Что это ирод с ней сотворил, смотрите, бледная тень!”, “Где же наше солнце, что озаряло своды королевского дворца?!”. Я со всех сторон слышала шепотки, чувствовала на себе взгляды: сочувствующие, злорадные и оценивающие; дворец гудел, как расСерженный улей и нигде не было спасения от сплетен, ведь все только и ждали, чтобы перемолоть косточки блудной принцессе.

Да и слезы быстро высохли - их хватило всего на три дня, пока я не поняла, что больше не могу плакать, хочется - но нечем, выплакала уже все глаза, а лицо опухло и покраснело. На меня навалилась непомерная усталость, а будущее скрылось за непроглядными тучами. Хотелось умереть, чтобы закончить страдания и оказаться рядом с Ники, но что-то не давало сделать последний шаг, и этим что-то был тот самый артефакт.

Слезы Элисень завораживали, порой, я смотрела на них часами и не могла оторвать взгляда, они дарили покой и какое-то болезненное умиротворение. Слезы словно разговаривали со мной, говоря, что все будет хорошо, давая сил держаться дальше, не обращать внимания на злые слухи и сплетни. Реликвия - это все, что осталось у меня в память от Ники и я ими сильно дорожила, помня о просьбе мага их беречь. Да, я буду их оберегать всю жизнь и ждать его возвращения, ведь магистры магии никогда не отдают свои ценные артефакты насовсем, ведь так? Он обязательно за ним придет, даже если это случится лишь во сне, когда я буду лежать на смертном одре и считать свои последние мгновения жизни.

Меня не выпускали из комнаты почти целый месяц, да и я, если честно, никого не хотела видеть, а целыми днями лежала на кровати, невидяще смотрела в потолок или же разглядывала слезы Элисень. Они меня поражали, каждый раз представая передо мной в ином свете: то появлялись новые янтарные пузырьки, то казалось, что внутри словно бушевал вихрь, а порой перед глазами возникали образы, еще не четкие, но до боли знакомые… Ариан заходил редко и ненадолго - отец запретил, да и в редкие визиты я разговаривала с неохотой - после откровенного разговора, когда я очнулась в комнате, мне стало казаться, что он совершенно мне не верит. Да и открывать перед ним душу совершенно не хотелось, пусть и дальше считает меня сумасшедшей, так легче жить…

Почти каждые день приходил Верховный жрец, мялся на пороге, спрашивая разрешения пройти, читал свои проповеди о спасении души и о благосклонности Великой. Я его не слушала. О какой благосклонности и милости Богини Элисень может идти речь, если она не уберегла Ники? В чем он был виноват? В том, что приютил у себя нахальную и глупую принцессу, обогрел и дал ей кров? А может в том, что был добр, сострадателен и не мог пройти мимо того, кто нуждался в помощи? Почему она его не уберегла, почему заставила страдать? Я у него об этом, ради интереса, даже спросила, но, не открывая имен. Верховный жрец задумался и выдал речь о неисповедимых путях Великой, что она, мол, решила вознести на небеса сего доброго человека и сделать его святым. А когда я назвала имя того, о ком, так восторженно отзывался священнослужитель, тот сразу скривился и, пробормотав, что “корни зла засели еще глубже, чем он думал”, удалился. Больше его я не видела, а жаль, мне казалось, что еще пара таких душевных бесед и я смогу его убедить в невиновности Ники.

После того, как от меня сбежал Верховный жрец, со мной соизволил поговорить отец. Он долго откладывал встречу с блудной дочерью, видно, чего-то боясь, но я терпеливо ждала. Мне нелегко признаться, но я тоже хотела поговорить с ним и о многом спросить, в тайне робея перед этой встречей. Раньше отец казался кем-то великий, он по-праву был для меня Его Величеством, но потом, когда тот решил обвенчать меня с Родриком, я жестоко в нем разочаровалась, а после жизни у Ники, даже стала презирать и злиться за то, что приблизил к себе эту падаль - Стефана! И от этого было стыдно.

В кабинет Его Величества меня привела стража, словно арестантку в допросную комнату к дознавателям. В комнате он был не один, Ариан сидел в кресле с книгой и что-то читал отцу вслух, тот кивал, не отрываясь от бумаг, и подписывал документы. Я замерла на пороге, не смея пройти дальше, словно мне вновь десять лет и сейчас будут отчитывать за какую-то провинность.

Король Нагелий был довольно суров, резок и своенравен и эти черты характера нашли отражение в его внешности - густые брови нависали над веками, на лбу и между бровями пролегли морщины оттого, что отец слишком много хмурился, а глубокие синие глаза, словно заглядывали в душу. От взгляда Его Величества веяло холодом, и в нем чувствовалась непоколебимость, будто он был монолитом. В отличие от меня и Ариана, у отца были жесткие черные волосы, унаследованные им от своего деда - короля Рафиуса, а от королевы Элизабет - недоверие к окружающим. Отец постоянно боялся, что против него организуют заговор и искал предателей везде, даже в своей семье, слишком сильны были детские воспоминания, когда на него напали заговорщики. И если раньше он мог хоть как-то контролировать свои страхи, то в последние годы они словно усилились, о чем неоднократно напоминал мне брат, боясь, что неосторожным словом я навлеку на себя гнев короля, и тот увидит во мне заговорщицу. Раньше я пропускала мимо ушей опасения Ари, а сейчас призадумалась.

Ариан оторвал взгляд от книги и, посмотрев на меня, ободряюще улыбнулся. Молчаливая поддержка брата и его присутствие сделали меня смелее. Я подошла к письменному столу отца и замерла, ожидая его позволения присесть, но король Нагелий медлил, словно и не заметил моего присутствия и спокойно читал какие-то приказы.

Ждать пришлось долго. Я, словно, наказанная, не смея даже пошевелиться и посмотреть в сторону кресел, молчаливо стояла перед отцом. Брат все также читал отцу какой-то философский тракт о добре и зле, и у меня возникло чувство, что Ари читал его мне, словно пытаясь наставить на правильный путь.

На часах минуло больше двух часов. Его Высочество, поставив в очередном приказе точку, наконец-то посмотрел на меня.

- Ну здравствуй, дочь моя, - произнес король. Я дрогнула, только сейчас поняв, как сильно соскучилась по голосу отца, а он у него был особый - бархатистый и обволакивающий, словно дрема. - Мы рады приветствовать вас дома после столь долгого… отсутствия.