Даже Кацинслти не смогла скрыть эмоций и ахнула, когда врач открыл глубокий круглый шрам на внутренней стороне верхней части руки. Когда мне было 14 Дин заметил, что на мне всё необычайно быстро заживало и для того, чтобы испытать, он вечер за вечером тушил свою сигарету на одном и том же месте. Тогда я поняла, что ему нравятся мои слёзы и запретила себя плакать, ни одной слезинки из-за него, даже если для это мне приходилось искусать все губы. В конце концов, я перестала исцелять ожог, чтобы он оставил меня в покое, а нелепый шрам служил устрашающим напоминанием о том, что могло случиться, если не буду внимательной к тому, кто узнает о моих способностях.

Когда врач снова вправлял мое плечо, Бен сильно побледнел. Я старалась не закричать, потому что боялась, что отец вырубится. Перед глазами потемнело, но мне удалось, остаться в сознании, сосредоточившись на пятне крови на футболке Бена - должно быть я задела её рукой или губами.

Врач засунул мою руку в петлю и, любуясь своим произведением, отошёл немного назад.

— Так должно пройти, мисс. Носите теперь несколько дней руку в петле и не успеете оглянуться, как станете снова как новенькая.

Я встала так быстро, как позволило моё израненное тело.

— Мне можно теперь идти? Нам нужно успеть на самолёт в Мэн.

Наконец-то заговорил Бен.

— Нет, Реми. Мы переночуем сегодня в Нью-Йорке. Ты не в состоянии лететь.

—Перелет для меня совсем не проблема! — Прежде чем он смог запротестовать, я добавила: — Послушай, завтра боль одолеет меня по-настоящему, и тогда мне хотелось бы быть уже дома. Пожалуйста, здесь я не чувствую себя в безопасности!

Бен смотрел на меня виновато. Он упрекал себя, что снова не смог меня защитить, а я этим воспользовалась и манипулировала им. Как бы я об этом не сожалела, но не хотела оставаться даже на секунду дольше в Нью-Йорке. Для меня это место стало кошмаром наяву.

Его челюсть напряглась, и он мрачно кивнул.

Дело было сделано. Мы летели домой.

Лаура заехала за нами в аэропорт. Её взгляд был наполнен заботой. Увидев меня, она начала плакать и обняла меня. Это и было возвращение домой, и я крепко обняла её в ответ.

Бен заставил меня принять болеутоляющие, которые сделали меня такой уставшей, что я заснула в машине и с трудом открыла глаза лишь, когда он поднял меня с заднего сиденья. Шёпот Люси смешался в ледяной темноте с его хриплыми успокаивающими словами.

Как ребёнка, он поднял меня по лестнице наверх и положил в знакомую, пахнущую лавандой, кровать. Губы коснулись моего лба, прохладные пальцы убрали волосы с лица, а потом моё сознание погрузилось в пустоту.

Когда в утреннем свете я снова открыла глаза, то испытала смутное чувство дежавю, обнаружив на моей кровати сидящую скрестив ноги и разглядывающую меня Люси. Её покрасневшие глаза блуждали по моему лицу и остановились на разбитой губе.

- Как ты думаешь, у тебя найдётся достаточно косметики, чтобы подправить мою губу для школы?

- Я не могу себе представить, чтобы для этого чуда в отделе косметики Macy было достаточно макияжа наготове! - сказала она и неуверенно рассмеялась.

Я тоже рассмеялась, а потом скривила лицо, когда всё моё тело восстало против этого.

- Вот дерьмо!

Вслед за этим мы ещё только больше захихикали, пока я не вздрогнула и зашевелила моей негнущейся рукой, покоящаяся в петле.

- Ой, блин, мне действительно больно! Что в этом собственно смешного?

Она снова стала серьёзной.

- Я так рада, что ты более или менее в порядке. Папа рассказал мне, что случилось. Хочешь поговорить?

Я покачала головой, но попыталась смягчить свою резкость.

- Не сейчас. Может быть, когда-нибудь позже, ладно? - Я не знала бы, где начать, потому что не хотела лгать Люси ещё больше.

С серьёзным выражением лица она пытливо посмотрела на меня.

- Всё в прядке, сестрёнка?

При этом она явно намекала не на ранения. Нет, я не была в порядке. Я чувствовала вину, была в ярости, и мне было грустно. Освобождение, которое можно было найти в слезах, было немыслимо, при этом мне так хотелось из-за отчаяния и горя просто поплакать. Но от этого вентиля я отказалась в 14 лет, а теперь из-за долгого неиспользования он совсем заржавел. Однако моя сестра беспокоилась обо мне, поэтому я соврала.

- Да, Люси, Теперь, когда я дома, да. - Я говорила свободно. - За исключением того, что мне срочно нужно исчезнуть в ванной.

Когда я встала, каждый мускул моего тела сопротивлялся этому. Так как это выглядело, без помощи я никуда не смогу пойти. Я скривила лицо.

- Люси, лучше позови-ка Бена.

Она подбежала к двери и заорала:

- Папа!

Он прибежал и наградил Люси мрачным взглядом.

- Так совсем не пойдёт. Да ты его до чёртиков напугала!

- Ты ведь сказала, это срочно, - ответила она, небрежно пожав плечами.

Позже Бен отвёл меня назад в кровать, подложил подушку под раненную руку, и я раздражённо заметила, как сильно меня утомил этот поход. Бен приказал мне отдохнуть. Я попросила Люси подать мне мой айпод из рюкзака, а потом оба оставили меня одну.

Я подумала о моей матери. Я знала, что Дин начнёт чаще нападать на неё, когда меня не будет, а возможность того, что он убьёт её одной из своих атак, всегда была. Я так злилась, что она покрывала его, что мне хотелось тогда лишь уехать. Когда же я вспомнила, как она лежала в больничной кровати, мне стало плохо.

Чтобы забыться, я вставила наушники и включила айпод. Мне было интересно, что моя мама слушала. На плеере не было записано слишком много, всего лишь один список, в котором содержалось несколько треков без названия, и я выбрала произвольно один из них, и ожидала услышать одну из любимых кантри моей матери - песня о мужчине, который обижал свою жену. Когда я вместо этого услышала голос моей матери, я от испуга открыла рот.

- Что я только что сказала? А да. Моя мать, твоя бабушка. Она была целительницей, как т ... - Её хриплый голос, которому она была обязана массивным потреблением сигарет, пронёсся мимо меня, и я пропустила остаток её слов. Я услышала только одно: моя мать небрежным тоном назвала меня целительницей. Она знала всё это время, на что я была способна.

Пока она была жива, я ничего другого так не хотела от неё, как признания, но даже эту небольшую уступку она мне не предоставила. Вместо того чтобы поговорить со мной, она записала на мой айпод односторонний разговор. Почему она так сделала? Я пролистала меню назад к первому треку. Он показывал, что список был добавлен неделю назад. Снова я включила плеер, и она продолжила говорить на свой нерешительный манер.

- Реми. Привет, малышка. Наверное, ты спрашивала себя, почему я на день рожденье купила тебе айпод. Ты получила не компьютер, ты получила подарок, который мы не могли себе позволить, и от которого для тебя нет особой пользы.

Именно это у меня и было на уме. Я даже подумывала продать его, чтобы отложить побольше денег на случай, если захочу сбежать, но это бы её обидело. Она была так взволнованна, когда я распаковывала айпод.

- У меня были мои причины. Приближался день, когда я должна была рассказать правду о нас. О том, кто ты такая и какая сила в тебе скрывается. Ты и я ... Мы не разговариваем друг с другом, и это моя вина. Я не знаю, как мне всё снова исправить, малышка. Я не могу ...

Она замолчала. Я могла слышать, как она дышит, поэтому ждала. Судя по эху в её голосе, когда она горько рассмеялась, она должно быть ходила по квартире.

- Достаточно. Это не оправдание. Я сделала много ошибок. Ты это знаешь. Я это знаю. Это не та причина, по которой я виду этот дневник. Есть вещи, о которых ты должна знать, когда станешь независимой. Реми, ты целительница.

Я фыркнула. Как будто я этого уже давным-давно не знала. И это было её представление о дневнике?

- Я знаю, что ты думаешь. Но подожди немного, хорошо? Посмотрим, удастся ли мне объяснить. В двенадцать ты заметила, что другая. Твои порезы и ссадины заживали быстрее, чем у других в твоём возрасте, и ты больше не болела. Даже ещё лучше, ты знала, когда другие были ранены и чувствовала, что можешь снова вылечить их. Я права?