– И давно ты проснулась? – спросила я ее.
– Нет. Недавно, - она мигнула.
– Как же я есть хочу! – потягиваясь, протянула я.
– И я тоже! Очень.
Встала с кровати. Кушать – это, конечно хорошо, но я хочу сперва ополоснуться. Однако я почему-то вместо первой мысли о ванной подошла к окну, отодвинув шторы. За окном ярко светило солнышко.
– Уже день, - произнесла я. – Это сколько же мы проспали?
– Не знаю. Я тоже спала.
– Я не сомневаюсь, - ответила я крохе через плече. – Что-то здесь душно, я выйду на балкон.
– И я с тобой! – Забава спрыгнула с кровати и проскользнула передо мной в открывшуюся дверь балкона.
Балкон показался мне очень широким и длинным и больше походил на террасу с высокими перилами, чем на балкон. На перилах стояли вазоны, в которых росли вьющиеся растения с фиолетовым оттенком и игловидными листиками. Справа от двери стоял круглый столик из пенопластика на одной ножке и из того же материала два стула. Я прошла мимо них и оперлась на перила. Снаружи открывался прекрасный вид. Город утопал в зелено-красно-фиолетовом месиве растительности, через которую проступали бело-серые здания и высотные дома города Ир. Воздух был просто сказочно чистым. Услышала рядом довольный свист ниясыти и глянула на нее.
– Что, тебе тоже нравится?
– Да. Хочу полететь. Но мне нельзя, - ответила она как-то печально и, также как и я, оперлась о перила, слегка перегнувшись через них.
– Ну, раз нельзя, то не лезь на улицу. А то здесь высоковато будет. Что случится, если ты упадешь? Что будет со мной? Представь, потом как тяжело будет отдирать от земли белую лепешку…– я это говорила так, слегка шутя.
Я знала, что она не выпадет. Чувствовала, что она боится, но не ожидала такой реакции. Она резко отодвинулась от перил и посмотрела на меня виноватым взором. Даже перепуганным.
– Ты чего! Испугалась? Я же не серьезно…
Она молчала и послушно глядела на меня. Я подошла, присела рядом и погладила ее по надбровным дугам.
– Я иногда могу шутить, Забава. Ты не обращай на это особого внимания. Хорошо?
– А что такое «шутить»?
– Это когда я что-то говорю, но этого на самом деле нет.
– Это же ложь.
– Шутка… ну понимаешь, это немного другое, чем ложь. Иногда это бывает и правда, но ее цель – рассмешить человека. Иногда это ирония, преувеличение, игра слов или розыгрыш.
Забава непонимающе моргнула. Неужели так сложно излагаю? Я вздохнула.
– Ирония, это когда правдивый смысл слов спрятан за другими словами или противоречит явному смыслу. Ну, например, я говорю глупому человеку: «Ну, ты умён-умён!» Это не правда, но намекает на правду. В этом случае, хотя я говорю, положительные слова, но на самом деле подразумеваю отрицательную мысль, что он глупый… А преувеличение – это когда я называю предмет с одним значением, а он намного меньше. Ну, например, я смотрю на лужу, а говорю, что это целое море. Тогда другие могут смеяться, - я с надеждой посмотрела на ниясыть.
Она снова моргнула, но на этот раз мне показалось, что поняла. Мне сейчас не очень хотелось Забаве объяснять все повадки людей. Хочу пока на этом закончить.
– Хочу есть, - поднеся руку к животу, произнесла я. – Пойдем ка мы с тобой поищем что-нибудь поесть. Ванна потом!
Она послушно направилась к выходу. В комнате ничего не изменилось за время нашего отсутствия, кроме… на диване стояла моя сумка, которую собрала семья Рода перед моим отлетом сюда. Наверное, Фия принесла мне ее сюда, когда ей Март передал. Я подошла к ней и заглянула внутрь. Там лежало несколько моих платьев, две туники и штанишки, а также ванные принадлежности, нижнее белье и фотография семейства Арамс. Я достала ее и стала рассматривать. На ней вместе с ними была изображена и я. Эту фотографию мы сделали на одном торжестве после двух месяцев моей жизни у этой замечательной семьи. Я провела пальцами по скользкой поверхности изображения, касаясь каждого члена семьи. Внутри все сжалось. Увижу ли я их снова? Обниму ли их? Можно ли мне будет слетать к ним в гости? Надо будет выбрать время и позвонить им. Рассказать, что со мной случилось. Они, наверное, очень переживают? Я их очень полюбила. Такие добрые, щедрые и заботливые.
Рядом я услышала заинтересованное мурлыканье. Забава требовала объяснений, почему я стала такой грустной.
– Это моя приемная семья, - я ей показала эту фотографию, и она сделала понимающее выражение своей морды-лица. - Я у них жила шесть месяцев и уже соскучилась по ним. Хочу увидеть их снова, - объяснила я и погладила ее по переносице.
– Мы увидим их снова. Я не хочу, чтобы ты грустила. Это мне не нравится. Это плохое чувство.
– Конечно, Забава. Я же их люблю. И тебя люблю. Теперь же мы будем всегда вместе!
– Я тебя никому не отдам. Ты моя, - сказала серьезно Забава.
– А я никуда и не собираюсь уходить от тебя, - говоря эти слова, я чувствовала, словно это необыкновенное существо всегда было возле меня и мысль о том, что ее может не быть рядом, уже не укладывалась в голове.
Странное и необычное для меня ощущение, особенно от того, что сейчас я не ощущала себя такой одинокой, как раньше. Теперь, где-то глубоко в подсознании заронилась мысль о том, что это удивительное существо никогда меня не оставит и будет всегда и везде рядом, будет понимать и защищать. От этого в душе рождалось спокойствие и уверенность в будущем. Как здорово быть кому-то нужной!
– Даже если уйдешь, я все равно везде тебя найду. Я тебя слышу, - серьезно заглядывая мне в лицо своим большим фасетчатым глазом, отчеканила мне в мозгу молодая ниясыть.
Я пораженно уставилась на нее. Что она имела в виду? Что значит «я тебя слышу»? Я улыбнулась ей, не спрашивая объяснения. Что толку спрашивать у маленького существа такие сложные вопросы? Спрошу у кого-нибудь другого. Сейчас нужно подумать о другом. Я поставила на туалетный столик фотографию и подошла к выходу с целью разыскать место, где можно чего-нибудь перекусить. И так, в пеньюаре, чуть не вышла. В самый последний момент осознала, что лучше этого не делать. Надо переодеться, а потом все остальное. И душ принять все-таки нужно бы, так как пахло от меня, как от парфюмерной фабрики.
Совершив нужные процедуры и облачившись в бирюзовый костюм из туники и штанов, покинула комнату. В слабо освещенном коридоре я никого не нашла. А куда собственно идти? Словно попала сюда в первый раз и до этого здесь не ходила. Коридор относительно короткий, и слева метрах в пяти от меня виднелась дверца лифта. Я повернула туда, боковым зрением следя за перемещениями маленькой ниясыти. Та послушно семенила по пятам. Возле лифта нажала на пластину, и дверь с негромким шорохом мгновенно разошлась в стороны. Зашли. А теперь куда? На какую кнопку жать-то нужно? Где тут можно покушать? Я заторможено воззрилась на панель управления лифтом и в бессилии уронила вдоль тела руки. Даже плакать захотелось. Ладно, нажму на самый низ, на кнопку с цифрой один. Может, это первый этаж? Доберемся, а там посмотрим. Может, кого поймаю, спрошу. Как говорят, язык до… не знаю там чего… доведет! Забава уселась рядом, задрав голову и не сводя с меня глаз. Лифт тронулся сначала вбок, потом вниз. Вот чудеса техники! Что-то я не помню, чтобы мы двигались в сторону, когда ехали наверх. Хотя, если по-честному, я вообще мало, что помню о том историческом в моей жизни событии. Будто мне все приснилось. Лишь белесый звереныш с удивительной способностью говорить через мысли и сидящий подле моих ног – яркое свидетельство того, что все-таки это был не сон.
Вот, наконец, лифт остановился, и дверь разошлась в стороны, открыв путь в светлый от большущих окон холл. Размер холла ошеломлял. Покидала я лифт с разинутым ртом. Множество людей в синих и черных костюмах сновало туда-сюда с видом неимоверно занятых муравьев. Я неуверенно принялась оглядываться по сторонам. Проходящие мимо, завидев рядом Забаву, учтиво склоняли в приветствии головы и продолжали путь, не заостряя на мне никакого внимания. Я принялась искать знакомые лица. Нет. Все чужие. Охватило смятение от ощущения жуткого одиночества и страха, какое часто бывает в незнакомом месте. Родилось великое желание бежать отсюда со всех ног и как можно дальше. А еще встал передо мной лукавый вопрос о том, что я здесь вообще делаю? Забава снова заскулила, что дико голодна, и это сразу отрезвило мою растерявшуюся душу.