Здесь, так же в этой спальне, он дал Вельвет помолвочное кольцо, в первую ночь, которую она провела в его кровати. Она проснулась с прекрасным кольцом на пальце, с Миколасом, весело рассказывающим ей, что он купил самое кричащее и яркое кольцо, которое только смог найти.

Таким образом, издеваясь, с серьезным голосом говорил он ей, тебе будет завидовать каждая женщина, когда ты расскажешь им, что тебе достаточно одного взмаха ресниц, чтобы заставить меня купить самый большой камень в городе.

Вельвет яростно зажмурилась. Это были хорошие воспоминания, но она не могла надеяться, что так будет всегда. Ей необходимо уйти сейчас, до того, как она потеряется в мечтах и снова станет уязвимой.

Вельвет волочила свой чемодан вниз по лестнице, когда услышала, как открывается замок на двери. Ее сердце подпрыгнуло к горлу, когда дверь начала открываться. На мгновение она почувствовала, что вот-вот встретится с незваным гостем, и она была одна, чтобы защитить себя.

Но это был всего лишь Миколас.

Она почти вздохнула с облегчением, но затем до нее дошло.

О боже, это был Миколас! Что он здесь делает?

Вельвет была настолько потрясена, что выронила свой чемодан и закричала страшным голосом, когда он упал ей на ногу. Миколас, как обычно, молниеносно действовал в таких ситуациях, и Вельвет обнаружила себя на его руках, пока он нес ее на диван.

Опустившись на одно колено, он осторожно снял одну балетку и поднял ее ногу для того, чтобы осмотреть.

— Вероятно, потребуется день или два, чтобы нога зажила. — Подняв глаза, Миколас оставался равнодушным, когда увидел, что Вельвет стиснула зубы от боли. — Как ты думаешь, это случилось, потому что судьба покарала тебя за то, что ты хотела оставить меня?

Она посмотрела на него.

— Засранец.

Обычно это заставило бы его улыбнуться, но сейчас лицо Миколаса только ожесточилось.

— Почему ты уходишь от меня? И почему таким образом?

— Не твое чертово дело. — И это было все, что она собиралась сказать об этом, подумала Вельвет, захлопнула рот и решительно уставилась на золотой причудливый узор на обоях позади Миколаса. Чтобы ни случилось, она не должна смотреть на него. Если она это сделает, все будет кончено. Полностью.

— В любом случае, что ты тут делаешь так рано? — пробормотала она, пока тишина между ними росла и становилась все тяжелее.

Он саркастично спросил.

— Я извиняюсь за то, что не спросил в какое время мне позволено быть у себя дома. Для тебя ведь это ужасно неудобно?

Она откинулась назад,

— Вроде того!

Потеряв терпение, он заставил Вельвет взглянуть на него.

— Больше никаких игр! Почему ты уходишь от меня? Разве я так плохо к тебе относился, что у тебя не осталось другого пути, кроме как уйти?

Черт бы его побрал, подумала Вельвет, стараясь остановить поток слез. Если бы он преподнес это, как ее вину, тогда она бы знала, что сказать, пошла бы в наступление, потому что он вел бы себя как осел. Но он не сделал этого. Он спрашивал, что сделал он, хотя по правде, это была ее вина.

Миколас выругался, когда Вельвет просто посмотрела на него, и ее глаза заблестели от непролитых слез.

— Ты настолько упряма. Я даже не знаю, почему я мирюсь…

— Тогда не делай этого, закричала Вельвет, прежде чем остановиться себя. О мой Бог, она превращается в мегеру прямо на глазах. Если бы у нее была хоть частичка гордости и достоинства, она бы уехала прямо сейчас, до того как станет хуже и она скажет больше, чем ей следует.

Но Миколас только покачал головой на ее слова.

— В этом нет никакого чертова смысла…

— Я ухожу от тебя, и это все! — Эти слова потрясли их обоих.

Миколас побледнел. Услышав эти слова, произнесенные, несомненно, честно, он посмотрел правда в глаза. Он попытался представить свою жизнь без Вельвет, но она была мрачной и бессмысленной.

— Почему ты делаешь это со мной, Вельвет?

Она покачала головой.

— Мне просто надо уехать.

— Это не ответ.

Слезы начали катиться по ее лицу, и она изо всех сил старалась не потонуть в тех эмоциях, которые обрушились на нее.

— Мне просто необходимо уехать…

— Отвечай мне, черт возьми!

— Потому что я должна! Прежде чем ты сделаешь меня слабой, я должна уйти! — Плотину прорвало и теперь она просто не могла остановить эмоции, которые переполняли ее сердце. — Скажи мне, Миколас. Скажи мне правду! Почему ты женишься на мне так скоро? Почему?

Миколас был ошарашен внезапным взрывом чувств Вельвет. Ее глаза были безумны, голос задыхался от слез. Она выглядела так, как будто в любой момент развалиться на кусочки.

— Успокойся — он попытался ее удержать, но она сбросила его руки.

Она пыталась выбить его из колеи, но он был слишком сильный и слезы доконали ее.

— Ты не можешь мне ответить, не так ли? — прорычала она. — Ты не можешь…или не хочешь!

Он снова попытался удержать ее и снова она боролась изо всех сил, как дикая кошка, все время пытаясь ударить его, но закончилось все тем, что она причинила боль только себе, забыв о своей травме.

— Дерьмо! — зарыдала она от боли, и глупо, или нет, в этом она тоже обвиняла Миколаса.

В конце концов Миколасу удалось утихомирить ее, прижав ее руки к бокам, чтобы она перестала пытаться побить его.

— Твою мать, не могла бы ты успокоиться! Ты беспокоишь меня, черт побери!

— А ты убиваешь меня! Почему ты не задаешь мне тот же вопрос? Почему? — она сердито посмотрела на него, несмотря на продолжавшие капать слезы. — Разве ты не хочешь узнать почему я так тороплюсь выйти за тебя? Разве ты не хочешь узнать, почему я попросила всего лишь чертовых сто тысяч, когда я знаю, что ты можешь себе позволить дать мне и миллиард? СПРОСИ МЕНЯ, — прокричала она.

— Почему же? — проорал он в ответ. — Почему –

— Потому что я люблю тебя.

Все силы покинули ее, как только эти слова слетели с ее губ. Она посмотрела на Миколаса, и ее грудь сдавило так сильно, как будто у нее вот-вот будет сердечный приступ. Но, конечно, это было не по этой причине. Это случилось из-за того, что она так его любила.

— Я не хочу этого. Ты пугаешь меня, Миколас Саллис. Ты пугаешь меня, а я так усердно работала над тем, чтобы не бояться. Я боролась, чтобы стать сильной, но ты делаешь меня слабой. Ты заставил меня влюбиться в тебя, и ты заставил меня лгать. Ты заставил меня назвать цену, когда для меня и не могло быть никакой цены, чтобы выйти за тебя, потому что…. я люблю тебя.

Она старалась дышать, старалась произнести последние слова, так она унизит себя окончательно, покончит с этим, и, возможно, у нее появится шанс двигаться дальше.

— Я так тебя люблю, Миколас. — прошептала она. — Люблю тебя так сильно, что я хотела, чтоб ты привязался ко мне до того, как ты осознаешь истину и подумаешь, что я лгу…

— Стоп.

И как будто этого было недостаточно, он притянул ее к себе и его губы обрушились на нее. Сначала она пыталась бороться, но это заставляло его целовать ее глубже, его язык агрессивно двигался внутри ее рта, так, чтобы он мог напомнить ей, что она принадлежала ему.

Страх – проклятый страх – рос внутри него как дьявольская зараза, но он заставил себя игнорировать его. Заставил себя остаться глухим к циничным предупреждениям из своего прошлого, которые сейчас вырывались из него. Он поверил ей. Он верил каждому слову, которое она сказала, и это вселяло ужас. Если он позволит себе поверить, тогда он рискнет всем - как она рискует всем, любя его.

— Ты так чертовски упряма, — сказал он хрипло напротив ее губ. — Я уверен, твой мозг тысячи раз говорил тебе, что рассказать мне о то, что ты любишь меня, будет худшим решением. Он поднял голову, и улыбнулся, когда увидел, что она смотрит на него.

— Но ты проигнорировала собственный совет.

Она проворчала, — Какой в этом смысл?

— Смысл в том, любовь моя… —он снова поцеловал ее, когда ее глаза защипало от новых слез. Черт побери. Такая женщина, как Вельвет, не должна так плакать, и он ненавидел тот факт, что он был причиной этого, он ненавидел то, как заставил ее чувствовать себя, как будто она не достойна услышать от него эти слова. — Я тоже чертовски упрям. Здравомыслящая часть меня говорит, что я пойду на меньший риск, если я выброшу тебя из дома в пользу невесты, которая просто попросит у меня миллиард долларов. — Он обхватил ее лицо руками и сказал неровно, — Я могу позволить себе потерять миллиард, я снова заработаю его. Но вот свое сердце?