Зара фон Некельсхайм замерла и посмотрела на меня с явным любопытством.

— Меня зовут Сельма Каспари, — объяснила я. — К сожалению, Адам больше не может прийти, но он попросил меня заглянуть к вам.

— Значит попросил?

Зара фон Некельсхайм разглядывала меня с нескрываемым подозрением.

— Да, Адам, безусловно, говорил вам, как важно для меня посетить гробницу моих предков. К сожалению, я больше не могу познакомиться с моим дедушкой лично, и для меня очень важно, если хотя бы таким образом я смогла приблизиться к нему. Может вы сможете помочь?

— Ваш дедушка ещё жив, — решительно промолвила госпожа фон Некельсхайм. — Его тело никогда не было найдено. Вероятно, он просто сбежал. Я уже объясняла это Адаму Торрел.

Одно мгновение я угрюмо смотрела на госпожу фон Некельсхайм. Она непоколебимо верила в эту идею и не отступит ни на шаг. Адам несколько недель подряд пытался достучаться до неё, мягко убеждая отдать нам ключ от гробницы. Но это ничего не принесло. При этом у него, вероятно, был самый лучший к ней подход. По отношению ко мне она, похоже, не испытывала особой симпатии.

Я лихорадочно обдумывала, как действовать дальше. Время поджимало. Я пообещала бабушке, что скоро вернусь, но также я обещала Адаму как можно быстрее освободить его из рук гномов.

Во мне укрепилась решимость побыстрее разобраться с этой проблемой, потому не похоже, что Зара фон Некельсхайм проявит готовность к сотрудничеству, а у меня не было ни время, ни достаточно терпения, чтобы продолжать играть в её игры.

Время действовать мягко закончилось. Я должна узнать, что происходит в её голове.

— Вы же знали моего дедушку, — дружелюбно сказала я, пытаясь проникнуть в её мысли. Это был способ, обещающий в этот момент самый быстрый успех. Но он также представлял самый большой риск. — Он действительно был настолько ненадёжным человеком, что вы считаете его способным исчезнуть, не сказав ни слова, и так больше и не появиться?

Я с интересом наблюдала за старой дамой, и прямо-таки почувствовала, как в её голове вспыхнули воспоминания.

Теперь я должна попробовать. Я очень осторожно проследила за её воспоминаниями и удивлённо осознала, в каком направлении двигались мысли Зары фон Некельсхайм. Она была сильно разочарована моим дедом. Но почему? Я осторожно проникла в мысли глубже и найдя ответ, чуть от удивления не заговорила.

Зара фон Некельсхайм была влюблена в моего дедушку. Она хотела выйти за него замуж. И если бы не отмена монархии, тогда, вероятно, всё так и случилось бы. Но потом Эдгар влюбился в мою бабушку, а девичьи мечты Зары фон Некельсхайм лопнули, как мыльные пузыри в терновой изгороди. Её сердце и душу наполняла горько-сладкая боль. Она всё ещё скучала по моему дедушке. Боль из-за неразделённой любви так и не прошла, и оставила отпечаток на всей её жизни.

— Мыльные пузыри в терновой изгороди, — прошептала я.

Именно об этом она думала. Адам потратил своё время в пустую, потому что мы рассчитывали, что она уступит из-за любви к дедушке и семье. Но она и впрямь терпеть не могла бабушку и никогда не отдала бы ключ ни ей, ни мне. Она ревновала ко всему, что было у бабушки и что она сама так и не получила.

Зара фон Некельсхай так никогда и не вышла замуж, а моя мать, брат, сестра и я были символами её разочарования. Она так и не завела семью, не родила детей, потому что единственный мужчина, с которым она могла себе это представить, не захотел её.

После исчезновения моего дедушки она надеялась, что он вернётся и признает её своей настоящей любовью. Даже сейчас, когда ей было почти девяносто, она так и не отказалась от этой надежды. Она всё ещё полагала, что дедушка когда-нибудь придёт и признается ей в своей любви.

Не имеет значения, что я ей сейчас скажу, я не смогу убедить её отдать мне ключ.

— Что вы сказали? — подозрительно спросила Зара фон Некельсхайм, не сводя с меня глаз.

Судя по всему, у неё были проблемы со слухом, поэтому она, к счастью, не расслышала сказанные шёпотом слова. Я мгновенно покинула её мысли, прежде чем она успела заметить, что я делаю.

— Ничего, — тут же ответила я.

Она приподняла вверх бровь.

— Во всяком случае, даже не пытайтесь и дальше говорить со мной о вашем дедушке, — повторила она слова, которые я, видимо, только что пропустила мимо ушей. — Передайте Адаму Торрелу, что он может продолжить навещать меня, как только вернётся. Но вам лучше здесь больше не появляться. Нет ни одной темы, которую мы смогли бы с вами обсудить.

— Жаль, — с горечью ответила я. Но её слова не удивили меня. — Желаю вам здорового Нового года.

Я быстро отвернулась и ушла.

Я ещё услышала, как дверь позади меня захлопнулась.

Всё время, которое вложил Адам, было напрасно. Мысль, что с Зарой фон Некельсхайм мне придётся начинать всё с нуля, стучала в голове. Одной или двух недель будет недостаточно. Чтобы выяснить причину, почему она не разрешает войти мне в гробницу, понадобится целая вечность.

Мне придётся опять проникнуть в её мысли, а для этого нужно заговорить с ней ещё раз. Но как это сделать, если она при первой возможности, скорее всего, захлопнет перед моим носом дверь? Я разочаровано перешла на другую сторону Базальтового переулка, а там свернула на кладбище.

Должен быть и другой выход. Быстрым шагом я прошла к склепу семьи фон Некельсхайм.

От спящих каменных лиц у меня по спине пробежали мурашки. Они напомнили мне выражение лица Ладислава Энде. Всего несколько часов назад я сама смотрела в лицо смерти. Я медленно подошла ближе и осторожно прикоснулась к одному из каменных лиц. Это была молодая женщина не старше меня.

Я вспомнила слова бабушки. Она сказала, что я должна ещё глубже погрузиться в элементы. Поэтому я закрыла глаза и мысленно отыскала рядом камень. Он был вырван из земли и являлся её частью. Я ощущала тёплое гудение земли и сильную магию, которая окружала камень, чтобы противостоять воде, морозу, солнцу и льду. Но я также почувствовала защитную магию, наложенную на камень.

Однако не смогла полностью понять её. Я погрузилась в камень и попыталась через него проникнуть в гробницу.

Мгновенно голову пронзила сильная боль, а лицо под ладонью задвигалось. Я, убрав руку с лица, разочаровано отошла. Оно укоризненно смотрело на меня открытыми глазами. Но я не стала ждать, когда проснуться все каменные лица и начнут осыпать меня громкими упрёками. Проникнуть в гробницу силой действительно оказалось почти невозможной задачей.

Я быстро ушла, пройдя между покрытых снегом надгробий. Я должна буду вернуться, когда у меня появится идея получше, как выведать тайну этой гробницы. Может бабушка знала какое заклинание, которое я смогу использовать, чтобы победить камень.

Быстро пройдя через рыночную площадь, я вернулась на каштановую аллею. Час, который дала мне бабушка, уже заканчивался. Она, наверное, уже с нетерпением ждала меня в ателье. Как только будет установлено второе защитное заклинание, это даст нам время. Может в следующий раз мне просто нужно будет застать Зару фон Некельсхайм врасплох и так быстро проникнуть в её разум, что она заметит это, только когда уже всё закончится.

Много лет назад её, конечно обучали отражать подобные атаки. Но это было очень давно, и я надеюсь, что она уже почти не помнит таких вещей. Я свернула в Каменный переулок и заметила, что толпа так и не разошлась. Разве воины Чёрной гвардии ещё не подоспели? Ведь половина зевак — немагические граждане, а только что был серьёзно нарушен 1 параграф.

Я протиснулась сквозь толпу и зашла в наш сад в Каменном переулке. Даже в палисаднике стояли люди и с интересом смотрели на тёмный от пепла снег.

Почему моя бабушка не навела порядок?

С удивлением я заметила, что входная дверь открыта.

Это было странно и совсем не похоже на мою бабушку, которая была осторожной. Мой живот сдавил холод, и мне стало плохо.

Что-то здесь не так, что-то абсолютно неправильно.

Мои ноги онемели, когда я, отталкивая в сторону зевак, прошла к двери и зашла в дом. Теперь я услышала рыдание, и меня ещё больше затошнило. Мне был знаком этот звук, потому что я часто слышала его летом, когда Жизель думала, что мы уже спим и не заметим, как она глубокой ночью даёт волю своим чувствам.

Но что заставило Жизель так грустить, что она начала плакать днём?

Что, ради всего святого, произошло? Меня ведь не было всего час.

Я медленно следовала за звуком в ателье бабушки. Казалось, будто ноги стали тяжёлыми, как свинец.

— Как ты могла это сделать? — услышала я голос, в котором было столько гнева и отчаяния, что он почти оборвался. Это Дульса. Ярость в её голосе испугала меня. В последний раз, когда она отреагировала так бурно, мы находились в Антрактике, а Бальтазар только что убил её сестру Сесилию. В то время она снова и снова отчаянно выкрикивала имя сестры, потому что та мёртвая лежала на земле.

Меня охватил холод, и я не смогла этому помешать.

Будто в замедленной съёмке, я вошла в ателье, разглядывая представшую перед глазами сцену.

На первый взгляд всё казалось, как всегда. Через витражные окна в комнату светило зимнее солнце, рисуя таинственные узоры на полу. На полочках стояли книги, и повсюду были развешаны для сушки травы. Но какой бы знакомой не была сцена, в то же время она была совершенно другой. В комнате находились Жизель, Дульса и Джулия.

Красочные цвета падающего в комнату света прижимались к фигуре, которая безжизненно лежала на полу, а под ней растекалась красная жидкость. Рядом с фигурой сидела на корточках Жизель и отчаянно рыдала. Всё её тело сотряслось, будто от судорог.

Во мне застыли все чувства. Разум отказывался понимать то, что я видела.

— Сельма, — Дульса в отчаяние посмотрела на меня.

Рядом с ней стояла Джулия с улыбкой на лице, выражающей явную радость. В руке она держала богато украшенный кинжал, лезвие которого покрывала тёмная жидкость. Этот кинжал я уже сегодня видела.