Владимир Бочкин

Дыра в земле

    Воздушный патруль никогда не дремлет, но патрульные обычные люди.  Я работаю в дневную смену. Мы просыпаемся очень рано, почти как школьники. И тем и другим, приходится ни свет, ни заря вставать с уютных кроватей и лететь по делам. Нам на службу, а школьникам успеть в школу до часа пик. Так требуют правила безопасности. Причём половина уроков как раз посвящена теории и практике полётов.

    Когда учился в школе, я часто мечтал о днях, когда смогу поспать подольше, но выбрал именно ту профессию, где требуется рано вставать. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что я был одним из лучших в школе по лётному делу. Людям вроде меня всегда найдётся работа. И моё приглашение в академию воздушного патруля – закономерность, а не случайное стечение обстоятельств. Я не возражал. В полёте вся моя жизнь. Я не мыслю своего существования без крыльев. Так что работа патрульным хранителем, как раз для меня. Целый день в воздухе, что ещё нужно для счастья!

    Сын весь в меня. Тот же талант к полётам и полное нежелание просыпаться по утрам.

    Вот и сегодня, сквозь сон, чувствую как встаёт жена, чтобы приготовить завтрак и разбудить младшего соню. Второе труднее и требует большего героизма. К счастью, обоих качеств у жены с избытком и я искренне сочувствую отпрыску. У него нет ни малейшего шанса. Я оказался прав. Когда, наконец, просыпаюсь достаточно, чтобы встать с кровати и отнести бренное тело в душ, сын уже сидит за столом в кухне и с видом великомученика ковыряет кашу. При моём появлении бурчит, что-то напоминающее доброе утро и ехидно спрашивает маму.

    - Почему ты меня каждый день будишь, а папу нет?

    На традиционный вопрос следует привычный ответ.

    - Потому что папа сам просыпается, а если тебя не разбудить, ты встанешь только к полудню (забавное слово, оставшееся от людей наверху, если кто не знает). Научись просыпаться по будильнику и нет проблем.

    Хмыкаю. Я действительно просыпаюсь сам, но мне это не доставляет никакого удовольствия.

    - Доброе утро, солнышко (очередной анахронизм, что такое солнце мы знаем только теоретически).

    Я рассеянно чмокаю жену в щёку и отправляюсь в душ.

    После утренних процедур и завтрака наступает пора лететь на работу. Сын направляется в ангар.

    - Сынок, давай полетим вместе?

    - Нет, я уже не маленький, - передёргивает плечами продолжатель моего славного рода, досадуя, что я не понимаю столь очевидных вещей.

    Нет, я не считаю его маленьким. Я чувствую гордость, когда вижу, как он ловко управляется с крыльями. И он это знает. Может, когда-нибудь он пойдёт по моим стопам и станет хранителем. Не хочу загадывать. Давить на него не собираюсь, а навыки отличного летуна пригодятся в любой профессии. Не говоря уж о льготах и прибавке к жалованью.

    Я останавливаюсь перед широким панорамным окном. Оно находится в конце коридорчика, слева от входа в ангар. Я всегда задерживаюсь на несколько мгновений, чтобы полюбоваться видом, который притягивает и манит меня с детства. Зовёт немедленно надеть крылья и пуститься в полёт.

    Мне рассказывали, что наверху, на Земле, бывает день, когда всё заполняется солнечным светом. Понимаю, представить трудно. У нас день – всего лишь время суток. Всё это кажется странным. Что людям делать с таким количеством света? У нас всегда царит полумрак. Чем ближе к поверхности, тем больше света, но я предпочитаю наши средние ярусы. Глазам легче, не приходится привыкать к слишком резким переходам различных оттенков сумерек во время полёта.

    Учёные говорят, что наше зрение приспособилось к жизни во тьме, поэтому мы теперь в темноте видим так же легко, как люди наверху при свете. Они называют это мутацией. Умничают. В своих выдолбленных в скалах квартирах, у нас тоже есть свет. Даже очень комфортная и оборудованная пещера, всё равно остаётся пещерой, а мы не летучие мыши. Но в свободном пространстве предпочтительнее родное зрение.

    Я с удовольствием смотрю на россыпь огоньков, мечущихся в пространстве. Я патрульный хранитель из воздушной гвардии и призван наблюдать за спокойствием летунов.

    Жена обвивает меня сзади руками и прижимается щекой к шее.

    - Нам надо сменить ковровое покрытие, да и панели на стенах устарели.

    Я поворачиваюсь к жене лицом и обнимаю в ответ.

    - Хорошо, займись этим сегодня, подбери по цвету, прикинь что к чему. Придётся нанимать рабочих, составлять смету. Вечером, когда вернусь, посмотрим насколько нам по карману новая отделка.

    - Я хочу в спальне синие панели, помнишь я показывала, как по телевизору. А деньги, - лёгкое пожатие плеч, - можем взять кредит.

    Мне не хочется углубляться в подробности предстоящего ремонта, поэтому я, вместо ответа, целую жену и направляюсь в ангар.

    Сын уже нацепил крылья или, точнее вдел себя в них, и сейчас нажимает пульт дистанционного управления. Ворота из толстенного ничемнепробиваемого стекла мягко раздвигаются. Сын улыбается мне и рыбкой уходит вниз. Через мгновение крылья раскрываются, и ещё одна большекрылая птица легко и уверенно вписывается в воздушный поток, скользит вниз к рою таких же летунов.

    Я уже заканчиваю впрягаться в сбрую, когда включается аппарат внутренней связи.

    - Лёша, залети по дороге в магазин. У нас заканчивается стиральный порошок, а хозяйственный как раз возле вашей Базы.

    - Дорогая, у меня в конце смены инструктаж. Вызови доставку на дом.

    Это тоже каждодневный обычай. Таня находит повод, чтобы проявить заботу и беспокойство по поводу моей службы. А все необходимые покупки делает сама и убьёт любого, кто лишит её удовольствия летать по магазинам. Специально так завуалировано. Считает, что не следует своей заботой давить на моё самолюбие. В чём-то она права и я ценю эту деликатность. Вот и сейчас.

    - Хорошо, - и после паузы, как бы между прочим. - Милый, будь поосторожнее.

    - Как всегда, - настроение улучшается, словно меня согрели в объятиях. Хочется пригласить жену в ресторан, а ночью показать в какой я отличной форме. Чтобы она за меня так не волновалась, разумеется.

    В пространство я выпорхнул как птичка и включился в общий поток воздушного движения.

    База находится на более низком ярусе, поэтому я остаюсь во внешнем потоке, который по спирали опускается вниз против часовой стрелки. Если бы мне нужно было подняться наверх, я бы вырулил во внутренний поток, где уже по часовой стрелке мог подняться на верхние ярусы или даже на поверхность, если бы такая блажь ударила мне в голову. Такое построение не прихоть, а особенность воздушных потоков. К тому же очень упрощает движение. Если бы летали все вместе, то количество аварий возросло бы неимоверно.

    Полёт действует на меня бодряще. Полёт меня окрыляет.

    Я скорее по привычке, чем по необходимости оглядываю окрестности. Сейчас людей мало, я ещё не на дежурстве, и час пик начнётся примерно через час. Крылья летунов сверкают в полутьме серебристым светом, общепринятой люминесцентной краской для обычных граждан. Другие цвета имеют право носить только специальные службы. Например, медики всегда чётко выделяются ярким золотом больших крыльев. Ну а мы, по традиции сверкаем красным светом, цветом опасности и тревоги.

    Наши крылья больше и грузоподъёмнее, чем обычные, не говоря уж о скорости и маневренности. Совет как-то рассматривал вопрос о праве каждого купить подобные крылья, только без нашей расцветки, разумеется. Этот проект отклонили, что к лучшему. Если у нарушителей будут такие же крылья как у нас, то мы лишимся единственного преимущества. Потому что первый удар уже даёт преступникам фору. И как прикажете их догонять? У них появится прекрасный шанс оторваться от преследования и скрыться где-нибудь в безлюдных, заброшенных пещерах. Тогда наша служба окажется совсем невыносимой. Останется отстреливать преступников на месте, а не ловить.