В Америке слабый Майк Дукакис, объявляющий национальными героинями ярмарочных ведьм, в России - властный технократ Баталин, четко знающий цену каждому добытому баррелю, они определенно должны были сработаться. Сам я Баталина впервые видел, но Штроттхотте, торгующий с Москвой нефтью, весьма уважительно о нем пару раз отзывался.

О предполагаемом Президенте я наводил справки везде, где можно, но мало кто из европейцев знал этого человека - Баталин был больше ориентирован на деятельность внутри Союза и не успел сильно засветиться на Западе. Кое-кто его, конечно, знал, но ни один из моих знакомцев не смог дать исчерпывающей справки об этом человеке. “Умен, обаятелен, быстро соображает” - это не характеристика для чиновника такого уровня. Они по долгу службы должны быть на таком посту “умными и сообразительными”.

Больше всего мне рассказал о нем отец, оказывается уже больше года числящийся у Юрия Петровича в советниках. Он даже не поленился приехать ко мне в Андорру, благо что ехать было недалеко.

- Знаешь, - сказал он, когда разговор стал серьезным, - Полтора-два года назад, после той истории, когда мне запретили выезд из Москвы, Сардж посоветовал внимательнее посмотреть на этого человека и мы с Козловым прислушались. Глыба-человек, как говорили в моей молодости - человечище! Если кто-то и может что-то полезное сделать в Москве, то это, несомненно, Юрий Петрович. И если Баталин воплотит в жизнь все, что придумал он сам и его аналитики-экономисты… Грядет что-то большое, сын. Мне трудно судить об этом, я хоть и натаскался в последнее время во всех этих дебетах-кредитах, свопах и фьючерсах, но это знание дилетанта - поверхностные и обрывочные, копни чуть глубже текущей ситуации и я буду наматывать сопли на кулак. А у Баталина есть готовая программа действий, и ответ на любой вопрос. И знаешь, когда Саура с компанией подробно ознакомились с ней, решено было двигать Юрия Петровича вперед, исключив из его команды некоторых откровенных пройдох и жуликов. Так что весь последний год, когда он сам ушел со всех государственных постов, госпожа Стрельцова финансировала создание Института стратегических инициатив под его руководством, который занялся проработкой имеющихся данных и выработкой новой программы, учитывающей не только внутренние нужды страны, но и внешний фактор.

- И меня? - спросил я, немного бесясь оттого, что никто не посчитал нужным ввести меня в курс дела.

- И тебя, и много кого еще. Подкинули нормальных советников из американских, европейских институтов, тех, за спинами которых нет никого из спецслужб. Свели его с Бэем и людьми, работавшими над созданием БЭР, познакомили с Гиффеном… Так что, дорогой мой королек, в Москве появился человек, обладающий определенным авторитетом, программой действий, солидными связями на Западе, огромным финансовым плечом и большим опытом работы в среде промышленников и чиновников. И если не случится что-то совсем уж нехорошее вроде удавшегося покушения, то скоро курс страны существенно изменится.

- Что он будет делать?

- Ну… я не все помню, не та уже память. Так, навскидку: монополизация внешней торговли в руках нескольких государственных компаний, трехуровневая экономика…

- Что? Это как?

- Первый уровень - плановая экономика, в которой стратегические отрасли вроде нефтедобычи, транспорта, ВПК. Второй - нормированная экономика. Это когда какому-нибудь заводу поставят государственное задание на выпуск миллиона тонн стали по госрасценкам, а все что сверх - он может либо реализовать на свободном рынке, либо заключить договор с внешнеторговыми компаниями на экспорт. И третий уровень - общепит, легпром, сельское хозяйство - частично. Здесь будет царство свободного рынка с полностью свободным ценообразованием. Второй и третий уровень - акционирование или аренда госсобственности.

- Еще что?

- Слушай, сын, - сморщив лоб, сказал отец. - Я, можно сказать, советник по персоналу и доверенное лицо при переговорах. Я не экономист. Нужны подробности - закажи в Москве Программу Баталина, она уже должна быть отпечатана в типографии. Почитай. Твой дружок Саура от ее первого варианта был в восторге.

Мне было немного неприятно, что отец больше работает с Фроловым, а я отошел на второй план и едва вообще не выпал из их теплой компании, но дело - прежде всего. Если меня не пытаются направить в какое-то определенное русло, значит, я все делаю правильно.

- Как там вообще, в Москве?

- Бурлит страна, - с каким-то непонятным восхищением сказал отец. - Настоящий Вавилон. Помнишь, раньше капиталисты-иностранцы бывали в Москве только во время фестивалей да киноконкурсов? Теперь не протолкнуться от англоговорящей публики. Все гостиницы забиты - даже мне места не нашлось. Кого только не встретишь! В Госплане спускаюсь по лестнице, а навстречу мне знаешь кто идет?

- Санта Клаус?

- Точно, в самое яблочко! Самый настоящий Санта Клаус! - рассмеялся отец. - Алан Гринспен! Живой и здоровый. Ну вокруг, конечно, помощники всякие. Рядом Мэтлок вышагивает. А следом за ними - Абалкин под ручку с Бальцеровичем.

- Бальцеровичем? - фамилия польского министра финансов была мне знакома, но его появление в Москве выглядело странным.

- Он, он, - подтвердил отец. - Ему в Варшаве с последствиями “большого взрыва” разбираться бы, а он в Москве - Абалкина лапает!

Пока я метался в поисках крупиц информации, в Москве действие развивалось как в хорошо отрепетированном спектакле. Депутатский корпус, две недели назад проявивший себя как беспокойный улей, повинующийся, однако, любой команде Президиума, склонный к полному соглашательству с “линией партии и Михаила Сергеевича”, вдруг заартачился и отказался следовать предложениям Политбюро. Зашел пространный разговор разговор об отмене конституционного положения о “направляющей роли компартии”, о лишении привилегий партийных и советских чиновников, о передачи власти Советам. На трибуне мелькали люди из каких-то новомодных фракций, течений, зачатков партий. Многие всерьез полагали, что если опять все отнять у коммунистов и поделить между гражданами - все разом станет волшебно. Другие, напротив, предлагали начать закручивание гаек, побольше судить и расстреливать - цеховиков, коррумпированных чиновников, воров и “вредителей”. Спектр мнений о том “как обустроить Россию” оказался очень широким.

Однажды на трибуну выбралась какая-то старая перечница, принявшаяся вещать какую-то кровожадную ахинею о том, что “всех коммуняк” нужно вывести в чистое поле, поставить к стенке и расстрелять, а потом повесить - дама была освистана из зала и едва увернулась от тяжелого ботинка, прилетевшего с первых рядов заседающих депутатов.

Кто-то зачитывал в микрофон “Обращение Александра Исаевича Солженицина” и хлопали ему народные избранники ничуть не жиже, чем две недели назад товарищу Горбачеву, кто-то поднимал вопрос о российской самобытности, кто-то настаивал на самоопределении всех наций, вплоть до малых народностей, в принципе не имеющих возможности обладать хоть какой-то государственностью. Киношники клянчили деньги, плакались о неблагодарном зрителе, бюрократизированной системе Госкино и жаловались на жизнь вообще, ученые просили просто не мешать и расширить финансирование, партийные бонзы желали придержать коней, всесторонне обсудить происходящие в обществе процессы и на следующем Пленуме ЦК принять проработанную со всех сторон программу. Молодежь требовала жилья, а заслуженные пенсионеры - приличных пенсий, в том числе и для колхозников, чья базовая пенсия в двадцать три рубля могла помочь только дешево удавиться. Западники-либералы кивали на опыт “развитых стран”, упуская из виду трехсотлетнюю историю колоний, а представители патриотических направлений требовали вспомнить деяния Столыпина, Витте и Канкрина. Смешнее выглядели западники: не зная ничего о предмете, который они рекомендовали как образец для подражания, видя только поверхностные признаки сытости, они с пеной у рта отстаивали чужие ценности. Я представил себе, как бы это выглядело в реальной жизни: