- Если наши правительства не объединятся в ближайшие два года, - громко произнес со сцены глава Volvo заключительные слова, - мы должны будем на это отреагировать и прекратить всякое производство!

Аплодисменты не были бурными, скорее, этот легкий шелест мягких ладоней выглядел как аккуратное признание со стороны согласных с высказанной позицией людей.

Американцам в последние десятилетия удавалось очень удачно рекламировать свое понятие свободы. Если кто-то думает, что они говорят о личной свободе человека, то он почти не ошибается, следует лишь сделать небольшое уточнение: речь идет о личной свободе обеспеченного средствами человека от опеки государства. И только лишь от него. Исключая, разумеется, налоговую составляющую, являющуюся для благовоспитанного гражданина США неподдельной священной коровой. Можно убивать соседей, можно воровать у нищих, можно создавать лжецеркви, но никогда нельзя не платить налоги! Это и есть квинтэссенция американской свободы. От всего, но не от корпораций. Только корпорации, в американском понимании, имеют право выжимать человека досуха, но никак не государство. Не может быть у одного раба двух господ - работодателя и государства. Чьим-то придуманным правом на эксплуатацию “свободного” человека придется поступиться. И, согласно догмам, одинаково правильно трактуемым и имеющими право голоса республиканцами и демократами, освещенное природой право эксплуатации человека принадлежит не обществу ему подобных, но только лишь работодателю - корпорации, которой наплевать на любые свободы, прописанные во всяких глупых Конституциях, если они мешают ей получать прибыль.

Кто не оставался работать до полуночи, желая продвинуться по служебной лестнице? Кто не шел на должностные преступления, втайне лелея мечту подняться чуть выше или получить премию? Кто не соглашался на очень низкую начальную зарплату, рассчитывая стать полезным, выслужиться и “получить свое”? Кто не отказывался от нужного отпуска просто потому, что “ты нужен корпорации”? Список актов самоотречения во имя фирмы можно продолжать до бесконечности. Но везет очень немногим. И еще меньшему количеству людей в цивилизованном мире вообще ничего не нужно делать, чтобы быть полностью свободными от всего - от корпораций, общества, любых обязательств, навязанных извне. В благословенной Америке таких побольше - они владеют собственными корпорациями, но в Европе таких очень немного.

И все же американским коммивояжерам высшего ранга удалось продать эту новую идею в старушку-Европу. Глупые европейцы, давно уже ждавшие чего-то подобного, сожрали эту поделку даже не поморщившись. И запросили добавки. И она, конечно, была предоставлена.

Каждый новый проект объединения рынков, стран или регионов корпорациям давал все больше прав, отбирая их у государств. Пошлины при каждом новом объединении отменялись, акцизы снижались, протекционистские законы упразднялись - все это отбирало у государства старинные инструменты влияния на своих граждан и их доходы. И наделяло корпорации новыми возможностями проникновения на новые рынки.

На таких полутайных форумах, где не бывает журналистов, на таких сборищах, о которых извещают только тех, чье присутствие обязательно, решаются большинство вопросов в Америке, а теперь и в Европе. Но как дань традиции поклонения отцам-основателям, на них обязательно присутствует несколько эмиссаров от заокеанских бизнес-кругов. В качестве заезжих “гуру из Бобруйска”. Они что-то говорят, их слушают, разинув рты, и удивляются, как столь простых вещей не замечалось раньше? И эти новомодные истины очень быстро приобретают неофитов с упертостью фанатиков толкающих свои “свежие” взгляды в массы. Сегодня это невнятное изложение позиции на таком вот междусобойчике, через полгода - проект закона, обсуждаемый в Париже, Брюсселе и Риме, а еще через год это работающий закон.

В самом деле, никто ведь не думает, что у какого-нибудь депутата из сельской глубинки есть заслуживающее внимания мнение о будущем космической отрасли или здравоохранения? Дело депутата - нажимать на красную кнопку со своим голосом, подтверждая правильность работы профильного комитета, где тоже никто не разрабатывает никаких законов. Разве можно представить какого-нибудь Генсека, Премьера или Президента, легко понимающего разницу интересов банковского капитала и промышленного, справедливо решающего, что в данный момент стране нужнее - военные расходы или траты на образование? Таких людей нет. Но есть американские коммивояжеры от идеологии, у которых есть ответ на любой вопрос и желание помочь всем и каждому - точно как у приснопамятных сотрудников похороненных большевиками многочисленных Коминтернов. Не удивлюсь, если забытые коммунистами технологии распространения своего учения нынче успешно используются какими-нибудь “чикагскими мальчиками” повсюду от Чили до Японии.

Демократическая действительность так же далека от теории, как и коммунистическая. Да и верно все - нельзя давать реальную власть в руки кому попало, ничего из этого хорошего, как правило, не выходит, а только одни кровавые термидоры, да убийственные октябри. Куда лучше будет, по мнению неолибералов, если власть в любой ее форме сосредоточится в руках доказавших свое право ею распоряжаться - у Председателей Советов Директоров транснациональных корпораций, у Президентов банков, у Генеральных директоров, словом, у тех, кто доказал историей своего успеха, что может работать с любыми людьми, с любой информацией и в любое время!

Круглый стол закончился около пяти часов вечера, под начавшимся холодным и унылым дублинским дождем я добрался до машины - рядом Гвидо нес зонт, пытаясь держать его над моей головой, но, кажется, катастрофически за мной не успевал - и потому я успел изрядно вымокнуть.

Потом был короткий перелет в Лондон, где уже были приготовлены для примерки праздничные костюмы и куда уже прибыл Персен со своим кабинетом с самым неофициальным визитом из всех возможных.

Когда говорят, что Париж - столица моды, городу желают польстить. Подлинная столица моды - Лондон. Черт, о чем бы я не начинал говорить, я постепенно обязательно скатываюсь к Лондону - так велика моя к нему любовь и так же глубока ненависть. Но все же здесь я прав - столица моды именно он. Здесь шьют безукоризненные костюмы, раскупаемые по пять тысяч фунтов со скоростью продажи горячих пирожков, здесь создают самые интересные женские туалеты ценою в десятки тысяч, а Париж… Париж - он для публики попроще, для перьев и блесток, для цивилизованного карнавала, место, где женщины под белыми блузками носят черные бюстгальтеры, а мужчины бывают в туфлях на босу ногу.

Но то, что я увидел, никак не укладывалось в моей голове! Наши праздничные одеяния по замыслу бродвейского режиссера должны были явить толпе десяток уродов в буклях и кафтанах времен Карла V, в расшитых едва ли не бисером туфлях. Еще хуже дело обстояло с эскортом - Томовы молодцы должны были облачиться в какую-то жуткую помесь одежды шотландских стрелков и папской гвардии. Вместо оружия предполагались невообразимые декоративные алебарды, делающие охранников очень похожими на карточных валетов.

Пьеру нравилось, это было видно по его довольной физиономии, а меня едва не хватил апоплексический удар. Ну или что-то такое же серьезное.

- Я это на себя не надену. Пьер! Даже если мне пообещают личное присутствие Елизаветы Второй со всем ее выводком, я этого не надену!

Все присутствующие министры кабинета месье Персена, кроме Пьера и Гвидо, понимавших английский, продолжали улыбаться, разглядывая себя в пышных нарядах.

- Гвидо, скажите всем здесь, что я это не только на себя не надену, но и им не позволю и… платить за это отказываюсь! У нас не опера на открытом воздухе! И я не желаю перед всей Европой выглядеть ряженным шутом, - меня так трясло, что я расплескал виски, наполняя себе стакан. - Уберите это! Уберите это к чертям и больше никогда мне не показывайте. Пьер, я доверил вам подготовку, а вы не согласовали эскизы! Пьер, я не понимаю?!