Юра
Ощущение тревоги мешало сосредоточиться на работе. После каникул и так всем сложно вернуть в рабочее состояние. Кто-то успел соскучиться по одноклассникам, кому-то не терпелось похвастаться своими подарками на Новый год, другие наперебой рассказывали, куда ездили на зимние каникулы. Я же смотрел в окно на усиливающийся снегопад и хотел всё бросить и бежать за Надей. Мне стоило немалых усилий вернуться к работе и не начать трезвонить. Один раз я всё-таки позвонил, но, конечно, она не ответила. Наверняка выключила звук перед экзаменом.
Надо вести себя сдержанно и ответственно. Если уж мы решили строить семью, то и на работе я должен работать.
Мрак.
Полдня безуспешно уворачивался от поручений коллег и завуча, слишком многие хотели на мне поездить, в итоге просидел в учительской на очередном внеплановом совещании. Продолжал нервно поглядывать на улицу, где уже стремительно темнело, а метель лишь нарастала.
До машины добрался только полпятого, а до дома полз и того медленнее. Дворники не успевали за чисткой стекла, а ещё я чуть не застрял на заметённом въезде во двор.
Она дома…
Успокаивал я себя.
А почему свет не горит тогда?
Не выспалась и легла пораньше.
Всё повторялось как тогда… а я так же отчаянно убеждал себя, что всё будет хорошо.
Темная холодная квартира. Пустая… Только сиротливо оставленный на столе мобильник и ключи.
Здравый смысл покинул меня, когда в институте мне сказали, что Надя уже три часа как сдала экзамен.
Тогда я знал, куда мне идти, я лишь боялся не успеть. Я бежал к ледяной горке, куда Надя так упорно меня звала покататься.
Но здесь, в большом и чужом городе, я понятия не имел, кому звонить и где искать её.
В полиции надо мной посмеялись. Ожидаемо. Здесь никому нет дела друг до друга. Дома было по-другому.
— Вы поздно, — я оторвался от компа и почти целиком проглотил дольку мандарина, которая тут же встала поперёк горла, когда я увидел встревоженные лица родителей.
— Юр, Надя пропала. Домой не вернулась сегодня.
В голове ещё долго эхом разносило эти две роковые фразы.6c8ce3
Я набросил куртку, даже не удосужившись застегнуть её, и бросился в ночь.
Перед глазами мельтешили колючие снежинки, а за руку меня дёргала детская варежка. Я оттолкнул её… И прямо сейчас она…где-то там совсем одна.
Разум захлёбывался от ужасающих вероятностей, которые стремительно сменялись одна другой, и с каждой новой реальностью, рождавшейся в моём воображении, в сердце не оставалось места для надежды. Но я всё бежал, бежал, бежал, пока не пришёл на пустынную горку, упиравшуюся в крохотную скрытую подо льдом речушку.
Не раздумывая, скатился к берегу, едва не потеряв равновесие, въехал скользкими ботинками на гладкую поверхность, щедро запорошенную снегом. Топнул ногой, проверяя лёд на прочность. Нет. Нет. Нет. Ты точно не могла провалиться, Надя. Где же ты?! Несся, обгоняя колючую метель, сначала в одну сторону, затем развернулся и помчался обратно.
Время работало против меня, против тебя, против нас. Я не хочу, чтобы твоё фото появилось в красной рамке с датой пропажи и коротким описанием внешности и одежды. Не хочу видеть укоризненные репосты и сочувствующие комментарии. В объявлении напишут, что на ней были варежки со снежинками и самые добрые на свете глаза, в них любви хватило бы на весь мир, и даже на меня. Но моя озлобленность и жадность привели к непоправимому.
Спотыкался. Ноги тормозил глубокий снег, тащил назад глубже в моё беспросветное отчаяние, а затем мыс ботинка вдруг уткнулся во что-то мягкое и неподвижное.
Такая маленькая, что тебя полностью замело и спрятало ото всех, но не от меня. Выдернул тебя руками из снежного плена и прижал к груди, как котёнка, пытался спрятать и обогреть под курткой. Но ты не становилась теплее и даже не дрожала. Слишком поздно? Почему никто не ищет нас здесь? Почему я не взял с собой мобильник?
Вот так просто забытый телефон дома лишил нас последнего шанса на спасение.
Оставленный дома телефон… Сегодня его забыла ты, а я снова бегу по заснеженным лабиринтам и не вижу выхода. Ничего не меняется.
— О, Юра, ты чего?
Оборачиваюсь. В дверях маленького магазинчика сладостей стояла Надя с внушительным пакетом в руках, а я долго пытался проморгаться, чтобы поверить в то, что это по-настоящему, что я не сошёл с ума. С ней всё в порядке.
— Ты…
— Ага, я. Надело в подъезде сидеть. Я ключи забыла. Вот решила забежать купить твоих любимых конфет. Представляешь, на них сегодня акция. Повезло. Хочешь достану тебе одну?
Она принялась разрывать тонкими пальцами целлофановый пакет, а я всё никак не мог надышаться. Опустился перед Надей на колени и уткнулся лбом ей в ноги, даже не пытаясь сдерживаться. Заплакал, как тот одиннадцатилетний мальчик, которые бежал сквозь метель с угасающим солнышком на руках, пока встречная машина не тормознула и не отвезла нас больницу.
— Юра, ты чего? — повторила она и коснулась моих волос, впитывая в себя мою дрожь.
Я рассказал ей обо всем уже дома. Про тот день и гложущее меня чувство вины, про то, как добровольно изолировался от неё и присматривал со стороны, не решаясь вновь стать частью её жизни.
Надя внимательно слушала, не перебивая, а потом осторожно сказала:
— Я тоже это помню. Я не могла сама залезть обратно на горку. Так глупо. Выбилась из сил и решила пройтись по берегу, а потом помню уже смутно… Но если бы не ты, не было бы нашего разговора сейчас. Почему я должна злиться на тебя?
— Я забрал твой свет. Ты была счастливой и доброй до того случая… А после ты почти не улыбалась.
— Ты действительно забрал мой свет, Юра. Я долго не могла понять, чего мне не хватает в жизни. Почему, когда я выхожу во двор или приезжаю летом на дачу, мне так одиноко? Да, это ты забрал мой свет, исчезнув из моей жизни. Никогда не делай так больше!
— Ты понятия не имеешь о чём просишь, чокнутая!