— Но ведь и у эльфов медные деньги, — не понял Глеб. — Зачем им золото?

— А зачем они его повсюду скупают? — возразил старик. — И делают они это, кстати, не сами, а через гоблинов. Гоблины для них и монеты чеканят. Понимаешь, меди много, и цена этим деньгам была бы невелика, если бы эльфы не заставили всех думать иначе. Но золото и серебро продолжают всеми цениться, поэтому многие пытаются ими разжиться и сохранить на черный день. Таких людей наказывают, но самим эльфам это делать не возбраняется.

— Но ведь это удобно, — сказал мальчик. — У нас во всех княжествах чеканят свои монеты, но вес золота и серебра в них одинаковый, поэтому никто не смотрит, где чьи деньги. Наши князья об этом договорились, но на западе много королевств. Как с ними со всеми договариваться?

— Удобно, — кивнул Марк, — и удобнее всего самим эльфам. Они этой меди могут чеканить столько, сколько захотят, и никто не имеет прав отказывать им в покупке. Не понял? Представь, что я эльф. Набрал я медных денег и приехал, скажем, к пшекам. Дворец мне могут не продать, потому что это жилище, а вот рудники я могу купить, и плевать на то, согласен ли на такую продажу их владелец или нет.

— Но ведь и к ним можно поехать с этой медью.

— Можно, — согласился старик. — Только плыть за море долго, дорого и опасно, да и многие ли туда поплывут? Поэтому деньги эльфов к ним почти никогда не возвращаются. Да и не все они нам продают, многое только для своих. Давай прекратим этот разговор об эльфах: надоело.

— Глеб! — сказала за спиной девушка, оторвав его от воспоминаний.

Обернувшись, он увидел стоявшую в двух шагах Дарью. Она выглядела взволнованной и глубоко и часто дышала. Видимо, узнала о его скором отъезде и бежала сюда от своего дома. Весной, в день праздника богини плодородия, все еще не нашедшие себе пару юноши и девушки славили ее любовью. В этом году Глеб вошел в возраст, поэтому первый раз принял участие в этих играх. Девушки убегали и прятались, но так, чтобы их догоняли те, кто был по нраву. Бывали и промашки, но редко. Вот и Дарья ему подставилась. Глеб сделал все, как учил отец и, видимо, сделал хорошо, потому что крики девушки слышали многие, а она сама с тех пор не давала ему прохода. И это несмотря на то, что он не отличался ни красотой, ни силой. Юноша тогда мало что запомнил и не сильно рвался повторять, тем более что было не с кем. Те девушки, которые задержались в девках и имели склонность к парням, его не жаловали, а Дарью лучше было не трогать. Одно дело — слава богини, и совсем другое — блуд, да еще с девушкой, которая к тебе неровно дышит. Еще побежит и утопится, а ему ее отец оторвет яйца и будет в своем праве.

— Это правда, что ты уезжаешь? — отдышавшись, спросила она. — А как же я?

— Не могу я здесь жить, — отведя от нее взгляд, ответил он. — Не мое это! Извини, но я тебе ничего не обещал. Я не красавец, а ты девушка красивая и найдешь себе парня получше.

— Возьми меня с собой! — выпалила Дарья, заставив его приоткрыть от удивления рот. — Я оденусь парнем…

— С ума сошла? — сказал он, постучав себя по голове. — Куда я тебя возьму, если еду драться и сам не знаю, что со мной будет завтра? К тому же нас без согласия родителей ни один жрец не поженит, да и не хочу я…

— Мне другие не нужны, а к алтарю можно сходить в любом из королевств! Их жрецам все равно, кого соединять, лишь бы заплатили. Эльфийская медь у отца есть, а заключенные на западе браки признаются и у нас!

— И твой отец на такое согласился? — вытаращился на нее Глеб. — Никогда бы не подумал на Аксена!

— Конечно, он не согласится, — упрямо вздернув подбородок, сказала девушка, — только мне в любви ничьего согласия не надо, кроме твоего! Он все равно обязан отдать за меня выкуп, вот я его и возьму. Не бойся: я тебе в дороге обузой не буду. Сам знаешь, что управляюсь с луком не хуже тебя!

Некоторые из деревенских девчонок наравне с мальчишками бегали с охотничьими луками в соседний лес и на озера за белками и птицей, и Дарья была одной из них.

— Зачем мне такая обуза, как жена? — сердито сказал Глеб, которому надоело деликатничать с настырной девчонкой. — Поищи тех, кому это нужно. У многих в деревне он больше, чем у меня, так что они тебя живо утешат!

— Дурак! — крикнула она ему, развернулась и убежала.

«Пусть я буду для нее дураком, — думал он, идя по тропинке к дому. — Это лучше, чем взять ее с собой, а потом маяться. Кому нужен дружинник с бабой? Да и мне она не нужна. А если убьют, хоть домой не возвращайся».

Когда он зашел во двор, отец седлал коня, а брат с сестрой трудились по хозяйству. Ни с кем не разговаривая, Глеб помог сестре с водой и дровами, после чего ушел в свою комнату и не выходил до ужина. Общаться ни с кем не хотелось, а перед родными было почему-то стыдно. Когда стемнело, приходили приятели звать на посиделки, но он отказался. На следующий день Глеб все собрал в дорогу и до вечера выполнял свою обычную работу по хозяйству. О завтрашнем отъезде с ним никто не разговаривал, с ним вообще за весь день перемолвились несколькими словами, когда без этого нельзя было обойтись.

«Ну и ладно, — думал юноша. — Так даже лучше: легче будет уезжать, когда от тебя все отворачиваются. Лучше неприязнь, чем слезы и уговоры. Все равно мне здешняя жизнь не мила».

Утром он позавтракал вместе с семьей, а потом взял котомку и лук и вышел во двор. Здесь и попрощались.

— Держи этот шлем, — сказал ему отец. — Он не раз спасал мою голову, может, спасет и твою. Если надумаешь, возвращайся.

Он отдал сыну шлем и ушел в дом.

— Прощай, брат, — сказал Устин. — Знай, что я не рад твоему уходу, а поддержал тебя, потому что вижу, что тебе все здесь надоело. А если так, то какая жизнь? Дом я бы себе построил и сам. Если отец женится, это все равно придется делать.

— Здесь еды на три дня, — сказала сестра, протягивая ему узелок. — Больше не клала, потому что испортится. Иди и постарайся вернуться домой.

Глеб забрал все, что ему дали, поклонился дому и вышел за ворота. Узелок он положил в котомку, которую повесил на спину, два колчана со стрелами висели на плечах, а лук пришлось нести в руках. Кроме него и засапожного ножа, другого оружия у юноши не было. До тракта, где ему нужно было ждать обоз, было пять верст. Дождей не было декаду, поэтому он за час добрался до нужного места. Дорога влилась в тракт, который от нее отличался только большей шириной, и Глеб, сняв с себя все вещи, сел на обочине с таким расчетом, чтобы на него не сдувало пыль. Ждать пришлось до обеда, и он уже хотел подкрепиться, когда услышал скрип тележных осей и топот копыт, а вскоре увидел выехавший из-за поворота тракта обоз. Дождавшись, когда подъедут первые возы, юноша со всеми поздоровался и по указанию приказчика Матвея забрался на третий воз.

— Давай знакомиться! — хлопнул его по плечу сидевший на том же возу охранник. — Меня зовут Ивор, а на задних возах едут Онисим, Кондрат и Гридя. Нашего возчика зовут Мартыном, ну а с остальными познакомишься сам на ночлеге.

— Глеб, — назвался он.

— Ты всегда такой немногословный? — спросил Ивор. — Я вижу, меча у тебя нет. С луком-то как управляешься?

Сам он, несмотря на жару, был одет в кожу и легкие доспехи и вооружен мечом и кинжалом. Примерно такой же вид был и у остальных охранников. У двух в дополнение к мечам были маленькие копья из тех, которые бросают во врага, а луков юноша ни у кого не видел.

— Держу три стрелы, — ответил Глеб. — На полсотни шагов попаду белке в глаз, если не вертит башкой. В каждом колчане по двадцать стрел, половина из них боевые. А болтать что-то не хочется, но тебя с охотой послушаю.

— Это хорошо, — довольно сказал охранник. — У нас был лучник, но его перед самой поездкой сманили. Ты еще не ел? Учти, что мы уже останавливались на обед, только вот для тебя ничего не осталось.

— Я поем свое, — сказал юноша, развязывая котомку. — Не скажешь, что везем на продажу?

— Вышата каждый год торгует одним и тем же, — ответил Ивор. — Мед в бочках, плавленый воск, соболь и льняная ткань. В этом году едем второй раз, поэтому только восемь возов. Первый раз их было в два раза больше. У пшеков никакой торговли не будет, все везем для бошей.